– В прошлом году. Да это не важно…

Что важно, деваха по имени Юля поведать не успела. Подошла секретарша с пачкой листков.

– Вот, я еще распечатала даты, когда был записан тот или иной телефон.

– Толково, – оценил оперативник. Почему-то некрасивые женщины чаще бывают толковыми. Хотя есть и приятные исключения, с одним из которых он пообщается сегодня вечером.

В сущности, Дмитрий Сунков был примерным семьянином. Уже десять лет он жил с одной и той же женой и любил ее и семилетнего сына. Это не мешало ему слыть среди коллег и товарищей по работе тонким и бескорыстным ценителем женской красоты.

Совсем новых телефонов в списке оказалось мало. Одним из них был номер пресс-центра РУБОПа с пометкой «Туманов». Все правильно.

Митя договорил о важном с разбитной Юлей и узнал, что Айдаров любил ходить дома в шелковом халате и всем рассказывал о своем турецко-персидском происхождении, на самом же деле он обыкновенный татарин, потому что родители у него в Казани. Выяснив имена всех прочих подруг и друзей Кирилла Айдарова, Митя принялся прощаться.

– Я не знаю… – робко остановила его секретарша. – Кирилл любил хорошо покушать… Он не ел абы что… И дома почти не готовил. Он ведь один жил. Только недавно квартиру купил… – Секретарша замолкла.

– Да-да-да, – поощрил ее Сунков. Он говорил с экспертом и знал, что Айдарова зарезали после ужина. – Вы знаете, где он кормился?

– Вообще говоря, нет, но один раз он меня водил в «Лель». Это кафе на Литейном.

– Да-да, – тут же вмешалась Юля, – его там все прекрасно знали.

– Спасибо, девчата, – поблагодарил девушек Сунков и правильно сделал, потому что именно в «Леле» журналист Айдаров откушал последний раз в своей жизни.

Сначала официантки в синих платьицах не хотели отвечать на вопросы Сункова. Все спрашивали, зачем, кто и почему. Они относились к постоянному клиенту куда лояльнее, чем к парню с удостоверением РУБОПа. Узнав же о смерти журналиста, отреагировали чисто по-бабьи. Обе сидевшие за столиком девушки почти синхронно всплеснули руками и пригорюнились совершенно классически – ладонь под щекой, локоть на столе.

– Надо же, беда какая! Он вчера такой счастливый был. Праздновать приходил, успех какой-то или что… – тихо проговорила та, что сидела слева.

– Один? Праздновал?

– Да он часто один захаживал. Правда, в этот раз кого-то звал. Прямо отсюда звонил. У нас вообще-то телефон не для посетителей, но хозяин разрешает давать некоторым свою трубку. Он ее домой не берет, здесь отключает. Говорит, экономия.

– Трубку? – насторожился Митя. Если Айдаров звонил по сотовому, то выяснить куда – не проблема. – А номерок не дадите?

Девушка – та, что смешивала для Айдарова ликер с шампанским, – продиктовала номер.

– Только хозяину не звоните. Его сейчас нет, он поехал за продуктами. Но…

– Не волнуйтесь, барышни, все будет шито-крыто.

Митя был очень доволен собой. Картинка складывалась вполне правдоподобная. Айдарова убили на Греческом. Отсюда минут пятнадцать ходу. Кадмиев говорил, что удрал, когда напавший велел ему куда-то идти. Может, и тут подкараулил у входа и… А где именно находится журналист, узнал от того, кому Айдаров звонил. Так что следующим пунктом его маршрута станет сервисная служба GSM. Именно таким телефоном, судя по номеру, владел хозяин кафе «Лель».

Удостоверения и короткого разговора со старшим менеджером оказалось достаточно, чтобы быстро получить небольшую справку касательно одного номера. Митя тупо смотрел в распечатку. Около девяти вечера был только один звонок. Номер – пресс-служба РУБОПа. Причудливое получилось кольцо…

Именно об этом кольце Митя и размышлял, сидя в мягком кожаном кресле в просторном вестибюле телестудии. Заодно любовался изнанкой ночной телевизионной жизни.

Как только закончился выпуск «Новостей», в вестибюле стали собираться люди. Подошли парни в свитерах и куртках. Судя по фразам, которыми они обменивались, – водители. Потом по двое, по трое стали подтягиваться другие сотрудники. Озабоченные женщины с пакетами и сетками, ребята в жилетах с огромным количеством карманов, модно одетые девушки, лица некоторых казались удивительно знакомыми. Они рассаживались по диванам и подоконникам и терпеливо ждали. Мелькнула блондинистая дикторша в белой пушистой шубке. Митя слегка удивился – весна, конечно, холодная, но все же конец апреля. Дикторша ничего и никого ждать не стала, исчезла за дверью. Наверное, там ее ждала машина с хахалем или просто машина. Непосредственно рядом с Митей уселся худощавый спортивный комментатор, смуглый, но не иссиня-смуглый, как на экране. На экране он смотрелся развязно, а в жизни, судя по всему, тихий парень. Лизаветы не было.

Народ галдел и поглядывал по сторонам. Потом появилась какая-то перезрелая девица – бывают такие: уже лет сорок, а ни дамой, ни женщиной не назовешь. Она извлекла из кармана линялой и длинной кофты бумажки и начала перекличку, как в детском саду или в пионерском лагере. Митя сообразил, что людей на телевидении больше, чем машин, и развозят по районам. Девица выкрикивала фамилию и ждала отклика. Дождавшись – ставила галочку, не дождавшись – переходила к другой фамилии.

– Зорина. Зорина! – Девица повторила фамилию несколько раз.

– Она сказала, что не поедет, – отозвалась женщина в старомодной шляпке.

– Могла бы и раньше предупредить, – сварливо проговорила девица.

Митя готов был с ней согласиться. Он даже хотел спросить даму в шляпке, как намеревалась добираться домой их очаровательная ведущая, но не успел. Очередная ватага телеработников, возглавляемая мрачным краснолицым шоферюгой, мгновенно исчезла за металлической вертушкой. Дама тоже испарилась. Вскоре в вестибюле остался только Митя. К нему подошел один из охранников:

– Будет еще ночная развозка. Через полтора часа… Только не знаю, поедет ли на ней Зорина…

В этот миг в вестибюле появилась Лизавета, сопровождаемая двумя парнями. Одного из них Митя видел днем раньше – худой, бледный, в элегантной серой суконной куртке с поясом и кепочке под Жириновского. Второй, плотный и румяный, был одет в темно-зеленую парку. Лизавета шла между ними – длинное черное пальто, черная шляпка надвинута на лоб, но все равно узнать можно, то ли по походке, то ли по тяжелым рыжеватым локонам. Они шли не торопясь и вроде бы спорили.

– Я все понимаю, – говорила Лизавета, – понимаю, что я теперь не ведущая «Новостей», а сама новость, и у Ярослава есть все права и основания меня отстранить. Но если бы он сделал это вчера…

– То-то и подозрительно, – подхватил худой в кепке. – Будто вчера он не знал, что у тебя машину взорвали. А тут дошло по длинной шее, причем после здравоохранительного сюжета…

– Конечно, странно, – согласился третий.

Спорили они, вероятно, не друг с другом, а с кем-то третьим по имени Ярослав.

Поглощенная спором, троица миновала проходную, не заметив знакомого рубоповца. Митя последовал за ними и увидел, как ребята спустились по ступенькам и так же неспешно пошли по улице Чапыгина.

Тихая улица, по сути тупик, в торце стоит детская больница. Некогда ее назвали в честь Вологды – провинциального городка, где дома с резным палисадом. Очень правильное название: улица и днем и ночью жила непоправимо провинциальной жизнью рядом с бурлящим, вполне столичным Каменноостровским проспектом. Мало машин, точнее, их много только рядом с домом номер шесть – поджидают телевизионных хозяев. Изредка проезжают медицинские автомобили и рабочие телевизионные. Вот и все движение. Раньше ездили громоздкие туристические автобусы, но гостиница, ласково нареченная «Дружба», захирела вместе с молодежным туризмом. Исчезли братские страны, не с кем стало дружить на уровне двух плохоньких звезд. Прохожих тоже фактически нет, как и фонарей.

Оперуполномоченный РУБОПа Сунков подошел к своему, сиротливо стоящему на опустевшем пятачке пикапу. Днем раньше, когда взорвали машину Зориной, автомобилей вокруг было куда больше.