Лиза-Роза беззвучно плакала в стеклянной клетке.
— Это чудо, — тихо сказал у него за спиной доктор Моранж — врач в белом халате и с улыбкой священника.
Его улыбка осталась прежней и годы спустя, когда я встретился с ним и узнал подробности того дня.
— Поразительно, но она в прекрасном состоянии. Последствий практически никаких. Мы немножко ее понаблюдаем, просто из осторожности, но она абсолютно здорова. Уверяю вас, это настоящее чудо…
Думаю, Леонс де Карвиль про себя все же вознес благодарственную молитву Всевышнему.
К ним подошла медсестра. Срочный звонок. Вызывают заведующего детским отделением. Да, просят подойти немедленно. Звонок очень странный. Доктор Моранж извинился и ушел, оставив Леонса де Карвиля перед стеклянной стеной бокса, где безутешно плакала его внучка.
«Пусть тоже поплачет, пока его никто не видит», — говорил себе доктор, который любил печальные истории с хорошим концом. Сам взволнованный едва ли не до слез, он протянул руку и взял протянутую медсестрой телефонную трубку.
Голос в аппарате звучал так, словно доносился с другого конца света. Торжественный и торопливый одновременно.
— Доктор? Здравствуйте! Я — дед девочки из самолета. Того самого, потерпевшего крушение в горах Юра. В справочной мне дали ваш номер. Как она там?
— Хорошо, хорошо, не волнуйтесь. Девочка практически не пострадала. Думаю, через два-три дня мы ее выпишем. Кстати, дедушка с отцовской стороны уже здесь. Хотите с ним поговорить?
В трубке повисло молчание. В этот миг врач почувствовал, что происходит что-то не то.
— Доктор? Извините, но мне кажется, произошла какая-то ошибка. Дедушка с отцовской стороны — это я. А деда с материнской стороны не существует. Моя невестка была сиротой…
Доктор почувствовал покалывание в кончиках пальцев. Нервы. В мозгу проносились предположения одно фантастичнее другого. Глупый розыгрыш? Попытка любопытного журналиста выведать подробности? Надо навести ясность.
— Простите, о каком ребенке вы говорите? О девочке, спасенной после крушения самолета «Стамбул — Париж»? О Лизе-Розе?
— Нет, доктор, нет!
Врач явственно услышал проскользнувшее в голосе собеседника облегчение.
— Нет, доктор, — продолжил тот. — Здесь какое-то недоразумение. Девочку зовут не Лиза-Роза. Ее зовут Эмили.
На лбу у врача выступили капли пота. Такого с ним никогда не случалось, даже в операционной.
— Месье, мне очень жаль, но это невозможно. Дед ребенка уже здесь, в больнице. Его зовут месье де Карвиль. Он видел девочку и узнал ее. Он утверждает, что ее зовут Лиза-Роза.
Оба замолчали.
— А вы… — решился заговорить врач. — Вы живете далеко от Монбельяра?
— В Дьеппе. В Верхней Нормандии.
— Да? Послушайте, мне кажется, будет лучше всего, если вы, месье…
Врач довольно неуклюже тянул время.
— Месье Витраль. Меня зовут Пьер Витраль.
— Так вот, месье Витраль, мне кажется, что будет лучше всего, если вы свяжетесь с полицейским комиссариатом Монбельяра. Они как раз сейчас устанавливают личности погибших в авиакатастрофе. Больше я вам ничего сказать не могу. Но в полиции вам все объяснят. Ответят на все ваши вопросы…
Врачу вдруг стало противно. С какой стати он изображает из себя бездушного чиновника, отсылающего несчастного посетителя к соседнему окошку? Ему представилось, как на том конце провода, в Дьеппе, его собеседник падает возле телефона без чувств, словно при нем только во второй раз убили его внучку. Но он себя одернул. В конце концов, при чем тут он? Произошла какая-то путаница, вот и все. Этот человек из Дьеппа ошибся.
Оба одновременно повесили трубки.
«Следует ли рассказать об этом странном телефонном звонке Леонсу де Карвилю?» — задумался врач.
Пьер Витраль медленно положил трубку. Рядом стояла его жена Николь.
— Ну, как там Эмили? — взволнованно спросила она. — Что они тебе сказали?
Муж посмотрел на нее с бесконечной нежностью, на какую был способен только он. Когда он заговорил, его голос звучал тихо и как будто виновато:
— Они сказали, что девочка жива. Но ее зовут не Эмили, а Лиза-Роза…
Николь и Пьер Витраль долго молчали. Жизнь никогда их не щадила. Иногда соединение двух неудачников приводит к положительному результату, как умножение минуса на минус дает плюс. Они дружно противостояли всем превратностям фортуны — вечной нехватке денег, болезням, каждодневным бытовым трудностям. Никогда не жаловались. Но тот, кто не привык горлопанить, чаще всего остается ни с чем. Витрали не кляли судьбу — и она, словно в издевку, не скупилась на новые и новые испытания для них. Пьер и Николь Витраль зарабатывали на жизнь продажей жареной картошки и сосисок из специально оборудованного оранжево-красного фургончика «ситроен» на пляжах Дьеппа и других городов Нормандии, куда выезжали по случаю проведения фестивалей и других местных праздников, в любую погоду — а она в тех краях отличается капризами, — и почти угробили здоровье: у Пьера были проблемы с позвоночником, у Николь — с легкими. Назло судьбе они родили двух сыновей, и одного из них, дождливым вечером катавшегося на мопеде в Криэль-сюр-Мер, она у них забрала…
Им не везло ни в чем и никогда, но ровно два месяца назад вдруг случилось невероятное: они выиграли двухнедельную поездку в Бодрум-Гюмбет.
«Бодрум-Гюмбет? А это хоть где?»
В Турции. На средиземноморском полуострове, застроенном по побережью четырехзвездочными отелями, до пляжа — рукой подать. Все включено. Отель — настоящий дворец. Они выиграли случайно, просто опустив по листочку в стеклянный ящик в «Перекрестке», где в дни распродажи проводилась лотерея. Так вышло, что устроители вытянули из ящика листок с именем их сына, Паскаля. Правда, перед победителем поставили жесткое условие: воспользоваться выигрышем можно было только до конца 1980 года. Нет, если вы не хотите или не можете… У Паскаля и его жены Стефани всего два месяца назад родилась дочка — малютка Эмили. Со старшим сыном, двухлетним Марком, проблем не возникало — поживет две недели у бабушки с дедушкой. Но Стефани еще кормила Эмили грудью, да и в любом случае она ни за что не согласилась бы на целых полмесяца оставить грудного ребенка на попечение стариков. Путевки были именными, обменять их или продать было невозможно. Значит, надо было сделать выбор: или отказаться от поездки, или ехать с новорожденной дочкой.
И они поехали. Прежде они еще никогда не летали самолетом. Стефани — молодая женщина с веселыми глазами — смотрела на мир, как на спелое яблоко, которое так и хочется надкусить. Жалко, что в ее скромном мирке это яблоко — запретный плод.
Они рассудили, что не стоит отворачиваться от удачи, если она сама плывет в руки. В кои-то веки судьба им улыбнулась! Ни один из них не подумал, что улыбкам судьбы верить нельзя. Паскаль, Стефани и Эмили должны были приземлиться в аэропорту Руасси 23 декабря и провести день в Париже, поглазеть на рождественские витрины. Идея принадлежала Стефани. Она была сиротой. Витрали ее обожали, впрочем, она платила им тем же. Строго говоря, никакая Турция ей была не нужна. Ее воплощенной мечтой, ее волшебной сказкой стали Марк и Эмили — два теплых комочка, а к ним в придачу — любящий муж и дед с бабкой, души не чаявшие во внуках.
Пьер и Николь Витрали услышали новость одновременно, из семичасовой радиопередачи «Франс-Интер».
Они слушали ее каждое утро.
В тот день они сидели друг напротив друга за столом своей тесной кухоньки. Чашки — кофе для Пьера и чай для Николь — так и остались стоять нетронутыми, словно время навсегда остановилось в ту секунду, когда замерла жизнь в скромном рыбацком домишке на улице Пошоль, в квартале Полле — старинном рыбацком квартале, островком сохранившемся в центре портового города Дьеппа.
— Почему Лиза-Роза? — вдруг выкрикнула Николь Витраль.
Дома на их улице — с дюжину одинаковых, похожих друг на друга фасадов, — имели общие стены. Все, что происходило у соседей, немедленно становилось известно остальным. Крик Николь проник сквозь тонкие перегородки.