Я приглушил звук. Пусть подробности смерти господина Ахраматова неясны, почти наверняка они будут вполне объяснимы. Самыми банальными причинами. Бритва Оккама режет тихо. У кого бритва, тот и Оккам.

Теперь первенство российских богачей перешло к моему нанимателю, Алексею Александровичу Романову.

Да уж, как говорил мой первый наставник по стрельбе, деревенский пастух дядя Коля — он же гвардии старший сержант Николай Гвазда. Нет, никаких сентенций он не высказывал, просто произносил протяжно:

— Да уж…

И всем становилось понятно: очередной раз нежданно вляпались.

Оставив устройство включенным, я покинул клуб, погулял по двору Замка («знакомство с местностью вероятного столкновения должно быть активным, постоянным и неявным»), вернулся к себе, переоделся для занятий и поднялся к Вике.

Девочка либо ничего не знала о произошедшем, либо не придавала тому значения, либо умела держать удар.

Дети куда крепче, чем принято думать. Я был моложе Вики, когда случился переворот с безумным (следовательно, бесперспективным) названием «ГКЧП», и ничего, ни слезинки ребенка.

Дети еще и куда более жестоки, чем взрослые, и меня дружки по школе (уже не сельской, а городской, спортивной) ехидно спрашивали: «Ну как, папа не застрелился еще? И маму не застрелил? И тебя тоже? Ну, значит ему разрешат выпрыгнуть в окно».

В ответ я гордо поднимал нос и говорил, что мой папа не из тех, кто стреляется, а из тех, кто стреляет. Помогло моментально. На ближайшие дни я стал принцем школы. Тут как раз случился мой день рождения, и отец подарил малокалиберный пистолет Токарева, из которого я вскоре с десяти шагов сбивал сосновые шишки. Тогда уважение ко мне укрепилось еще сильнее — и, как ни парадоксально, уважение к отцу тоже. Видно, родители расспрашивали своих детишек, как там держится Ваня Фокс, и, узнав, что держится победителем, — делали выводы.

Но то было так давно, что стало историей. Не той, которая красуется в школьных учебниках, другой. Той, что заключена в спецхранах за семью замками, а откроешь их — и нет ничего, кроме изгрызенных крысами стопок черной бумаги.

Вика вышла, держа руку на рукоятке пистолета. Ковбой-кид.

— Держать не нужно. Взяла, вытащила из кобуры, имитировала выстрел, вернула на место.

— Я так и делаю, Иван. — Нет, видно было, что девочка все-таки задета. Она явно хотела пристрелить врага, вот только определится с тем, кто враг, — и держись.

Мы спустились в тренажерный зал, сделали коротенькую разминку.

— Иван, ты карате знаешь? Или самбо, или айкидо?

— С чего это ты спрашиваешь?

— В книжке читала. Там написано, что в спецвойсках есть отдельные спортивные роты, где, помимо основной специальности, стрельбы например, учат еще и самбо, и мосты подрывать, и с парашютом прыгать. Ты с парашютом прыгал?

— Прыгал, но давно, когда мастером не был. В раннем возрасте. Просто захотелось попрыгать, и возможность была.

— И много у тебя прыжков?

— Около сотни. — Я не стал рассказывать, что парашютная лихорадка длилась около полутора месяцев, и я порой делал по четыре-пять прыжков в день. Хорошо быть сыном генерала!

— А насчет остального? Самбо, мосты, допросы пленных?

— Что это за книжку ты читала?

Она назвала.

— В жизни немного иначе. Возьмем мастера спорта международного класса по стрельбе. Всерьез учить его самбо — большой риск получить травму и разрушить спортивную карьеру. Да и зачем? Мосты теперь взрывают крылатые ракеты и бомбы с лазерным наведением.

— Значит ты, Иван, айкидо не знаешь?

— И кирпичи головой не крошу, — подтвердил я, похоже, разочаровав девочку. — А зачем тебе айкидо?

Хороший вопрос, если за спиной двое охранников.

— А вдруг…

Вдруг выскочил на тренировочной дороге, но в десяти метрах прежде, чем утром: тренажерные манекены переставили. Нужно отдать должное, Вика выхватила пистолет быстрее прежнего и даже успела выстрелить, правда, опять мимо.

Мы потрусили дальше и до конца тренировки не разговаривали.

Что-либо одно, тренироваться или беседовать. На этой стадии подготовки. Потом же видно будет.

В положенное время мы расстались, я вернулся докручивать свои круги, а Вика… Что делала Вика и что она чувствовала, зная, что над ее отцом — не простым отцом, а богоподобным человеком — сгущается неведомая беда, остается гадать. То, что для отца невозможного мало, Вика считала данностью. Отец мог пригласить надень рождения Пола Маккартни, к которому девочка питала странную для ее поколения симпатию, мог и купить яхту, способную плыть по Северному морскому пути, мог спасти от голода страну в Центральной Африке и построить новые заводы там, где от старых остались одни развалины. И вот — неведомая, а потому особо страшная опасность. Раненый кабан. Молния. Лейкоз. Положим, от кабана охрана убережет, но вдруг в следующий раз это будет бешеная кошка или даже воробей?

Это уже были не размышления девочки Вики, откуда мне знать, о чем она сейчас думает. Это были мои собственные мысли. Действительно, стоит ли добровольно становиться под виселицу, даже если повесить собираются другого? И что будет с моим трехмесячным контрактом, если через месяц Романов станет номером пятым? Что вообще будет с могущественной империей господина Романова? Нет, он, как человек предусмотрительный, наверное, создал ряд трастовых фондов, но все это ладно функционирует, покуда жив хозяин.

А без хозяина начинаются сбои и раздраи. Нет, Вике до конца жизни будет обеспечен первоклассный уход. Не здесь, а в Лондоне или Сиднее. Но вот о ледокольной яхте, пожалуй, придется забыть — дорого обслуживать. А уж о проекте «Лунный город» придется забыть наверное. Да что Лунный город, неизвестно, что с Замком станет, если нехорошее случится с господином Романовым. Судьи у нас законы читают и слева направо, и справа налево, и сверху вниз, и снизу вверх. Некоторые даже совсем ничего не читают.

Очередной душ, очередная смена одежды. Это не навязчивая идея, не блажь, просто за тренировку выходит литра полтора-два пота. Порой и больше. Не принимать душ — возрастет риск гнойничковых болезней, что недопустимо. Ну, и об окружающих следует думать.

На этот раз всемирную службу Би-би-си я нашел сам, по моему крохотному «Панасонику». Господин Ахраматов скончался от остановки сердца. Местные люди считают, что его покарали духи Аку-Аку за святотатство. Тело для вскрытия будет переправлено на ближайшую военно-морскую базу США.

Очень любопытно.

Скажи мне, где тебя вскрывают, и я скажу тебе, чей ты агент. А ведь как ругал господин Ахраматов проклятый Пиндостан, как в каждом несогласном разоблачал наймита Госдепа!

Меж тем время неумолимо подошло к ужину.

Главная Тема за столом — ожидающееся прибытие господина Романова на флагмане его нового флота, дирижабле «КЭЦ».

Господин Романов не коллекционировал футбольные команды и не строил круиз-флотилию, ограничась одной, правда необычайной, яхтой. Его увлечением, помимо Лунного города, который начнут строить не завтра, было возрождение дирижаблестроения.

Дирижабли были чрезвычайно популярны в двадцатые и тридцатые годы, имя Нобиле многие путали с изобретателем динамита Нобелем. Действительно, воздушные киты, несущие десятки тонн полезного груза, казались верхом совершенства по сравнению с шумящими, маленькими и вечно разбивающимися аэропланами. Дирижабль «Гинденбург» совершал трансатлантические полеты с точностью, не снившейся «Аэрофлоту» семьдесят лет спустя. Все погубил один пожар — чалясь к мачте, «Гинденбург» вспыхнул, как бенгальский огонек, да и как не вспыхнуть, если несущим газом, поддерживающим воздушную плывучесть, был водород. Позднее нашли недочеты в самой конструкции дирижаблей. И наконец появились скоростные истребители, сделавшие аппараты легче воздуха практически бесполезными в наступательной войне. А поскольку мировой авиа-пром есть неотъемлемая часть военно-промышленного комплекса, судьба дирижабля была на долгие годы решена. Некоторые считали — навсегда, но только не господин Романов. Еще в детстве, начитавшись наивной фантастики Беляева, Немцова, Толстого и Уэллса, он начал мечтать о дирижаблях. Но одно дело мечта подростка, другое — мегамиллиардера.