Масштабный передел собственности в Украине неизбежен, но он будет носить более глобальный характер, чем в 90-е.

— То есть, в любом случае в Украине грядет большой масштабный передел. Только это будет передел не такой, как в 90-е годы, на уровне местных политэкономических разборок, а с включением в глобальную игру.

— Совершенно верно. Если говорить о переделах в Украине, то этот алгоритм распространяется на большинство постсоветских государств.

Можно говорить о трех периодах. Первый период связан с переделом влияния на объекты.

Второй период связан с перераспределением уже оформленной и начавшейся капитализироваться собственностью, с целью распоряжения этими отношениями для включения в международную систему отношений.

Третий передел уже вообще не будет связан с этими силами, а будет связан с игрой внешних субъектов, которые заинтересовались украинскими активами.

Игра этих субъектов интересна не тем, сколько они денег принесли в украинскую экономику, а своими практиками — что они начали делать с активом, который приобрели.

Это вообще очень показательно относительно того, как наши активы могут трансформироваться и меняться в условиях глобальной экономической игры.

Вспомним «Криворожсталь» — это крупнейшее предприятие в Украине, которое было не только источником валюты для бюджета, но еще и интегральным компонентом внутринационального разделения труда. Сюда входили многочисленные поставщики, торговля, рабочие места, короче говоря, это был элемент экономической инфраструктуры Украины.

С приходом крупной ТНК как объект оно продолжает функционировать, но корпоративные связи транснациональной компании, поставки угля, приход и порядок закупки технологий, получение прибылей уже вышли за пределы украинской экономической структуры.

Представьте, что таким же образом может произойти трансформация земли как ресурса. В какое-то время сельхозугодия могут стать элементами продовольственных программ Египта, Сирии, Саудовской Аравии и т. д.

Уже сейчас экономисты и политики говорят о том, что к нам обращаются страны с продовольственными проблемами, с просьбой эксплуатации, долгосрочной аренды и даже выкупа энного количества земли и размещения там заказа на производство того или иного вида продукции. Страшного в этом ничего нет, кроме одного: если это приобретет тотальный характер, а передел земли будет происходить в условиях затяжного глобального экономического кризиса, то в какой-то момент украинское национальное правительство потеряет возможность проводить самостоятельную аграрную политику. Вопрос ведь не в форме собственности, а в том, в состоянии ли власть как субъект регулировать профиль, объемы, использовать это направление как элемент глобальной конкуренции и является ли государство регулятором данного направления. Или же оно является просто потребителем налога от эффективно действующего субъекта.

— Более того, внешние силы уже требуют, чтобы Украина выполняла определенные функции в рамках глобального разделения труда в тех секторах, где она имеет потенциал, ресурсы, и есть на это запрос. Речь идет, в частности, об агропромышленном комплексе.

— Тема земли — это отдельная тема, но это касается и других направлений реального сектора Украины. Проблема украинской экономики заключается в том, что мы владеем высокотехнологическим, но несбалансированным промышленным комплексом, где очень много фрагментов, компонентов крупных технологических цепочек, существовавших еще при СССР.

Изначально существовало три пути развития этого комплекса.

Первый — восстановительный, его называли реакционным, неэффективным. Грубо говоря, он подразумевает, что после развала Союза было необходимо найти оптимизированную модель, только рыночно оформленную. Тогда говорили о создании межгосударственных финансово-промышленных групп, кооперации и т. д. Этот путь, по сути, уже закрыт.

Второй путь связан с грубой распродажей активов как ресурса (помещения, земля, металл). Ведь многие предприятия, и это не секрет, выкупали собственники для того, чтобы демонтировать оборудование и продать.

Третий путь — это включение компонентов национального сектора в транснациональные связи, где системообразующим является внешний субъект. Как правило, это крупные транснациональные компании. Яркий пример для Украины — все тот же приход Mittal Steel на «Криворожсталь». То же самое может происходить и в химической промышленности и других отраслях. Проблема состоит в том, что второй и третий путь сейчас комбинируются. Украина в какой-то момент потеряла возможность целенаправленно проводить модернизацию и структурную перестройку. А без структурной перестройки модернизация не имеет никакого смысла. При этом Украина волей-неволей стала объектом влияния и захвата внешними силами.

По законам капитала, любой конкурент стремится к тому, чтобы минимизировать конкурентные преимущества соперника и максимально использовать его экономические возможности. Поэтому в Украину приходит огромное количество инвесторов, связанных с разработкой сырья, и практически нет инвестиций в инновационные технологии. Многие сектора и отрасли неактуализированы. Если бы не усилия Кучмы по проекту Sea Lunch, то у нас уже, по всей видимости, не было бы ракетостроения. Если бы мы не пробили крайне сложный пакистанский контракт, то уже лишились бы танковой промышленности.

Эти единичные примеры показывают, что у мира нет большого интереса, чтобы Украина как большое европейское государство была технологическим лидером. Слишком серьезный конкурент, слишком большие амбиции, а учитывая, что можно влиять на сдерживание развития, то влияют и сдерживают. Тем самым подталкивают нас к аграрно-промышленной, сырьевой ориентации, государству — центрально-европейскому середнячку. Это бы всех устроило, чтобы не летал, а ползал, чтобы не кричал, а шепотом говорил, чтобы не претендовал на передел рынков, а поставлял на рынок необходимое сырье.

Есть еще и четвертый путь — формирование государственных программ и приоритетов, связанных с созданием внутренних замкнутых производственных циклов. Это задача для амбициозных государств, способных к внешнеполитическому лоббированию, способных быть экономическими агрессорами. Естественно, это связано с нашими военными амбициями, милитарным статусом, политическими возможностями.

Наверное, стоит посмотреть на успешность поведения такой страны, как Турция. Но, очевидно, для Украины такой технократический путь остается романтическим пожеланием.

«Я очень пессимистично отношусь к украинской перспективе, если не возникнет элитный консенсус»

— Турция тоже подошла к пределу роста в рамках кемалистского проекта, который успешно отработал 100 лет и позволил модернизировать ее до очень неплохого уровня. Сейчас идет поиск другого проекта развития этой страны. В Турции он идет, а мы, Украина, по-прежнему ищем себя в идеологических доктринах давно минувших дней.

— Украина в условиях трансформационного кризиса современности запуталась и в социокультурном выборе. Это отдельный разговор, но суть в том, что Украина состоится в том случае, если здесь будет утвержден проект XX века, а не XVI или XVIII. Все, что связано с исторической памятью, не является движущим мотивом, проектной установкой. Проектной установкой является основание и наследие XX века, как общество, которое было инкорпорировано и было частью и субъектом предыдущего проекта, поэтому равным образом связывается технологическим, историческим, языковым и прочим наследием. Которое способно, даже в условиях глобализации, действовать республикански, а без этого Украина обречена на распад. Поэтому новое республиканство — ключевая политическая задача.

Третий компонент — нужно решать несколько задач реформирования. Есть инфраструктура страны, структура экономики и социокультурное проектирование. Задача сложная, на самом деле. Европа решала ее десятки лет в послевоенное время и прошла через череду внутренних конфликтов, пока вышла на Маастрихтский проект. Украина не имеет столько времени. Ей нужно проделать с собой за 5 лет то, что другие делали десятилетиями. Время очень быстро уходит, и если, в ближайший год-полтора-два, данные проблемы не будут решены на уровне элиты, то я очень пессимистично отношусь к украинской перспективе. Самое грустное, что это территория с несубъектным управлением.