— Ты, наверное, свихнулся, — заявил мне комбат. — Посмотри, что кругом делается. Это еще не конец.

Я прислонился к спинке сиденья и задремал. Спал около часа. Когда открыл глаза, увидел рядом с собой капитана Залевского. Он тоже спал сидя. Только поручник Буслович дежурил у телефона, принимая донесения из рот.

Стрельба немного утихла. Я подменил поручника Бусловича, который от усталости с трудом держался на ногах. Вскоре запищал зуммер телефона. Командир полка полковник Архипович вызывал командира батальона. Я разбудил его. Полковник приказал прекратить огонь. Командир батальона немедленно передал распоряжение по телефону и радио в роты и, кроме того, послал поручников Дуду, Бусловича, Фургалу и меня в подразделения: мы должны были обеспечить выполнение этого приказа.

Я со связным снова отправился на Энглишештрассе. Здесь выполнения приказа еще не чувствовалось. Немцы продолжали стрелять, и наши бойцы не оставались в долгу. Да и трудно было запретить солдатам отвечать на огонь, если гитлеровцы сами не выполняли своих условий. Вместе с командиром роты хорунжим Генриком Хмарой мы прошли по переднему краю, буквально заставляя бойцов прекратить огонь. За это я чуть не заплатил жизнью. Немцы заметили нас и осыпали градом пулеметных очередей. Пули в нескольких местах пробили шинель, но и на этот раз все обошлось. Огонь прекратился только в третьем часу ночи. Кое-где еще раздавались одиночные выстрелы, а временами трещали пулеметы. Я вернулся на командный пункт. К утру батальон получил приказ наступать при поддержке танков по Шарлоттенбургскому шоссе в направлении Бранденбургских ворот.

Вслед за танками по виадуку двинулись роты. Стояла тишина. Однако когда танки вышли на виадук, послышались громкие хлопки из панцерфаустов. Передняя машина окуталась дымом. По батальону ударили пулеметы. Мы сразу же открыли ответный огонь. Через несколько минут перестрелка оборвалась столь же внезапно, как и началась. Навстречу нам вышла огромная колонна гитлеровских солдат. Они несли белые флаги и бросали оружие. Белые полотнища появились почти во всех окнах.

Батальон двинулся к Колонне Победы и Бранденбургским воротам по правой стороне широкой аллеи. Всю левую сторону заполнили колонны капитулировавших немецких солдат. Я стал вглядываться в лица этих людей, покорных и растерянных. Мы выставили двоих солдат, которые указывали пленным направление движения. Когда мы подошли к Колонне Победы, на верхушке ее высоко в небе появились два флага — красный и бело-красный. Кто поднял их — не знаю.

Территория Тиргартена была изрыта окопами. Мы быстро продвигались вперед. Вот и Бранденбургские ворота, а слева от них — рейхстаг. Здесь немцы бросились в свою последнюю контратаку, которая сразу же была ликвидирована концентрированным огнем танков и пехоты. Несколько минут спустя со стороны рейхстага внезапно появилось несколько немецких бронетранспортеров, набитых солдатами и штатскими. Транспортеры на большой скорости выскочили на Шарлоттенбургское шоссе и врезались в нашу колонну. Все это произошло настолько неожиданно, что в первый момент среди нас возникло замешательство. Лишь через несколько минут танки перегородили улицу, и транспортеры были остановлены. Только одному удалось проскочить до района Шарлоттенбург. В этом транспортере пытались бежать высокие сановники третьего рейха.

Вскоре после этого происшествия новый сюрприз: неподалеку от нас начали рваться тяжелые снаряды.

— Давайте ракетницу! — закричал командир батальона. — Это артиллерия Первого Украинского фронта. Нужно дать сигнал зелеными ракетами. Где связной с ракетницей?

Пока разыскивали связного, я раскопал в куче брошенного гитлеровцами оружия ракетницу солидных размеров. Вставив ракету, я выстрелил в сторону Бранденбургских ворот. Отдача у моей трофейной «пушки» оказалась настолько сильной, что я до крови рассадил себе ладонь. Превозмогая боль, я перезарядил оружие и снова дал условный сигнал. В небе появились и другие зеленые ракеты. Артиллерийский обстрел прекратился. Под аркой Бранденбургских ворот появились солдаты 1-го Украинского фронта. Встреча с ними была сердечной.

Над колесницей, венчающей Бранденбургские ворота, взвились два знамени — красный и бело-красный. Бойцов охватила безграничная радость. Одни пели, другие танцевали. Советские и польские солдаты начали обниматься, хлопать друг друга по плечам, обмениваться сувенирами. Праздник продолжался бы бесконечно, если бы не радиограмма командира полка, который приказал батальону вернуться на Шарлоттенбургское шоссе.

Тут только я вспомнил, что два дня почти ничего не ел. Шедший рядом со мной поручник Фургала тоже умирал от голода. Поручник подозвал старшину своей роты и спросил, нет ли у него чего-нибудь поесть.

— Найдется, — ответил старшина к нашему великому облегчению.

Батальон остановился на отдых в живописном, почти не разрушенном районе Шарлоттенбург, где в одном из особняков впервые за последние дни мы съели нормальный обед.

Через час был получен приказ двинуться на запад через Науэн и Фризак к Эльбе. Полк, построившись в походную колонну, двинулся по улицам Берлина. На тротуарах стояли толпы истощенных берлинцев, еще не пришедших в себя после штурма.

По дороге нашу колонну на разных языках приветствовали группы людей, освобожденных из гитлеровских лагерей: поляки, русские, французы, чехи, англичане, итальянцы, бельгийцы, голландцы, югославы и даже американцы. Попадались и немецкие антифашисты, вырвавшиеся из гитлеровских тюрем. По одну сторону шоссе до горизонта тянулось огромное поле. На нем, сбившись в толпу, стояли гитлеровские солдаты, взятые в плен в Берлине. Их охраняла небольшая группа совсем юных советских солдат.

Приближаемся к городу Науэн. В лесах, вплотную подходящих к домам, несколько дней назад разгорелась горячая схватка с остатками армии генерала Венка, спешившей на помощь Берлину. Здесь эта армия и была остановлена. Мы получили задание ликвидировать остатки ее частей. Короткие стычки в лесной чащобе носили ожесточенный характер. Вскоре, несмотря на грозные приказы сопротивляться до последнего, немецкие солдаты начали массами сдаваться в плен.

В лесах западнее Фризака нас застала радостная весть об окончании войны.

Просто не верилось, что уже не нужно больше кланяться пулям, стрелять, жить в постоянном напряжении. Неужели снова можно радоваться солнцу, любоваться живописными пейзажами и даже выкупаться в реке? Нет, это какое-то чудо!

На следующий день мы возвращались к Одеру. Стояла прекрасная весенняя погода. Природа пробуждалась к жизни. Наш полк погрузился в вагоны, и поезд двинулся на восток. Вот и новая граница Польши. На всех железнодорожных станциях люди сердечно приветствовали нас. Особенно приятной была встреча в Бялой Подляской, где командование расквартировало наш полк.

Вскоре начались боевые операции против банд реакционного подполья, действовавших в этом районе. Бойцы с честью выполняли свой солдатский долг во имя упрочения народной власти в Польше.

В июле 1945 года меня направили на курсы по переподготовке офицеров в Замостье. После завершения учебы я был назначен командиром роты связи в 3-й пехотный полк, а затем начальником связи 2-го пехотного полка. Вместе с полком принимал участие в боях против реакционных подпольных банд в период референдума 1946 года и первых выборов в Сейм в следующем, 1947 году. В этом же году я вступил в Польскую рабочую партию. Пользуясь каждой свободной минутой, продолжал учиться. Получив среднее образование, еще один год был на курсах усовершенствования офицеров связи. В 1948 году мне присвоили звание капитана и направили в штаб командования войск связи. В 1952 году, будучи уже майором, я был назначен заместителем начальника связи ВВС, а с 1955 года исполнял обязанности начальника связи ВВС и ПВО страны. В 1957 году окончил Академию связи в СССР.

Полковник Рышард Савицкий. Я был солдатом 2-й армии Войска Польского

Ломжа. Город, помнящий нашествие шведов в XVII веке. Над городом возвышается кафедральный собор. На двух базарных площадях каждый вторник и пятницу собираются горожане и крестьяне из окрестных сел. В городе несколько начальных и средних школ, два парка. Сохранились руины тюрьмы, в которую правительство довоенной Польши сажало польских коммунистов, в том числе и Александра Завадского.