У Мадж подкосились ноги. Он обманул ее. Ввел в искушение. Она уступила ему, и теперь не было пути назад. Молча, безнадежно опустив руки, женщина стояла, пока не услышала шум отъезжавшей машины.

На следующий день после отъезда мужа Мадж представилась возможность в полной мере почувствовать себя хозяйкой дома — прибыли первые рабочие. Представитель фирмы, приславшей рабочих для того, чтобы на месте старого теннисного корта разбить фруктовый сад, объяснил ей, что старые деревья поражены каким-то медовым грибком, поэтому нужно сменить участок.

В тот же день доставили новенькую автомашину бледно-голубого цвета с орнаментом в виде цветочков калины. Мадж взглянула на этот орнамент, и у нее екнуло сердце.

Снова позвонила Крис. Ее очень интересовало, где они были в воскресенье днем, когда она специально приезжала из Лондона, чтобы повидать свою новую «сестричку». У нее что-то случилось с телефоном, поэтому она не смогла их предупредить. А потом она поняла, что дети играли в спальне с удлинителем и оборвали его. Звонок Нади совершенно обескуражил ее.

— Передайте Олджи, что я устроила ему древесину для замка Ланфайэйнджел, — сказала Надя.

— Прощу прощения?

— Тис. Ну, знаете… Он был непреклонен в своем решении, что это должен быть тис, хотя я и пыталась уговорить его использовать дуб. Все мои усилия пропали даром. Он всегда делает так, как ему хочется. Да, и скажите ему, что я придумала, как защитить летучих мышей и сов при реставрационных работах. Я пришлю ему записку через пару дней.

— Летучих мышей и сов?

Надя рассмеялась.

— Олджи всю ночь просидел с моими инфракрасными камерами, наблюдая за ними. Я это видела сто раз, но он ни разу, и был просто прикован к камерам. В конце концов, я его бросила с ними — там было так холодно ночью.

— Спасибо, Надя. Я передам, — пробормотала Мадж.

Когда она позвонила Алекс, чтобы передать сообщение, то телефонистка извинилась и пояснила, что секретарь мистера Вэнса вышла, и предложила перезвонить минут через десять. Еще она по секрету сообщила, что Алекс полжизни проводит в дамской комнате, поправляя свой макияж.

— Не пойму, как мистер Вэнс мирится с этим. — Женщина на секунду замолчала и продолжила извиняющимся тоном: — Хотя матери-одиночке трудно заработать на жизнь, правда? Мистер Вэнс все время говорит, что не надо ее судить слишком строго, хотя бы ради детей.

Мадж не могла найти себе места. Разве может быть черствым и бездушным разрушителем человек, который готов примириться с привычками секретарши ради ее детей? К тому же, она ясно поняла: каков бы он ни был, это вряд ли что-либо изменило бы в ее чувствах к нему. Она пошла в свою спальню и разрыдалась.

Прошла неделя, другая, а Олджи все не было. На плечи Мадж легли все заботы по дому. Прибыли рабочие разбирать остатки оранжереи и сносить туалеты. Приходили короткие записки, касающиеся строительных работ, написанные черными чернилами знакомым почерком. Она читала и перечитывала их, но кроме указаний «Разреши им пройти к…», «Предложи им все необходимое для…» и тому подобного, ей ничего не удавалось найти.

Мадж с головой ушла в работу. Утро, пока она еще была в форме, она посвящала рисованию. Когда оставалось свободное время, продолжала обыскивать библиотеку. Родни Стентон наконец-то ответил на ее письмо. Он сообщил, что, скорее всего, положил документ в какую-нибудь большую книгу, чтобы лучше его сохранить. Мадж методично просмотрела все большие книги, стараясь не испортить переплет и не испачкать страницы, потом — все маленькие. Затем подсобки, шкафы, комоды и ящики. Но документ будто испарился.

Она нашла сундук с корсетами. Осторожно вынув их, Мадж определила, что почти все они были в стиле 30-х годов, из блеклого шелка с отвратительными болтающимися подтяжками из потускневшего металла, с непонятными пряжками и кусочками тесьмы. Но один — из коричневого батиста с костяным поясом — был такой, какой, по ее мнению, могла носить Розаманда. Она поехала в Херефордшир, просмотрела имеющиеся в библиотеке книги, промерила, зарисовала и сделала несколько набросков, выкройку и модель корсета.

Но, хотя она нашла занятие и для рук, и для головы, которому посвящала весь день от восхода до заката, сердцу ее было одиноко и тоскливо, особенно ночью. Ей так не хватало Олджи. Хотелось быть с ним, слышать его голос, видеть его прекрасное лицо, быть любимой им. О, глупое, глупое сердце!

Спасение было только в работе. Розаманда ожила на листе, наделенная сердцем Мадж, и даже говорила ее устами, повторяя текст.

Олджи приехал в середине третьей недели, в ненастный день, одетый в темный костюм и белую рубашку, с галстуком — голубым, как его глаза. Солнце еще сильнее позолотило его кожу. Долгое время он провел внизу, вместе с одним из рабочих проверяя доски в прихожей. Мадж то и дело проходила мимо, напрасно надеясь, что он поднимет голову, улыбнется своей сияющей улыбкой и приветливо кивнет ей. Разочарованная, она вернулась в библиотеку и попыталась углубиться в изучение корешков книг. С трепетом она услышала знакомые шаги, приближавшиеся к ней. Она разволновалась и — испугалась, что упадет в обморок. Когда он подошел и встал рядом с ней, как всегда ничего не сказав, Мадж трясущейся рукой быстро провела по волосам и медленно подняла на него глаза.

— Ты еще не завтракал? — спросила она хрипло.

— Пойдем на кухню, мне надо поговорить с тобой. Там нам никто не помешает.

— Хорошо. — Она почувствовала, что краснеет, и уткнулась подбородком себе в грудь, так, что ее взгляд остановился на его белой накрахмаленной рубашке. Мадж различила стену мышц, двигающихся при его дыхании. Как называются эти мышцы? Она взглянула ему в лицо. — Ты что-то хотел сказать?

— Пол в прихожей уже почти настелили, и мне надо было кое-что обсудить с плотником. Но, что более важно, мне надо было увидеться с тобой.

— О! — Слова Олджи прозвучали так многообещающе… Мадж так хотела бы порадоваться. И все же не могла себе этого позволить, потому что не хотела потом огорчаться…

Она пошла вслед за Олджи, стараясь быть сдержанной. На кухне он снял пиджак, развязал галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, потянулся, налил воды в чайник и насыпал немного кофе в две чашки. Посмотрев на нее, он улыбнулся ей какой-то новой, серьезной, а не сияющей улыбкой.

— Как ты, Мадж?

— Я? В порядке.

— Знаешь, я тут подумал… Мы ведь занимались любовью без презерватива. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Да. Тебе не о чем беспокоиться, — ответила она натянуто и сухо.

Муж улыбнулся ей той сияющей улыбкой, о которой можно лишь мечтать. Это была улыбка облегчения. Он разлил кипяток по чашкам, добавил немного молока и, присев на один из стульев, кивнул ей на другой. Она медленно опустилась на стул.

— Как твоя работа?

— Хорошо. Но я до сих пор не нашла документ.

— А что, если ты его не найдешь?

— Ну, пока это не проблема. У меня много другой работы.

— А без него ты не сможешь ее закончить?

Она прищурилась и беспокойно прикусила нижнюю губу. Неужели он надеется на то, что она уедет? Для нее сама мысль об отъезде была непереносима. До тех пор, пока она здесь, в Петен Энд, у нее есть надежда, что однажды у него снова вспыхнет желание и они опять будут вместе.

— Я еще должна поискать.

— А что будет, когда ты везде посмотришь?

— Я… Я подумаю об этом, когда придет время, хорошо? Сейчас моя работа в самом разгаре. Уединение здесь просто бесподобное.

— Я думал, для тебя эта необыкновенная история настолько важна, что в ней должна быть верна каждая деталь?

Мадж слегка покраснела и выглянула из окна. Да, она так тоже считала когда-то и в то время верила в каждое свое слово. Но история, кажется, начинала жить самостоятельной жизнью. Вместо ответа Мадж промычала что-то неопределенное.

— Что ты скажешь, если я буду приезжать на выходные?

— Я… это же твой дом. Ты можешь проводить здесь столько времени, сколько захочешь.