— Вы продвинетесь, — кивнул Йерн, — и к решению задачи, и к сумасшедшему дому.
Глава 7
ДРУГАЯ ИГРА — ПОД ДОЖДЕМ
На другое утро, когда я примерно в половине десятого спустился вниз, в гостиной царила милая атмосфера подготовки к завтраку. Эбба и Моника, обе хорошенькие и деловитые, накрывали на стол, утренние лучи августовского солнца ласкали ломти холодной телятины, скользили по масляным спинкам сардин и зажигали золотистые огоньки в вазочке с абрикосовым конфитюром. Танкред устроился в кресле у камина со старым номером какой-то американской газеты в руках.
— Бог в помощь! — произнес я. — Как я вижу, наш хозяин еще не появился. Кто-нибудь скажет мне: он еще жив?
— О да, дорогой, — ответила Эбба. — Я собственными ушами слышала, как он возится в своей комнате ужасов. Он там заперся. Я постучала, спросила, как дела? Он сказал, скоро придет. Значит, он жив. Правда, голосок у него немножко сиплый.
— Пить надо меньше, — проговорила Моника, — и курить тоже. И не выдумывать всякой ерунды. А вообще, он у нас очень заботится о своей внешности, не меньше парижских кокоток. И ни за что не покажется на людях, пока его физиономия не обработана лавандой… А вот и он!
Дверь распахнулась и появился Арне. Надо сказать, он выглядел ужасно: глаза ввалились, в лице ни кровинки — куда подевался вчерашний загар? И весь он был какой-то деревянный.
Я спросил:
— Ну, как ты? Что-нибудь случилось? Или ты нездоров?
Он покачал головой:
— Да нет, ничего особенного. Просто всю ночь не мог заснуть. Совершенно нечего рассказывать. Я голодный как волк. Давайте завтракать.
За столом все молчали. Арне сидел мрачный, с непроницаемым и застывшим лицом. Он двигался машинально и глядел прямо перед собой, постукивая ножом по яичной скорлупе, угодил пару раз по подставке, но, кажется, этого не заметил. Я старался на него не смотреть. Молчание становилось тягостным.
К счастью, его нарушил Танкред:
— Иными словами, первая ночь не принесла ничего, кроме разочарований. Никаких явлений, никаких звуков? Я уж не говорю о том, что никаких сенсаций для газет?
— Ничего подобного. Ничем не могу тебя порадовать. Абсолютно спокойная ночь. Все Тихо, как в могиле. Пожалуй, ты знаешь, именно тишина раздражает… Кажется, ты оглох… И потом, очень было душно — наверное, к дождю.
По-моему, Арне вовсе не так уж хотелось есть: он одолел яйцо, вяло сжевал два маленьких бутерброда и, не допив кофе, вытер салфеткой рот.
— Я прошу прощения, — произнес он, — мне придется снова съездить в Лиллезунд. Надо связаться с архитектором и подрядчиком… Дела! Я понимаю, хороший хозяин не должен бросать гостей на произвол судьбы, но — увы! Так что развлекайтесь пока самостоятельно. До скорого!
Эбба с Моникой отправились после завтрака погулять, а мы с Танкредом уселись перед домом на солнышке покурить. Он снова раскрыл американскую газету.
— Что ты там раскопал? — поинтересовался я:
— Очень любопытная газетенка. Датирована двадцать девятым марта. Видимо, Арне прихватил ее с собой из Осло еще тогда. Очень и очень занятная газета… На, посмотри.
Сперва я не понял, что уж там такого любопытного. На первой полосе громоздились крикливые американские заголовки про убийцу из Оклахомы, про нацистских бандитов в Германии, про последние заявления генерала Франко и про то, что президент Карденас заморозил иностранные нефтяные инвестиции в своей стране.
— Ну, и что? — спросил я. — Все как обычно. Не понимаю, что тебя заинтересовало?
— Посмотри четвертую страницу, внизу. Я открыл четвертую страницу и обнаружил большую заметку под следующим заголовком:
«КРУПНЕЙШИЙ НОРВЕЖСКИЙ БИЗНЕСМЕН КУПИЛ ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ!»
Давалась весьма лестная характеристика Арне и его положения в деловых кругах, далее шла краткая версия легенды о старом пирате и, наконец, описание планов Краг-Андерсена о переустройстве «пиратского гнезда» с целью его превращения в фешенебельный морской курорт для избранных.
— Фантастика! — вырвалось у меня. — Черт побери! Но каким образом маленькая деревенская новость вдруг попадает в крупную американскую газету?
— Чудачок! Такими вот «сенсациями» питаются газеты всего мира. И не надо забывать, что наш Арне и впрямь «крупнейший норвежский бизнесмен». У него есть хорошие связи во всех больших странах, и, разумеется, у него есть свои связи и в прессе.
— Но к чему такая спешка? Ведь еще ничего не готово…
— Ах, мой милый! Видно, ты недооцениваешь страсть нашего друга к славе. Положение обязывает… Да и по сути это, наверное, прелюдия к будущей крупной рекламной кампании. Но сейчас меня особенно интересует одна вещь… А вот и наши дамы! Мне нужно на почтамт. Эбба, пойдешь со мной?
— Постой; ты же хотел что-то сказать! Они уходили, а я оставался в недоумении.
— После, Пауль, чуть позже! Мне нужно позвонить в Осло.
Моника подошла ко мне. На ней было белоснежное платье. Впервые после приезда на Хайландет мы с ней оказались вдвоем.
— Ну, что мы будем делать? — спросила она, улыбаясь, — Давай покатаемся на лодке.
— Погода, по-моему, портится, — возразил я. — Взгляни-ка вон туда…
На горизонте над морем появились темные мохнатые тучи.
— Ну и что? Боишься промокнуть? — в ее словах мне послышался вызов, который чуть вспыхнул и снова погас, потому что она попросила:
— Ну, пожалуйста, Пауль, поедем! Мне очень хочется!
Мы спустились вниз к сходням, взяли старую моторку и отчалили. Я сидел у руля, а Моника, свесившись через борт лодки, опустила руку в зеленую воду. В этом белом наряде, с опущенной рукой, она походила на большого, прекрасного лебедя из сказки Андерсена. Ветер играл ее мягкими светло-каштановыми волосами, мне было видно ее маленькое розовое ухо. Если бы я был художником или скульптором, я изобразил бы ее вот такой, в лодке. Хотя все фантазии мастеров блекнут пред этой роскошнейшей картиной природы — живой, ослепительно прекрасной женщиной в белом платье.
— О чем задумалась? — спросил я, чтобы она пошевелилась.
Моника взглянула на меня и улыбнулась.
— Хорошо, правда? Я кивнул.
— Я вспомнила одну историю, которую якобы рассказывал Оскар Уайльд. В одном маленьком городе жил молодой человек. Он был поэтом. Каждый день он ходил гулять в одиночестве, а когда возвращался, усаживался в кабачке, и знакомые спрашивали, что он сегодня видел в пути. И он говорил, что когда шел через мост, видел в речке наяд и тритонов, а в лесной чаще танцевали фавны и крошечные эльфы. И каждый день он рассказывал людям свои сказки. Но вот однажды, когда он шел по мосту, он взглянул в реку и вдруг увидел, что там тритоны и наяды. Он пошел в лес — а там танцевали фавны и эльфы. Когда он вернулся в город и зашел в кабачок, его, как обычно, окружили друзья и спросили, что же сегодня он видел? Но он промолчал. Тогда они начали приставать к нему с расспросами. И тут он ответил: ничего.
Я помолчал, но все же спросил:
— И почему же тебе вспомнилась эта история? Ты полагаешь, что Арне — тоже поэт?
— Нет! — Она рассмеялась. — Я просто думаю, когда сам сочиняешь, легко рассказывать… А вот если представить, что твоя выдумка вдруг обернулась реальностью — тут-то и онемеешь!
— Значит, ты веришь, что здесь происходит нечто противоестественное? Сверхъестественное?
— Не знаю, чему тут верить или не верить… Но я чувствую, что надвигается какая-то беда. Когда сегодня я увидела Арне, его лицо, мне захотелось поскорее уехать домой. Да… Но что-то меня держит. Может быть, любопытство… Ах, Пауль, давай просто немножко отдохнем… Господи ты Боже мой, как же хорошо!..
Прошло не более четверти часа, как начал накрапывать дождь. Мои прогнозы сбывались: на море установился полный штиль, а небо продолжало темнеть. Поскольку мы все же находились в Атлантике, которая, как известно, шутить не любит, я предложил переждать грозу на ближайшем острове. Это был довольно большой островок.