«С конфискацией имущества…»
Имущество конфисковали.
Машину? Дачу?..
Не смеши!
с десяток книг нашли едва ли,
Что в доме были для души.
Приемник коротковолновый,
Когда-то собранный в кружке,
Но до сих пор почти как новый
Уже в брезентовом мешке.
Приемничку взять вражий голос
Не составляет ничего.
Он брал когда-то даже полюс.
А вот теперь берут его.
«Здесь были бараки — несчастных и сирых пристанище…»
Здесь были бараки — несчастных и сирых
пристанище,
Чья ниточка жизни рвалась, бесконечно слаба.
Когда это было? При Сталине или при сталинщине?..
Да полно! Хоть вы не играйте сегодня в слова.
Истина
Ужасная истина,
Причастная к теме,
Увидена мысленно
Воистину всеми.
В ней связаны кабелем
Залитые хлоркой
Те ямины — с Бабелем,
Вавиловым, Лоркой…
Портрет
Спрашивают: почему
Остальные допустили?
Ведь не хуже по уму.
Да и тоже были в силе.
Больно ловко в дело вник,
Аккуратно ямы вырыв,
И они попали в них,—
И одним из первых Киров.
Кто законным лишь путем
Собирался делать что-то,
Вряд ли понял и потом
Корни общего просчета.
Тот, усатый, был пахан,
Хмурый урка, уголовник.
И уж больно был поган
Взятый в руку уполовник.
Не на стеклах ветровых
Место этому портрету,
А на стендах, да таких,
Где фиксируют примету:
Злые оспины лица
(Зазеваешься — пристукнет!),
Где ра-зыс-ки-ва-ет-ся
Государственный преступник.
Канал
Горит густого вечера пожар.
Стою у борта. Тесные, как лузы,
В которые едва проходит шар,
Трещат давно построенные шлюзы.
Могучий век, ты славил и пинал,
Уничтожал и льстил — гордились чтоб
…Так в наши дни нам говорит канал,
Сработанный еще рабами Кобы.
Кино
Первая серия — Ягода,
Вторая серия — Ежов.
И тот, и тот — враги народа,
Один кровоточащий шов.
Третья серия —
Лаврентий Берия.
Но и тут Генсек —
Главный дровосек.
Нет, не на лесоповале,
Не в суде и не в подвале,
А в кремлевской тишине
Сам с собой наедине.
По счастью
От порчи тогдашней людской,
От скрытого сглазу
Изгой со своей мелюзгой
Был выселен сразу.
Казенным считалось жилье,—
Не числясь в квартире,
Какие-то люди в нее
Корыта вкатили.
В трехдневный безжалостный срок
Как сняли с работы,
Убрался с семейством сурок
Для новой заботы.
Прошли сквозь бесчисленность бед
Сквозь это горнило,
Где если случался обед,
То лишь без гарнира.
Но в том не оставшись дому,—
Не ведая цели,
Уехали — и потому,
По счастью, не сели.
Огромный невиданный трал,
Он снова и снова
Не только с поверхности брал,
Треща от улова.
Но были прорехи в сети,
Сквозь них понемножку
На этом путинном пути
Теряли рыбешку.
Шипя в глаза и за глаза
Шипя в глаза и за глаза,
В двух разных бочках брага бродит.
Когда те «против», эти — «за»,
Когда те «за», то эти — «против».
Кокетливые старички,
Которых знает вся округа.
Потрескавшиеся стручки,
Не признающие друг друга.
Вы только заняты собой —
Не общей родины судьбой,
А собственным благополучьем…
Ну, а ее кому поручим?
«В Коктебеле на пляже мужском…»
В Коктебеле на пляже мужском
Разговоры велись без поправок.
А волна добиралась ползком
До беспечно оставленных плавок.
Там Зенкевич, Каверин и Крон,
И Ямпольский, и тот же Иванов
В жизнь смотрели с различных сторон
Со своих деревянных диванов —
Топчанов. А соленая пыль
Не спеша оседала на коже.
Моисеев, Герасимов, Миль,
Разумеется, были там тоже.
Там все было тогда без прикрас,
И я, вроде мальчишек сопливых,
Слушал новый подробный рассказ
Между двух краткосрочных заплывов.
Нынче что там? Наверное, рок,
Что ликует наивно и грубо,
Заглушая давнишний урок —
Будни мудрого голого клуба.
...Я задремывал, и в полусне
Мне сознанье слегка будоража,
Оставалась чуть-чуть в стороне
Дымка близкого женского пляжа.