Это самооборона. Грин, как и любой художник, знает: искать его собственную жизнь в его книгах - занятие пустое. Попробуйте поймать солнечный зайчик в ручье!

Между тем соблазн заглянуть в жизнь писателя, почувствовать его связь со своим временем посредством его книг существует, и не только у читателей, но и у исследователей.

Казалось бы, Грин не писал о современности. Действие большинства его рассказов происходит в вымышленной стране, как бы вне временных границ. И тем не менее Грин теснейшим образом связан со своим временем.

После первой, подчеркнуто реалистической книги Грин постепенно, словно «колонизируя», осваивая новую страну, уходил все дальше, все глубже в свою «Грин-ландию». Переход писателя в лагерь романтиков вовсе не означал, что он навсегда ушел от реализма. И дело не только в том, что Грин до конца жизни не переставал писать рассказы, «действие которых происходит в России», а в том, что в сущности глубоко реалистическим остался его метод анализа жизни. Условна страна Грина как географическое понятие, но не условна ее фауна и флора, а главное - люди в ней живущие. И со-

PAGE 6

вершенно не случайно, нигде в точности не указав координат долготы и широты Гринландии, писатель, как о само собой разумеющемся, писал, словно «путая» реальность с вымыслом, о путешествии из Марселя в Гертон или из Зурбагана в Москву. Герои Грина освобождены от целого ряда пут и обязательств, накладываемых антагонистическим обществом, но они живут в мире, где идет непримиримая война добра со злом, они «не освобождены» от человеческой сложности.

В сущности, вся современность, наполненная тревогой, ожиданием, внутренней и внешней борьбой, перенесена в Гринландию.

Гринландия не препятствовала сближению Грина с эпохой, а, наоборот, помогала ему лучше разглядеть ее достоинства и недостатки, «опережать естественный ход событий», быть «следопытом и разведчиком будущего», - не была башней из слоновой кости. Гром времени звучал в ней так же сильно, как в любой другой стране, обозначенной на карте. В Гринландии все происходило параллельно реально существующей действительности.

В 1920 году, в промерзлом и голодном Петрограде, жители которого с надеждой заглядывали в сводки с фронтов гражданской войны, Грин написал книгу, которой суждено было бросить якорь в миллионах сердец. «„Алые паруса", - сказал Виктор Шкловский, живший в то время рядом с Грином в Доме искусств, - везли груз надежды в завтрашний день».

В предисловии к книге «Алые паруса», вышедшей в 1944 году в «Военмориздате», в Библиотеке краснофлотца, Константин Паустовский писал: «Сейчас, в дни войны, когда наша победа и будущее зависят от нашего мужества, от преданности Родине, от нашей культурности и силы, книги Грина, помогающие нам воспитывать в себе эти качества, являются по сути своей подлинными оборонными и боевыми книгами».

PAGE 7

В середине двадцатых годов в печати проходила острая дискуссия о нравственном облике современного молодого человека. Разлагающее влияние нэпа чувствовалось очень сильно. Одним из первых тревогу забил Грин. Нравственный облик человека - это одна из основных тем Грина в двадцатые годы. В спешке, в круговерти идейных схваток, может быть, не все современники заметили высокий нравственный накал гриновских книг, ведь принято было смотреть на Грина как на писателя, стоявшего в стороне от вопросов времени. «Какая чепуховая легенда! - страстно восклицает Л. Рахманов в заметке «Земной или неземной». - Грин - над схваткой. Да он один из самых озабоченных человеческими бедами писателей… Вот уж кого не назовешь добреньким утешителем. Его книги по большей части грустны и тревожны. Кристально, пронзительно чистые, они не лелеют, не успокаивают - они волнуют нас своей недостижимо высокой нравственной красотой».

Грин предлагал современникам ответы на вопросы, поставленные временем, и ответы его оказались шире только его времени. Все его творчество, обращенное к Человеку и его духовной сущности, живет и сейчас, не тускнея от времени.

«Кто хочет понять поэта, - говорил Гете, - тот должен отправиться в страну поэта».

Если бы мы начали книгу с воспоминаний, читатели сразу попали бы в мир уже сложившегося человека. Между тем в Грине важно понять истоки образования его характера. «Автобиографическая повесть» убедительно показывает отправные точки, изломанные пути и изломанные обстоятельства, создавшие индивидуальность по имени Грин. Или, если говорить точным и образным языком самого писателя: «Раз навсегда, в детстве ли, или в одном из тех жизненных поворотов, когда,

PAGE 8

складываясь, характер как бы подобен насыщенной минеральным раствором жидкости: легко возмути ее - и вся она, в молниеносно возникших кристаллах, застыла неизгладимо… в одном из таких поворотов, благодаря случайному впечатлению или чему иному, - душа укладывается в непоколебимую форму».

«Автобиографическая повесть» кончается 1905 годом. В 1906 году появляются первые рассказы Грина. Он становится профессиональным писателем. 1906 год - начало воспоминаний.

В этой книге под одной обложкой сошлись люди, которым есть что рассказать о Грине. Они встречались с ним в разные годы, видели его в разных положениях и обстоятельствах. Одним довелось идти рядом с ним рука об руку в течение многих лет, другие виделись лишь несколько раз. Здесь есть воспоминания, где авторы пытаются разобраться в сотканной из противоречий личности писателя; есть и другие (В. Калицкая, Н. Грин), в которых Грин увиден с бытовой стороны. В непосредственности и неприхотливости этих воспоминаний заключено немало ценного, проливающего дополнительный свет на личность писателя.

Можно не соглашаться с отдельными мыслями авторов, кое с чем можно и, вероятно, нужно спорить, но безусловно одно - книга объединила тех, кто по-настоящему любит Грина.

Кроме воспоминаний эпоха оставила нам еще немало свидетельств - писем современников, их дневниковых записей, писем самого Грина, газетных заметок, многочисленных документов охранки об авторе «Алых парусов» и т. д., которые содержат множество интереснейших наблюдений, характеристик, оценок. Без них книга о Грине была бы значительно беднее. Эти свидетельства составили раздел «Вокруг Александра Грина».

Среди читателей, настроенных по отношению к искусству утилитарно, давно бытует устоявшееся мнение:

PAGE 9

жизнеописание непременно должно быть примером для подражания. Меньше всего трудная жизнь Грина - пример для подражания. Но в одном Грин бесспорно заслуживает нашего восхищения и преклонения - в том, что через всю жизнь, как святыню, пронес он верность нравственным принципам искусства.

Незадолго до смерти, в день двадцатипятилетия своей литературной деятельности, уже безнадежно больной Грин высказал такую мысль:

- Когда я осознал, понял, что я художник, хочу и могу им быть, когда волшебная сила искусства коснулась меня, то всю свою последующую жизнь я никогда не изменял искусству, творчеству; ни деньги, ни карьера, ни тщеславие не столкнули меня с истинного моего пути; я был писателем, им и умру; я никогда не забывал слов Брюсова поэту: «Да будет твоя добродетель - готовность взойти на костер!»

Читатели этой книги смогут узнать, каким видят Грина люди, близко его знавшие, найдут они в ней немало прямых или косвенных автохарактеристик. Каким был Грин в действительности - читателям предстоит решить самим, прочитав не только эту, но и, прежде всего, его собственные книги. Есть только одно непременное условие: нельзя, чтобы маленькое в человеке заслоняло большое в нем. Ибо жизнь - как ее понимал Грин - не количество прожитых дней и даже не дни, закрепленные памятью, а дни, когда мы оставили людям что-то доброе.