— Э, молодой человек, дорогой вы мой товарищ Кольцов, это длинная песня! — засмеялся Верховский. — Давайте лучше не будем ее заводить… Итак, то, что вы сделали, — сделано. И сделано хорошо. Но ведь это не главное, о чем вы хотели со мной поговорить. Кажется, у вас был какой-то другой вопрос? Был?

— Был…

— Вот и чудесно. Пойдемте ко мне. И у меня все обсудим. Кстати, мы уже пришли, — указал Верховский на дверь подъезда.

Они поднялись на пятый этаж старого, еще довоенной постройки, дома, выходящего фасадом на Ленинский проспект, а двором вплотную примыкающего к Нескучному саду. Дверь академику открыла средних лет, полная, очень опрятно одетая женщина, — судя по всему, домашняя работница.

— Вам звонили, — сообщила она Верховскому.

— Откуда? — поинтересовался он.

— Я все записала. Ужинать будете?

— Сначала позанимаемся, — ответил Верховский и пропустил Сергея вперед себя: — Проходите. Мой кабинет тут.

Сергей прошел в большую комнату, стены которой сверху донизу были заставлены стеллажами с книгами. Впрочем, в прихожей тоже немало места занимали книжные полки. Тут же стоял массивный письменный стол, на котором лежало несколько исписанных в основном цифрами листков бумаги, лежали заточенные карандаши и стоял небольшой гипсовый бюст Гераклита. Афинянин бесстрастно смотрел невидящими глазами на золотистых телескопов и шелковистых вуалехвостов, спокойно плавающих в огромном, как витрина магазина, аквариуме. Рядом со столом стояли два кресла, в углу — деревянная лестница-горка и, что больше всего удивило Сергея, небольшая письменная доска, точь-в-точь какие используются в школах. А на полочке, в нижней ее части, несколько разноцветных мелков и тряпка, очень чистая и аккуратно сложенная. Пол в кабинете был устлан мягким пестрым ковром. Окна выходили на Нескучный сад. И всюду, куда бы Сергей ни посмотрел, — и на столе, и на стеллажах, и на полочке письменной доски, и на подставке аквариума, и на подоконниках, и даже на подлокотниках кресла — стояли пепельницы: бронзовые, стеклянные, фарфоровые, пластмассовые, керамические и еще из чего-то такого, чего Сергей попросту не знал.

Пока Сергей пытался найти в кабинете место, из которого было бы нельзя дотянуться до какой-нибудь пепельницы, Верховский просмотрел лежавшую на столе записку.

— Все это терпит, — заключил он, уселся в кресло, закурил и, метнув взгляд на письменную доску, добавил: — Так расскажите, над чем трудитесь там, у себя в части. Как будет работать этот ваш «филин»?

— Я условно назвал его «Фотоном».

— Воля родителя. А в общем неплохо, — одобрил Верховский. — Так как?

Кольцов быстро исписал доску формулами. По ходу работы давал объяснения. Верховский слушал молча и лишь изредка что-то записывал на листке бумаги. Закончив с выкладками, Кольцов перевернул доску и на обратной, чистой, ее стороне вычертил вероятный вариант схемы «Фотона».

— Вариант пока весьма общий, кое-что, как видите, дано лишь наметками. Но и сейчас уже видно: схема получается и дешевле, и надежнее. Да она просто современней. И разница в данных по сравнению с «Совой» тоже внушительная.

— Настолько, что вы, я уверен, даже не совсем представляете, к чему она может привести, — заметил Верховский.

— Вполне очевидно. Без эксперимента, без лабораторных исследований мне такое прогнозирование просто не под силу, — даже не пытался возражать Кольцов. — И тем не менее, чтобы использовать эту разницу с максимальным эффектом, я хочу использовать именно эти выходные данные.

Кольцов подчеркнул жирной линией конечный результат своих математических изысканий. Верховский молчал, что-то обдумывая. Замолчал и Кольцов, высказав все необходимое академику.

— Вы сказали: «я хочу». Это ваше решение или вы советуетесь со мной? — спросил вдруг Верховский.

— Решение.

— Решение, — повторил, словно просмаковал, Верховский. — Похвально. Тем более все объективные данные для принятия такого решения у вас есть. Правда, для полного теоретического обоснования выводов в ваших формулах кое-чего не хватает. Но это уже детали. И вы их легко дополните. Меня другое интересует. Как вы намереваетесь эту свою работу реализовать?

— Когда все расчеты доведу до конца, предложу КБ.

— Какому?

— Очевидно, этому же.

— А зачем она им, простите, нужна? Вы же сами говорили, что ваши предложения улучшить схему конструкторами были встречены в штыки. А в данном случае речь пойдет даже не об улучшениях, а вообще о новой схеме. А возможно, у них свой аналогичный прибор доводится до кондиции!..

— Вы думаете, завалят? — явно не ожидал такого ответа Кольцов.

— Ну, теперь таких дураков уже нет, дабы на белое говорить черное. Можно предполагать, вас даже похвалят. И кстати сказать, есть за что. Но вот дать вам, как говорится, ходу — не дадут. Начнут тянуть, мариновать… Сошлются на ограниченность средств… и в конце концов положат ваш проект на полку.

— Но и я от своего не отступлю. Отказаться от этого, — хлопнул ладонью по письменной доске Сергей, — значит отказаться от самого себя. А этого я не сделаю.

— И что же предпримите?

— Буду искать поддержки в министерстве. Там немало умных и светлых голов.

— К сожалению, сразу решать такие вопросы, как внедрение изобретений, не правомочны и они. Придется ждать.

— Сколько?

— Может, год.

— Год?

— Может, два…

— Буду ждать.

Верховский встал, скрестил руки на груди, подошел к аквариуму. Рыбы будто узнали его, подплыли навстречу и, тычась носами в стекло, повисли в воде на уровне глаз академика. Между ними будто бы возник молчаливый диалог.

— А может, с целью экономии времени все сделать по-другому? Защитить для начала на эту тему диссертацию. А уж потом подать заявку на изобретение, — неожиданно предложил Верховский. — Может, так будет проще?

— Проще, Владислав Андреевич, не будет, — подумав, решил Сергей. — Ибо главное во всей этой ситуации не диссертация, а прибор. Он намного важнее. Он войскам нужен, а не моя диссертация. Я, наверное, защищусь. Но при этом еще потеряю время. А познакомить КБ со своей схемой я рассчитываю уже будущей весной. И неважно, как к ней отнесутся. В КБ, я понял, люди тоже разные. И вовсе не все думают так, как Главный. Так что начинать надо с проекта.

— Вы упрямы, — не сдержал улыбки Верховский. — Хорошо, это кстати. Я ведь вас не запугивал. И тем более не пытался отговаривать. Просто мне хотелось знать ваши истинные намерения. А заодно и вашу готовность повоевать за идею. Говорили вы вполне убедительно. Во всяком случае, у меня лично насчет вас никаких сомнений больше нет. И я со своей стороны везде, где это будет можно, тоже окажу вам всяческую поддержку. А теперь вернемся к вашим упражнениям на доске.

Теперь мел в руку взял Верховский.

— Вы идете в своих доказательствах по правильному пути. Значит, чутье у вас есть. Это говорит о многом. А знаний не хватает. Плохо, не систематически читаете литературу. Не знаете последних изысканий. Это хроническая беда всех практиков. Всех. А жаль…

Он говорил и писал. А Сергей неотрывно следил за движением его руки и в каждом новом, написанном им знаке видел для себя уйму работы. Верховский ничего за него не решал, ничего не давал готово. Он лишь определил, где и что надо обосновать четче, доказать убедительнее. Закончил он консультацию простым вопросом:

— Все ясно?

— Все.

— Тогда идемте ужинать. Вы цветную капусту любите?

Сергей улыбнулся:

— Редко встречаемся. Влюбиться еще не успел.

— Понимаю. Ничего. В таком случае для вас найдется что-нибудь более привычное. От куска вырезки, надеюсь, отказываться не станете?

— Нет.

— Ну вот и прекрасно.

Они по очереди вымыли руки и прошли в столовую. К удивлению Сергея, и здесь в застекленных шкафах хранились книги. Но здесь было больше собрано произведений художественных.

На стол подавала все та же полная женщина. Она появилась в столовой в накрахмаленном переднике, в белоснежной косынке на голове.