Вместе с А. И. Лазаревым и С. В. Авакяном я и А. Иванченков работали над книгой «Атмосфера Земли с «Салюта-6». Она вышла в Гидрометеоиздате в 1981 году. Леонид Попов и Думитру Прунариу в мае 1981 года доставили мне на борт «Салюта-6» экземпляр этой книги. Я держал в руках красиво изданную книгу с фотографией на обложке нашего с Иванченковым выхода в открытый космос, испытывая удивительное чувство волнения, радости, гордости. Это был первый научный труд, изданный с моим участием отдельной книгой. Научных статей и публикаций было много, а книга была первая. Однако взволнован я был совершенно другим — подплывая к иллюминатору, снова и снова видел то, о чем мы рассказывали в книге. Может, это покажется слишком банальным, но встреча на орбите с книгой, среди авторов которой значилось и мое имя, осталась в памяти. Поэтому экземпляр книги, один-единственный оставшийся в моей библиотеке, так дорог мне. Я часто беру его в руки, чтобы в мыслях побывать в космическом полете, снова увидеть краски космоса и красоту Земли.

Хотелось, чтобы наши последователи научились видеть и понимать ее, Землю, раньше, чем получилось это у нас. На летающих лабораториях вместе с учеными и специалистами по геологии, лесному и сельскому хозяйству мы занимались обучением будущих экипажей орбитальных станций методике визуально-инструментальных наблюдений. Нас можно было встретить в Слободзейском районе Молдавии. Колхозники, работавшие на полях, с удивлением рассматривали военного человека со Звездой Героя Советского Союза на груди, считавшего оставшиеся после уборки колосья и зерна, появлявшегося на этом же месте осенью и фотографировавшего проросшие зерна, включавшего какую-то аппаратуру. Подходили, расспрашивали нас. Узнав, что мы тоже специалисты по сельскому хозяйству, удивлялись, но тут же предлагали свою помощь. А агроном даже попросился с нами в полет. Его включили в состав рабочей группы: он должен был показать нам границы колхоза и помочь разобраться с высоты полета в мозаическом рисунке сельскохозяйственных культур. Перед этим мы предупреждали руководство колхоза об изобилии жужелицы на их полях. Но агроном нам не верил. А когда увидел замысловатые узоры полей, поврежденных этим вредителем, дело дошло до смешного и грустного. Он тут же попросил валидол из нашей бортовой аптечки. Валидола там не было. Тогда он потребовал поскорее приземлиться. Сначала мы думали, что агроному стало плохо, потом поняли — хотел немедленно доложить результаты увиденного правлению, чтобы не мешкая начать пересев полей. Ждать урожая от почти пустого поля было бессмысленно. А как часто мы видели прекрасные «живые» поля, объезжая их на велосипеде или обходя пешком вдоль дороги. Это характерная особенность распространения болезни полей и в Молдавии, и на Кубани, и в Ставрополье, и в Казахстане — посевы вдоль дороги зачастую во много раз лучше, чем на всей площади.

Наши трассы пролегали над горами Памира, широкими просторами Средней Азии, много летали над Каспийским морем, появлялись и над Черным. Каспийское море представляет собой Мировой океан в миниатюре. Здесь можно обнаружить все интересующие космонавтов океанологические образования. Каспий очень удобен для обучения наблюдениям новых 'экипажей. Хорошо виден планктон, есть фронты и фронтальные зоны, есть меандры, зоны апвеллинга, течения. Короче говоря — наиценнейшая модель Мирового океана. Однако все чаще и чаще я стал помышлять о полете над Тихим океаном. Когда я летел отдыхать на Кубу, около десяти часов провел над Атлантикой. Не отрываясь от иллюминатора, всматривался в водную поверхность. Пришел к выводу, что до полета в космос каждый член экипажа — командир, бортинженер и исследователь — должен пролететь над океаном. Руководство Центра подготовки поддержало предложение группы научных экспериментов, и мне было предложено возглавить одну из экспедиций на Дальний Восток для подготовки экипажей по программе исследования природных ресурсов Земли. Конечным пунктом маршрута значился Петропавловск-Камчатский. С его аэродрома мы должны были полететь над Тихим океаном — на полный радиус действия нашего самолета. В полет мы пригласили специалистов Госцентра «Природа», научного-производственного объединения «Аэрогеология», лесников, гляциологов, гидрологов. Наш маршрут пролегал через всю страну. Мы смотрели на свою Родину под крылом самолета и учились космическим делам. В составе готовящихся к полетам космонавтов были Анатолий Березовой, Валентин Лебедев, Юрий Малышев, Виктор Савиных, Леонид Кизим и другие. Чем ближе подлетали к Дальнему Востоку, тем все большее нас охватывало волнение. Временами мы садились рядом и думали о предстоящей встрече во Владивостоке. Она волновала меня, она волновала Алексея Михайловича Муромцева, который также участвовал в нашей экспедиции. Вспоминаю, как во время космического полета, в сентябре 1978 года, когда наступила полная уверенность в безошибочном определении биопродуктивных зон, Алексей Михайлович попросил помочь рыбакам Дальнего Востока. Дело в том, что рыболовная флотилия пришла на «свое» место, но рыбы не было. Несколько суток я вглядывался в воду в указанных координатах, но ничем помочь рыбакам не мог — вода была чистой. Желаемые оттенки я обнаружил на одном из ответвлений течения Куро-Сио, но они были километрах в пятистах от того места, где находились промысловые суда. Я передал новые координаты местоположения промысловой зоны. Как потом стало известно, к радиограмме отнеслись скептически. Но один из капитанов задумался все ж и пошел в новый район. Он заполнил свои трюмы за одни сутки и вызвал к себе всю флотилию. Так вот, во Владивостоке предстояло встретиться с рыбаками этой флотилии… До этого я уже встречался с рыбаками западного бассейна в Риге и северянами в Мурманске, где увидел настоящее царство рыбных блюд, а вернее, блюд из продуктов океана. Именно там я понял, что не зря на космической станции висел у иллюминаторов. Океану есть что скрывать в своих недрах.

Однажды Алексей Михайлович Муромцев серьезно сказал:

— Садись, оформляй все в единое целое. Тут не только кандидатской диссертацией пахнет.

Я согласился, а Алексей Михайлович стал моим руководителем. Чем больше работал над полученными результатами, чем больше и глубже знакомился со специальной океанологической литературой и материалами обработки данных автоматических космических летательных аппаратов, тем больше и больше убеждался, что исследование Мирового океана из космоса с пилотируемых космических кораблей и станций надо продолжать. Нужно было теснее завязывать сотрудничество с учеными океанологами. Возникли и новые проблемы. Ведь наши океанологи в космосе не были и не могли ответить на некоторые вопросы, возникшие у нас, космонавтов. Почему, например, хорошо можно видеть сквозь толщу воды? Ведь видел же Севастьянов Среднеатлантический хребет подводного рельефа, я тоже видел. Почему? Подтверждения из биопродуктивных районов давали сведения о наличии морских организмов на двухстах-трехстах метрах. Ответ найти было, казалось, невозможно. Я снова обратился в Институт физики АН БССР. Известный ученый Элеонора Петровна Зеге, знающая гидрооптику атмосферы, геофизические процессы, после встречи сказала:

— Владимир Васильевич, вы же грамотный человек. Того, о чем вы говорите, никогда быть не может. Любое измерение в надир даст лучшие результаты, чем наклонное. Физика проста — тоньше слой атмосферы, через который должен пройти отраженный от исследуемого объекта сигнал.

Эти слова я записал в свой блокнот. Но продолжал настаивать на своем. Не скрою, намеки на недостаточное знание физики были не по душе, чувствовал, что иной раз я и румянцем покрываюсь, когда не могу возразить, что вертикаль к поверхности всегда короче наклонной. В этот научный спор втягивалось все больше и больше специалистов. Некоторые из них соглашались со мной. Это уже несколько меняло дело. Значит, не один я «плохо знаю физику вещей». Однажды кто-то вспомнил о неудачно снятых индикатрисах одного водного бассейна: их снимали дважды и дважды отправляли в архив. Результаты были неожиданными, они выходили за нормы принятых мнений. Об индикатрисах забыли. Спустя восемь лет о них вспомнили, просмотрели их снова. Я смотрел на чужие кривые, не понимая условий их снятия. Однако спросил, что означают выступы и на какие углы визирования они приходятся. Пересечение длин волн и максимум контраста приходился на углы, под которыми я из космоса наблюдал цветовые контрасты на поверхности океанической глади. Тогда я снова встретился с Элеонорой Петровной. Эта длинная история закончилась просто: на II Всесоюзном съезде океанологов был представлен доклад «Функции яркости системы атмосфера-океан на верхней границе атмосферы и особенности наблюдения пространственных контрастов из космоса». Авторов было двое: Э. П. Зеге, В. В. Коваленок.