- Подвешиваю на свой риск, - предупредил техник по вооружению Василий Качан.
- Во-первых, Василий, риск - благородное дело, а, во-вторых, в результате этого риска на два десятка фашистов будет меньше. Так что действуй смело!
И, действительно, бомбы в том полете не пропали даром. Правда, в другой раз брать их не понадобилось, так как приказано было разведать расположение своих войск.
В середине сентября обстановка для наших войск в районе юго-западнее Киева сложилась крайне неблагоприятная. Некоторые наши части попали в окружение, потеряв связь со штабами.
В этом полете нам предстояло решить несколько необычную боевую задачу (единственную за всю войну) - уточнить место расположения и маршруты продвижения таких частей, чтобы в дальнейшем оказать им, очевидно, помощь при выходе из окружения, в первую очередь помощь с воздуха. Подобное же боевое задание выполняет экипаж Феодосия Паращенко.
Думаем, как осуществить это задание, как с воздуха отличить наши войска от немецких. Приходим к выводу - разведку делать на малой высоте, с которой можно было бы и уверенно вести ориентировку, и отличить своих от противника.
Вот и район предполагаемого расположения наших войск. В лесу, на большой поляне, скопление повозок, вокруг них - солдаты. Делаем круг. Они машут руками.
- Наши! - радостно кричу я по СПУ командиру.
- Звездочек на пилотках не видно? - шутит он.
- Хотя зрением бог не обидел, но до орлиного глаза еще далеко.
Шутка в любом полете была нашей спутницей. Она подбадривала экипаж, вселяла в нас веру в успех. Стоило кому-нибудь вставить в деловой разговор по СПУ подбадривающее слово, как поднималось настроение, удваивалась смелость.
Но сейчас, правда, не до шуток, надо как можно точнее нанести на карту расположение обнаруженных войск, поскорее закончить обследование всего заданного района. Мы над большим безлесным районом. Неубранные поля. По густым клубам пыли на полевой дороге обнаруживаем большую колонну техники; очевидно, танки. [35]
- Наверное, немцы, - сообщаю экипажу.
Но надо в этом убедиться точно, и мы, снизившись до бреющего, пересекаем колонну в головной ее части. И что же видим? На головном танке - красный флаг, а сами танки по виду не наши. Неприятель прикрепил флаг для маскировки? Но нас не проведешь, мы уже научились распознавать немецкую технику.
- Черноок, срочно передай на землю: в западной части заданного района большая колонна танков противника движется по полевой дороге от Прилук на восток, - даю я команду радисту, предварительно обсудив обстановку с летчиком.
Возвратившись на аэродром и докладывая о результатах разведки, мы не забыли рассказать и о флаге.
После того как экипаж успешно выполнил несколько разведывательных полетов, с нами стали отправляться на такие задания офицеры-разведчики штаба полка и дивизии. Они всегда бывали очень довольны совместно произведенными полетами и при каждой встрече с нами вспоминали об этом.
Едем в другой полк
В конце августа 1941 года из-за больших потерь в боевых вылетах на Смоленском и других направлениях в 220-м бомбардировочном полку из трех эскадрилий осталось (с учетом более ранних потерь) 9-10 самолетов и немного более того экипажей). В последних числах августа нас расформировали. Большую часть оставшихся летных экипажей и весь технический состав отправили для переподготовки в запасный авиационный полк. Но нам, четырем экипажам, посчастливилось: нас послали в новый действующий дальнебомбардировочный авиационный полк - 98-й ДБАП, только что перелетевший в Обоянь, что южнее Курска, на аэродром, уже знакомый нашему экипажу.
В числе счастливчиков - мы с Харченко, Паращенко со штурманом Сенатором, Петелин со штурманом Чичериным, штурман Глущенко и стрелок-радист Пашинкин. Все мы, достаточно обстрелянные в первых боях с гитлеровцами, имеем боевой опыт.
С этим авиационным полком, ставшим для нас родной семьей, мы надолго связали свою судьбу. Здесь совершены сотни боевых вылетов, здесь я закончил войну. [36]
История 98-го полка началась с мая 1940 года. Он был сформирован после финской кампании и тогда именовался 93-м. В начале войны полк базировался на одном из украинских аэродромов, где, по случайному совпадению, после окончания академии мне довелось служить старшим штурманом.
На обояньский аэродром нас отправляют на грузовике-полуторке. До Курска едем по проселочной дороге. Навстречу то и дело попадаются грузовые автомашины с беженцами и эвакуированными из западных районов - в основном женщины и дети.
За что же страдают эти люди с узлами в руках, бегущие из своих домов, от своих очагов? Что заставило их, бросив все, ехать на восток, в неизвестные для них места? Причина: коричневая чума - гитлеровская армия, вторгшаяся в нашу страну, сметая, сжигая и опустошая все на своем пути. То, что мы видим сейчас, вызывает ненависть к врагу, нарушившему нашу мирную жизнь.
И вот мы едем на запад, в новую действующую часть, чтобы претворить нашу ненависть в действие. Несмотря на большие потери, понесенные в первом военном полку, мы полны сил и энергии. Теперь у нас уже есть и некоторые навыки, мы, как нам кажется, умеем бороться с коварным и сильным врагом.
Ближе к Курску (к нему мы подъезжаем уже под вечер) нам встретились беженцы, в основном пешие. Свой скарб они везли на тачках, тележках или просто несли в руках, на спине.
Остановившись возле одной такой повозки, которую везли две еще не старые женщины, спрашиваем:
- Куда следуете, милые, на ночь глядя?
- Вторую ночь город бомбит немец, вот и бежим от него, - спеша и поэтому неохотно вступая с нами в разговор, сообщает одна из них.
- И сегодня, наверное, прилетит, - добавляет другая, как бы предупреждая нас об этом.
Извинившись, что задержали их, и пожелав им благополучия, следуем на своей полуторке дальше, стараясь проскочить Курск до наступления темноты, до ночного надета.
Но не успели мы въехать в город, как начали бить зенитки, обороняющие Курский железнодорожный узел. Тут же замечаем, как со стороны уже знакомого нам по ночной посадке аэродрома, расположенного недалеко от станции, по сигналу зеленой ракеты стали взлетать наши истребители. [37] Зенитная стрельба усиливается. Одна из батарей бьет совсем рядом с нами. Не остается ничего другого, как остановиться и, найдя укрытие от бомб и осколков зенитных снарядов, следить за происходящим.
К счастью, нам не пришлось долго укрываться от вражеского налета. К Курску, как потом выяснилось, пробилось всего несколько бомбардировщиков противника, сбросивших бомбы в районе железнодорожного вокзала. Остальные были рассеяны и перехвачены нашими истребителями еще на дальних подступах к городу. Батареи крупнокалиберной зенитной артиллерии, все время ухавшие где-то около нас, также сделали свое дело. Очевидно, учтя уроки прошлых ночей, боевые расчеты зениток сумели поставить фашистам сплошной огневой заслон и вместе с истребителями принудили их бросить свои бомбы куда попало. В эту ночь им так и не удалось причинить значительного ущерба ни железнодорожным, ни промышленным объектам. Часть бомб, как и в предыдущем налете, упала на жилые кварталы западной части города. Теперь стало понятно, почему жители Курска спешно покидали родные дома.
Но вот бомбежка кончилась. Было уже поздно, и мы решили заночевать на курском аэродроме, где нас после проверки пропустили на территорию авиагородка.
В аэродромной столовой сидим вместе с летчиками-истребителями ПВО, только что отражавшими налет фашистских бомбардировщиков. Из разговора с ними узнаем, что, как и в прошлые две ночи, вражеские бомбардировщики Ю-88 тремя волнами по десять - пятнадцать самолетов в каждой пытались прорваться к железнодорожному узлу. Но на этот раз у них ничего не вышло. Наши истребители в эту ночь уничтожили восемь бомбардировщиков, примерно столько же сбила зенитная артиллерия. Остальные самолеты были отогнаны и повернули на запад.