…Паникер, трус, дезертир хуже врага, ибо он не только подрывает наше дело, но и порочит честь Красной Армии. поэтому расправа с паникерами, трусами и дезертирами и восстановление воинской дисциплины являются нашим священным долгом, если мы хотим сохранить незапятнанным великое звание воина Красной Армии.
В связи с этим ГКО требует от командиров и политработников всех степеней… чтобы они не давали паникерам, трусам и дезертирам порочить великое знамя Красной Армии и расправлялись с ними, как с нарушителями присяги и изменниками Родины»[267].
Таким образом, фактически была узаконена внесудебная расправа не только над дезертирами, но и над военнопленными, бежавшими из плена, так как именно они подходили под категорию «нарушителей присяги и изменников Родины».
Однако таких мер оказалось явно недостаточно. 16 августа 1941 года выходит Постановление № 27 °Cтавки Верховного Главнокомандования за подписями Сталина, Молотова, Буденного, Ворошилова, Шапошникова, Тимошенко и Жукова. В соответствии с этим постановлением все командиры и политработники, сдавшиеся врагу, сорвавшие с себя во время боя знаки различия и ушедшие с передовой в тыл, считались злостными дезертирами. При задержании их предписывалось расстреливать. Для предотвращения дезертирства и сдачи в плен командирам напомнили, что их семьи также подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Если же попавшие в окружение воинские подразделения предпочтут сдаться в плен, вместо того чтобы пробиваться к своим, то их предписывалось «уничтожать всеми средствами, как наземными, так и воздушными»[268]. Семьи попавших в плен рядовых лишались государственного пособия и помощи.
На практике эти постановления очень широко толковались и применялись не только к тем, кто переходил на сторону противника по доброй воле, но и к тем, кто попадал в плен в силу сложившихся обстоятельств, исчерпав все возможности к сопротивлению, без всякого объективного разбирательства обстоятельств пленения. На фронте это привело к тому, что упраздненные после Зимней войны заградительные отряды были созданы вновь и в 1941 году расстреливали рядовых и командиров без суда и следствия. Репрессии и самосуды достигли таких масштабов, что были отмечены даже в приказе наркома обороны № 0391 от 4 октября 1941 года.
В нем, в частности отмечалось: «За последнее время наблюдаются частые случаи незаконных репрессий и грубейшего превышения власти со стороны отдельных командиров и комиссаров по отношению к своим подчиненным…
…Суровая кара по отношению к злостным нарушителям воинской дисциплины, пособникам врага и явным врагам должна сочетаться с внимательным разбором всех случаев нарушения дисциплины, требующих подробного выяснения обстоятельств дела.
Необоснованные репрессии, незаконные расстрелы, самоуправство и рукоприкладство со стороны командиров и комиссаров являются проявлением безволия и безрукости, нередко ведут к обратным результатам, способствуют падению воинской дисциплины и политико-морального состояния войск и могут толкнуть нестойких бойцов к перебежкам на сторону противника»[269].
В соответствии с этим приказом виновных в рукоприкладстве и незаконных репрессиях сурово наказывали, вплоть до предания суду военного трибунала. Трудно установить точно, насколько этот приказ соблюдался. Но само принятие этого документа говорит о тревожной морально-политической обстановке в высших эшелонах власти, о невозможности больше игнорировать проблему попавших в окружение бойцов и командиров Красной Армии и военнопленных.
После тяжелых безвозвратных потерь в живой силе руководству СССР становится очевидно, что для пополнения действующей армии необходимо использовать не только внутренние резервы страны, но и вышедших из окружения и бежавших из плена военнослужащих Красной Армии. Большинство таких солдат и офицеров после соответствующей проверки вернулись в действующую армию.
По накатанному пути в конце декабря 1941 года ГКО принимает Постановление № 1069сс, определившее порядок фильтрации и проверки вышедших из окружения или освобожденных из плена «бывших военнослужащих Красной Армии». На следующий день, 28 декабря 1941 года, нарком внутренних дел Л. Берия издает приказ № 001735 «О создании спецлагерей для бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену и в окружении противника». В нем ответственность за фильтрационную проверку бойцов и командиров возлагалась на УПВИ. Таким образом, не только иностранные, но и бывшие советские пленные были введены под юрисдикцию УПВИ НКВД СССР, которое обладало опытом соответствующей работы.
Для всесторонней проверки вышедших из окружения и бежавших из плена солдат и командиров Красной Армии с целью выявления среди них изменников родины, шпионов и диверсантов приказом Берии предписывалось создать в кратчайшие сроки в системе УПВИ армейские сборно-пересыльные пункты (СПП) и специальные лагеря. Таким образом, общая группа военнопленных пополнились новым спецконтингентом — военнослужащими, большинство из которых не были в плену.
На СПП возлагались функции концентрации всех бежавших, освобожденных из плена и самостоятельно вышедших из окружения военнослужащих Красной Армии, их санитарная обработка и отправка в специальные лагеря НКВД. ССП административно подчинялись Управлению тыла армии, то есть не боевым частям. В частности потому, что спецконтингентом должны были заниматься люди, которыми было легче управлять, поскольку их можно было в случае чего припугнуть отправкой на передовую.
На СПП велся разнообразный предварительный учет поступивших. После прохождения санитарной обработки выявленных раненых и больных отправляли в специальные госпитали, а остальных — в предназначенные для них лагеря. Режим содержания на территории пунктов бывших военнопленных и вышедших из окружения солдат и командиров РККА был довольно жестким. Разумеется, переписка и свидания с родными, а также выход за пределы СПП были запрещены.
Для дальнейшей фильтрации бывших военнопленных и окруженцев (по советской терминологии того времени) УПВИ создало 10 специальных лагерей, многие из которых действовали еще в Зимнюю войну:
— для Карельского, Волховского и Северо-Западного фронтов — Грязовецкий и Череповецкий лагеря в Вологодской области;
— для Западного и Калининского фронтов — Южский (Ивановская область), Рязанский и Суздальский лагеря;
— для Юго-Западного и Брянского фронтов — Тамбовский, Подольский и Острогожский лагеря;
— для Южного фронта — Старобельский лагерь в Ворошиловградской и Новоаннинский в Сталинградской областях.
В середине 1942 года назначение некоторых из этих лагерей было изменено, поскольку надо было где-то размещать военнопленных чужих армий. В соответствии с приказом № 001156 от 3–8 июня 1942 года «Об изменении организационной структуры лагерей и приемных пунктов НКВД СССР для военнопленных» часть из них передали для создания лагерей-распределителей для пленных армий Германии и стран-сателлитов. Советский спецконтингент, судьбу которого дознавательные органы еще не решили, по указанию УПВИ переместили в другие специальные лагеря, уплотнив при этом санитарно-бытовые нормы содержания подневольных людей.
На протяжении всей войны количество специальных лагерей для освобожденных из плена военнослужащих Красной Армии менялось в зависимости от изменения их общей численности: 1942 год — 10, 1943 — 9, 1944 год — 14[270]. Увеличение лагерей в 1944 году объясняется в том числе и окончанием советско-финляндской войны. После нее Финляндия передала СССР почти 42,5 тысячи советских военнопленных.
Для тщательной личной проверки содержавшегося в лагере контингента в соответствии с «Временной инструкцией о порядке учета и содержания в специальных лагерях НКВД бывших военнослужащих Красной Армии» создавались особые отделы. Они изобличали изменников родины, дезертиров и шпионов и передавали их Особому совещанию НКВД для последующего наказания. Тех, на кого компрометирующих материалов собрать не удавалось, направляли в действующую армию.