Велись переговоры и через германских родственников русской царицы. В апреле 1915 г. царица получила письмо от брата, принца Эрнста Гессенского, с предложением начать переговоры о мире. Принц послал в Стокгольм доверенное лицо для встречи с представителем русского двора. Но представитель принца не дождался посланца русского правительства. В феврале 1916 г. директор шведского телеграфного агентства Эклунд, близкий к германской миссии в Стокгольме, пытался начать переговоры о мире с русским и японским посланниками. В апреле через известного миллионера Гуго Стиннеса было устроено свидание между германским и японским посланниками в Стокгольме; здесь германский дипломат поставил вопрос о переговорах менаду Германией, Японией и Россией. Японский посланник отклонил это предложение. В июле 1916 г. в Стокгольме состоялось свидание между банкиром Варбургом, неофициальным агентом германского правительства, и известным впоследствии распутинцем, товарищем председателя Государственной думы Протопоповым. Варбург изложил условия, на которых был бы возможен мир. Протопопов сообщил об этой беседе некоторым членам Думы и по вызову Николая II доложил обо всём и ему. В сентябре царь назначил Протопопова управляющим Министерством внутренних дел. Всё это было строго конспиративной дипломатией. Министр иностранных дел Сазонов относился к ней отрицательно; однако при дворе она находила поддержку. Мысль о сепаратном мире поддерживали Распутин и председатель Совета министров Штюрмер. С назначением прямого ставленника Распутина, Протопопова, на министерский пост почва для сепаратного мира стала в Петербурге ещё более благоприятной, тем более что Сазонов получил отставку и в июле 1916 г. его портфель царь вручил Штюрмеру.
Однако германское правительство само же нанесло удар своим замыслам. 5 ноября 1916 г. Германия и Австро-Венгрия издали декларацию о создании «независимой» Польши под германским протекторатом. Николай был весьма раздражён этим актом. Русское правительство объявило, что считает декларацию недействительной. Она издана, указывало русское правительство, лишь с целью провести в русской Польше набор для пополнения австро-германских армий. Вместе с тем русское правительство ещё раз подтвердило своё решение «образовать целокупную Польшу из всех польских земель» под скипетром русского царя.
Стремление к сепаратному сговору с немцами было присуще не одному только русскому царизму. Оно проявлялось и в Англии. В ноябре 1916 г. один из лидеров консервативной партии, лорд Ленсдаун, — тот самый, который был министром иностранных дел в начале XX века, — выступил с запиской, предназначенной для узкого круга. Ленсдаун доказывал, что необходимо возможно скорее достигнуть соглашения с немцами. Правительство Асквита обнаруживало неспособность и нежелание вести войну с полным напряжением сил. Это давало повод для слухов, что и оно склоняется к сделке с врагом. Между прочим 8 апреля 1915 г. австрийское верховное командование получило следующие сведения: «Нас весьма конфиденциально извещают из авторитетного источника, что Грей уже в течение нескольких дней несомненно находится в Берлине». Конрад фон Гетцендорф добавлял, будто Грей потребовал у немцев передачи Англии Кале. За это он якобы предлагал Германии Конго. Слух этот оказался ложным. Но возникновение его, во всяком случае, было показательно.
Ллойд Джордж, сменивший Асквита в декабре 1916 г., повёл войну более энергично.
В декабре 1916 г. последовало падение Бухареста. Германская дипломатия сочла момент благоприятным для открытого выступления с предложением заключить мир. 12 декабря 1916 г. германское правительство обратилось к правительствам нейтральных держав с нотой, в которой выражало готовность «немедленно приступить к мирным переговорам». В ноте подчёркивались победы и мощь центральных держав, а об основе возможных мирных переговоров говорилось в самых туманных выражениях: «Предположения, — гласила нота, — которые они (центральные державы) представят при этих переговорах и которые будут направлены к тому, чтобы обеспечить существование, честь и свободу развития их народов, могут явиться, по их убеждению, подходящей основой для восстановления длительного мира» и т. д.
Выступление германской дипломатии преследовало двоякую цель. Во-первых, это был мнимо миролюбивый жест, который, в случае отклонения его Антантой, позволил бы заявлять массам, что войну затягивает лишь она одна. Это обосновало бы и подготовлявшесся немцами объявление «беспощадной» подводной войны. Во-вторых, в случае согласия Антанты, германская дипломатия надеялась использовать мирные переговоры, чтобы внести раскол в ряды противников и заключить сепаратный мир с кем-либо из них за счёт других членов Антанты. В настоящее время известно, что ещё в ноябре 1916 г. между Берлином и Веной были согласованы те требования, с которыми они выступят на мирной конференции. То была широкая аннексионистская программа. Бетман прямо писал Гинденбургу, что он использует мирную конференцию для раскола Антанты.
Но дипломатия Антанты разгадала игру Бетмана. На другой же день после того, как стала известна германская нота, Бриан охарактеризовал её как попытку внести раскол в ряды союзников. Антанта отвергла германское предложение. Отказ свой державы Антанты облекли в усвоенную её дипломатией гуманитарно-либеральную фразеологию. Ответ их последовал 31 декабря 1916 г. Он гласил, что мир невозможен «до тех пор, пока не обеспечено восстановление нарушенных прав и свобод, признание принципа национальностей и свободного существования малых государств».
Тем не менее немцы продолжали зондирование возможности сепаратного мира. В феврале 1917 г. уже было условлено, что произойдёт встреча русских и австро-венгерских представителей. В начале марта принц Макс Баденский получил через герцогиню Кобургскую сведения, что одна из русских великих княгинь готова взять на себя посредничество между германским правительством и царём. 13 марта Макс Баденский написал царю письмо, в котором, запугивая его революцией, уговаривал заключить мир. Письмо но дошло по адресу. Помешала та самая революция, которой принц собирался напугать царя.
Крах надежд на мирные переговоры и на раскол Антанты усилил в Германии позицию тех группировок, которые считали, что войну можно закончить лишь применением более решительных средств борьбы. В противовес Бетману эту точку зрения отстаивало новое верховное командование в лице Гинденбурга и Людендорфа. На такой же точке зрения стояли находившийся в отставке Тирпиц и правое меньшинство Рейхстага — национал-либералы и консерваторы. По их мнению, решительным средством борьбы должна была стать «неограниченная» подводная война, т. е. потопление судов подводными лодками без всякого предупреждения в пределах известных зон, под чьим бы флагом эти суда ни шли.
Беспощадная подводная война нанесла Англии тяжкий ущерб. Однако она не сокрушила её морского первенства и не смогла довести её до голода. Зато она ускорила наступление весьма неблагоприятных для Германии политических событий. Последовало решение правительства США принять участие в войне на стороне держав Антанты.
Вступление в войну США.Когда в Европе началась война, США заявили о своём нейтралитете. Политика США была достаточно сложной. Для них была бы невыгодна полная победа ни той, ни другой воюющей группировки. Америка предпочитала видеть Европу расколотой на два соперничающих лагеря. Ни победа и гегемония Германии, ни полное торжество Англии и России не улыбались США. Но победа Германии была бы наименее желательной: она привела бы к гегемонии единственной державы во всей Европе. Известны были и колониальные планы германского империализма в Латинской Америке, в частности в Бразилии. Не была исключена и возможность германо-японского союза против США. Это было одной из причин, почему нейтралитет США был с самого начала более благоприятным для Англии. Таким образом, поток пацифистских фраз Вильсона и его выступления с целью примирениявоюющих держав имели под собой весьма реальную почву: вся эта дипломатия пацифизма отвечала заинтересованности США в том, чтобы в Европе сохранились две соперничающие группировки.