Революция, социализм… Они, пожалуй, против «этого» ничего не имели, но пусть этим занимаются те, другие, достойные всяческого уважения за свои стойкость и честность, за свое бесстрашие, люди — революционеры. «К нам, людям науки, это не имеет никакого отношения», — так говорили Заболотный и Баженов, хотя по стойкости, честности и бескорыстию, по настойчивости в достижении благородных целей, да и по строгому пониманию своего долга перед народом, из которого они вышли, они сами больше всего походили на революционеров.

Они шли узкой и трудной тропой подвигов и, как подобает революционерам, внимательно приглядывались к каждому, кто хотел стать их сподвижником. Так приглядывался Баженов к Люде: «Понимаешь ли ты, какой путь избираешь? Серьезно ли это у тебя?»

Часть вторая

Глава первая

Ранней весной 1914 года в местности севернее Батума в одну темную и бурную ночь, словно бы предназначенную для контрабандистов, маленький парусник вошел в потаенную бухточку среди диких скал. Здесь с большой поспешностью были сгружены шесть основательно запакованных тюков. Старик рыбак Ибрагим Ходжалия со своими двумя сыновьями принял эти тюки у отважных моряков-черноморцев, спрятал их в укромном месте, в пещере неподалеку от побережья. Немало книг, типографского оборудования и оружия прошло через эту пещеру.

Старик Ходжалия, почитаемый в селении за свой тихий нрав, за честность и скромность, давно был важнейшим звеном подпольной партийной почты. К нему приезжали из Тифлиса, а иногда из Баку забрать то, что хранилось в пещере, и каждый такой приезд был праздником для старика. Он расспрашивал о том, что нового в мире, как идет борьба за то дело, которому он служит. На этот раз он тоже ждал посланцев из Тифлиса, Но никто не появлялся. Что делать?

Нужно терпеливо ждать, ведь даже обычная почтовая связь может прерваться — тем более эта, вся сплетенная из самоотвержения и подвигов, связь, держащаяся на людях, за которыми охотится столько врагов…

А в Тифлисе произошло именно то, о чем догадывался и чего опасался Ибрагим Ходжалия. Полиция подвергла разгрому подпольный большевистский комитет, недавно восстановленный. Аресты эти произошли в то время, когда среди рабочих Тифлиса шли сборы подписей под протестом против исключения на пятнадцать заседаний членов Государственной думы — социал-демократов. Сбор подписей шел успешно, и местные власти решили эту политическую кампанию парализовать.

И кто знает, сколько времени пролежали бы тюки литературы в прибрежной пещере нераспакованными, если бы в Тифлисе не уцелел от ареста один юноша, недоучившийся студент Александр Елиадзе.

Впоследствии выяснилось, что во избежание провала крупного провокатора полиция вынуждена была ограничиться арестами только некоторых членов комитета и кое-кого намеренно оставила на свободе.

Саша Елиадзе так недавно вступил в организацию и настолько незаметную роль играл в ней, что для сетей, раскинутых врагами, он оказался слишком мелкой рыбешкой и благополучно ускользнул от наблюдения. Между тем при всей своей незначительности именно он был посвящен в тайну пещеры Ибрагима Ходжалия. Ему надлежало отправиться туда и переправить тюки с литературой в Тифлис. Все эти перевозки предполагалось произвести по железной дороге. Однако аресты прошли также по всей линии Тифлис — Батум. Слежка всюду была усилена. Александр боялся не за себя, а за драгоценную кладь — она ни в коем случае не должна была попасть в руки врагов. Надо какое-то время выждать, а пока попытаться восстановить оборванные партийные связи. Александр так и решил поступить.

В Тифлисе был постоялый двор, на котором останавливались приезжие крестьяне — и не только из Гурии, Карталинии, Кахетии и Мингрелии, но и из-за гор — из Осетии, Дагестана, Веселоречья. Хозяин постоялого двора, оборотистый и преждевременно ожиревший человек, и не подозревал, конечно, что его заведение, которое он пышно именовал «Небесная благодать», издавна является местом, куда приезжают революционно настроенные крестьяне для того, чтобы встретиться здесь с одним из членов Кавказского областного комитета большевистской партии, красивым седоусым стариком.

Хозяин хорошо знал в лицо этого своего завсегдатая, знатока вин, умевшего по вкусу безошибочно называть селение, поставлявшее вино: Риони, Свири, Кипиани. Этот веселый и почтенный человек приходил на постоялый двор еще потому, что был любителем игры в нарды, а духан при постоялом, дворе славился какими-то особенными, «обкатанными» для игры досками. Потом этот седоусый приятный посетитель куда-то исчез. Куда — хозяин, конечно, не знал.

Александр, которому однажды пришлось по партийному поручению побывать здесь («игрок в нарды» — это был товарищ Павле, один из руководителей Тифлисского большевистского комитета), знал, какое значение имеет этот двор для деятельности большевистской организации. Здесь была явка. Люди из селений, приезжая сюда, искали, конечно, среди игроков в нарды товарища Павле, своего доброго друга и советчика. И Александр, решив восстановить связь с приезжающими из имений, стал «игроком в нарды».

Может быть, не раз белые и черные косточки нардов переходили из рук Александра в руки кого-либо из друзей. А как такого человека распознать и как он узнает тебя? Открыться чужому — можно попасть в щупальца шпика.

Однажды душным вечером Александр, сидя на корточках на открытой галерее, где происходила игра в нарды, с азартом тряся в ладонях полированные косточки, вдруг увидел, как на галерею, неслышно ступая в своей плетенной из ремешков обуви, взошел широкоплечий юноша в русской рубашке и белой войлочной шляпе. Взглянув в загорелое, увлажненное потом молодое лицо, Александр тихонько передохнул: это же был Науруз из Веселоречья, тот самый, которого Александр прошлым летом провожал до Баку вместе с ослепшим Асадом Дудовым! Теперь Александр знал о том, о чем тогда и не подозревал: этот юноша горец связан через Константина с большевистской организацией. Но ведь Константин был арестован еще в прошлом году, задолго до общего провала организации. Науруз, наверно, об этом не знает.

Сделав очередной ход, после которого партнер погрузился в неподвижное раздумье, Александр стал осторожно наблюдать за Наурузом. Юноша, все так же неслышно ступая, подошел к буфетной стойке и о чем-то попросил, но хозяйский брат, наглый мальчишка с подведенными глазами, стоявший за стойкой, сделал вид, что не слышит просьбы. Наурузу пришлось повысить голос — он просил продать ему хлеба. Просил по-русски, не совсем правильно выговаривая слова. «Наверно, Науруз не знает, что Константин арестован еще осенью, не знает и о недавнем провале комитета. Нужно поскорей его предупредить».

Имя Константина стало для них обоих паролем, русский язык, на котором Александр обратился к Наурузу, стал языком их дружбы. Теперь их было двое. Но Александру казалось, что силы его удесятерились.

Александр рассказал Наурузу о литературе, спрятанной в пещере под Батумом, и Науруз тут же предложил свою помощь.

Александр вошел в дом Ибрагима Ходжалия, а Науруз остался у ограды садика, вдыхая сильный и пряный запах каких-то незнакомых ему цветов. Он с любопытством смотрел, как под большими неподвижными звездами небес быстро носятся, вспыхивая и погасая, мелкие неисчислимые «звезды» земли — летучие светляки. Минуты шли медленно. Науруз стоял и слушал мерные удары волн о песок, тяжелые как сердцебиение.

Но вот дверь открылась, обозначился и сразу же погас луч света. С Александром вышли двое или трое. Тот, что был ниже других, но очень широк, что-то объяснял Александру хриплым, старческим шепотом. Александр тоже шепотом, очевидно задавая вопросы, время от времени перебивал старика — разговор шел по-грузински, и Науруз не понимал его.

— Идем! — сказал Александр по-русски, подходя к Наурузу и положив ему на плечо руку. — Дела наши хороши…