О том, к каким непредсказуемым последствиям привела жизнь по рецептам буржуазной социологии, расскажем чуть позже. А сейчас — о тех экстраординарных усилиях, которые прилагала американская пропаганда в 50-е годы для принуждения женщин к роли домашних затворниц. Атаку, разумеется, возглавили женские издания, поднаторевшие в своем деле. Одним из главных орудий они избрали большие программные статьи, суть которых ясна уже из заголовков: «Как увлечь мужчину», «Женственность начинается в доме», «Чему женщины могут научиться у праматери Евы», «Приготовление пищи для меня — поэзия», «Настоящий мужской мир — политика» и т. д. и т. п. Пышно зацвел в них культ «истинной женственности», почти неотличимый двойник викторианской эпохи.
Псевдоидеализация женской роли, как тогда, так и теперь, служила ответной реакцией буржуазного общества на лишение женщины реальных возможностей выбора и прав. Под нарядный мундир «истинной женственности» спрятали старые предрассудки, суть которых сводилась, по словам Б. Фриден, к тому, что
«корни всех женских несчастий лежат в стремлении подражать мужчинам вместо того, чтобы в полной мере осознать свою уникальную женскую природу, которая может быть реализована только в пассивности, подчинении мужчине и материнской любви».
К сожалению, женские журналы доводили до сведения своих читательниц точку зрения не гневной феминистки новой волны, а неких М. Фарнхэма и Ф. Ландберга, авторов книги «Современная женщина: потерянный пол», направленной прямо против лидеров женского движения. Они определяли феминизм как серьезную душевную болезнь, вызванную женской неудовлетворенностью и завистью к противоположному полу. Но поскольку женщины созданы зависимыми от «сильного пола», заключали авторы, они никогда не смогут быть счастливыми на должностях, требующих самостоятельности. Равенство с мужчинами во всех сферах, в том числе и в сфере образования, объявлялось фетишем, в погоне за которым якобы и рождаются женские неврозы. А Л. Уйат, президент Миллского колледжа, в книге «Образование наших дочерей» призывал преподавателей охлаждать интерес студенток к серьезным наукам, так как напряженная умственная работа сделает их, мол, несчастными. Другое дело — овладение домашней экономикой — «искусством вечно живым и дающим ключ к счастливейшей из карьер — замужеству».
Так что не случайно на протяжении 50-х годов женские издания практически не публиковали материалов, которые бы не были непосредственно соотнесены с культом «истинной женщины» — домохозяйки. Никакого упоминания о мире вне стен дома. Как заявил один редактор,
«наши читательницы заняты домашним хозяйством весь день. Их не интересуют национальные или международные проблемы. Только семья и дом. Их не интересует политика — за исключением тех аспектов, которые напрямую связаны с нуждами дома, как, например, цены на кофе».
Что и говорить, цены на кофе важнее мировых проблем, например «холодной войны», которая разгорелась в ту пору. А если уж и сказать что-то о войне настоящей, то опять-таки в русле домашних дел: «Как ухаживать за ребенком в атомном убежище». Опубликовавший эту статью журнал «Макколс» допускал, что женщину могут интересовать конкретные бытовые детали «выживания после ядерного катаклизма, но не абстрактные идеи», к числу которых отнесена и возможность ядерного уничтожения человечества.
Какие же еще события не желали издатели женской периодики увязывать с миром женских интересов? Б. Фриден, проанализировав содержание «Макколс» за 1960 г., писала:
«В этот год Кастро совершил революцию на Кубе и люди тренировались для полета в космическое пространство; новая нация стала свободной на Африканском континенте; художники пикетировали знаменитый музей в знак протеста против засилья в нем представителей абстрактного искусства; физики изучали свойства антиматерии; астрономы благодаря электронным телескопам составили новое представление о масштабах Вселенной; биологи углубили наши знания о химической основе жизни; негритянская молодежь бунтовала в США впервые после Гражданской войны, добиваясь демократических прав, но… ни об одном из этих событий не упоминалось на страницах журнала, предназначенного для семи миллионов американок, имеющих как минимум среднее образование».
Отсутствие у женщин интереса к широким общественным вопросам — следствие, а не первопричина проводимой журналами редакционной политики.
«Идеи, — как подчеркивала Б. Фриден, — не имеют ничего общего с инстинктами крови, которые спонтанно посылают свои импульсы в мозг. Идеи внедряются в сознание посредством образования и печатного слова».
Печатное слово «внедрялось» журналами исправно. Коньком стал собирательный имидж (в буквальном переводе — образ) «счастливой домохозяйки».
Американкам предлагалось лепить свое «я» с этого расхожего образа, неотъемлемой чертой которого, как мы уже знаем, является потребительская психология. Из беллетристики, публикуемой женскими изданиями, исчезли героини военных лет, трудящиеся женщины «нового типа». К концу 1949 г. только одна из трех журнальных героинь имела профессию, а еще спустя десять лет — лишь одна из ста. Авторы сокрушались при упоминании о работающих девушках, которые из-за недостатка времени не смогут устроить свою личную жизнь и останутся старыми девами. Американская исследовательница Э. Франза отмечает, что в беллетристике, публиковавшейся «Джорнэл», «Макколс» и «Гуд хаускипинг» на протяжении 50-х годов, одобрение получала только роль «одинокой девушки, занятой поисками супруга; матери, домашней хозяйки; вдовы или разведенной, собирающейся вскоре вступить в новый брак».
Мать-домохозяйка стала тотальной моделью для всех американок. Рассказы строились на манер светской болтовни с лучшей подругой («Мой муж и дети не понимают меня» или «Почему, когда у меня есть такой красивый дом и милые дети, я должна испытывать потребности в чем-либо еще?»). Проблемы этих «героинь» максимально приближались к заботам читательниц-домохозяек, с тем чтобы, имея перед глазами официально одобренные способы их разрешения, можно было, не колеблясь, ими воспользоваться. Действие рассказа или повести тех лет начиналось, как правило, с горя главного персонажа, подавленного лавиной домашних дел, — корью у детей, недостатком внимания со стороны мужа, скукой и одиночеством или происками невыносимых соседей. Но к концу повествований все неизменно становилось на свои места, как в памятном нам исповедальном жанре. Женщина обретала уверенность в правильности избранного пути и удовлетворение от своего статуса домохозяйки. И никогда средство, излечивающее ее, не исходило из окружающего мира.
Решение героини поступить на работу неизменно расценивалось как тревожный симптом, свидетельство неблагополучия в личной жизни. Она рисковала окончательно разрушить свой брак, идя по этому пути. В основу произведений нередко клали историю борьбы и избавления американки от опасных мечтаний о карьере и независимости. Взять хотя бы рассказ «Изготовительница сэндвичей», опубликованный в «Джорнэл». Проблема героини — деньги на карманные расходы. Каждый раз за деньгами на завтрак в кафе с подругой и прочие мелочи она вынуждена была обращаться к мужу. Муж полагал, что если жена не заработала ни доллара, то не может знать цену деньгам, а посему не доверял ей вести расходы. Она долго размышляла над своим положением, пока наконец не решилась взять заказ на изготовление сэндвичей у коллеги мужа. Часами она нарезала и украшала бутерброды, пока ее не начинало тошнить от запаха еды. Но вот муж узнал, что жена ожидает ребенка (четвертого в семье), и заявил: «Я отменяю сэндвичи. Ты мать. Это твоя работа!» «Да, босс, — пробормотала она покорно и с искренним облегчением». В тот же вечер муж принес ей чековую книжку и стал доверять ведение семейного бюджета.
Какая идиллия! Но и это не предел. Если раньше традиционная мораль одерживала верх в образах «высоконравственных» женщин, устоявших перед искушением плоти, то в рассказах нового типа «счастливая домохозяйка» одерживала победу над преуспевшей в карьере «отрицательной героиней», которая грозила отнять у нее мужа. Американский литературовед М. Сесиль пишет в связи с этим: