Исходным пунктом этого движения была Иония или, вернее, вообще города малоазиатского побережья. Эта часть греческого мира исстари шла впереди остальной Эллады по пути культурного развития; здесь была колыбель нацио­нальной поэзии и музыки, здесь находился до VI века торго­вый центр Греции, особенно для сношений с Египтом и се­митическим Востоком. В Ионии же возникла и греческая наука; почти исключительно здесь и в ионийских колониях процветала она до тех пор, пока в эпоху Перикла, одновре­менно с политическим и экономическим господством, к Афинам перешло и главенство в области духовной жизни.

Во главе научного движения стоит Фалес из Милета, младший современник Солона, принадлежавший вместе с последним к числу семи мудрецов. Это — первый грек, ко­торый занимался разрешением математических и астроно­мических проблем; он возбудил большое удивление, пред­сказав наступление солнечного затмения. Если в этой облас­ти Фалес, несомненно, был учеником египтян и вавилонян, то его учение о происхождении Вселенной основывается еще всецело на мифологии или, пожалуй, на философии орфиков; рационализируя древний миф об Океане и Тефиде, он признавал воду первоначальным элементом, из которого развился весь мир. Впрочем, он не оставил после себя ника­ких писаных сочинений, так что все известия об его учении нужно принимать с большой осторожностью.

Но истинным основателем греческой математики и ас­трономии был, кажется, самосец Пифагор, самый ученый человек своего времени, по словам Гераклита. Впрочем, и он преподавал свое учение только устно, — поэтому мы не в состоянии сказать, какие из научных заслуг, составляющих славу его школы, принадлежат ему самому. Во всяком слу­чае несомненно, что на путь точного исследования направил эту школу сам учитель. Пифагорейцы создали теорию мате­матических рядов и пропорций. Между прочим, они обрати­ли внимание на то, что при последовательном сложении не­четных чисел получается ряд квадратных чисел (1+3=4=2²; 1+3+5=9=3² и т.д.); а изучение свойств квадратных чисел привело их затем к открытию известной теоремы, которая до сих пор носит имя Пифагора. В самом деле, сумма квадратов 3 и 4 равна квадрату 5-ти (9+16=25); поэтому, если начер­тить треугольник, стороны которого относятся друг к другу, как 3:4:5, то площадь квадрата, построенного на более длин­ной стороне, будет равняться сумме квадратов, построенных на обеих коротких сторонах. Далее, пифагорейцы заметили, что отношение длины звучащей струны к высоте тона есть постоянная величина, и на этом основали математическую теорию музыки.

Не менее велики их заслуги и в области астрономии. Пифагорейцы первые стали учить, что Земля шарообразна, — открытие, важность которого для культурного развития едва ли может быть преувеличена. Но на этом они не оста­новились; чтобы получить возможность объяснять все не­бесные явления действием одной только силы, они решились приписать Земле самостоятельное движение. В середине ми­роздания находится, по их учению, центральный огонь; во­круг него движется 10 мировых тел в направлении с запада на восток: на периферии — представлявшееся им в виде твердой сферы небо с неподвижными звездами, затем пять известных в то время планет, далее Солнце, Луна, Земля и десятое тело — Противоземля. Земля совершает свой путь вокруг центрального огня в течение одного дня и одной но­чи, притом так, что ее обитаемая сторона никогда не обра­щается к центральному огню; поэтому последний, равно как и Противоземля, всегда скрыты от наших глаз. Свет цен­трального огня отражается солнцем; кроме того, все миро­здание, для которого Пифагор, по преданию, первый употре­бил название „космос", заключено в шарообразную огнен­ную оболочку, так называемый Олимп. При своем вращении вокруг центрального огня небесные тела производят музы­кальные тоны, „гармонию сфер", которая, однако, для нас не слышна, так как мы от рождения привыкли к ней.

В самой Ионии также усердно занимались математикой, причем, без сомнения, происходил взаимный обмен знания­ми с пифагорейцами. В частности же, наши сведения о дос­тигнутых здесь успехах очень скудны. Анаксагор из Клазомен (ок. 500—430 гг.) занимался, по преданию, вопросом о квадратуре круга; его метод был вскоре после него усовер­шенствован Антифоном из Афин и Брисоном из Гераклеи. О знаменитом математике Энопиде из Хиоса, жившем в эпоху Перикла, мы не знаем почти ничего, кроме имени. Гиппо­крат, тоже родом из Хиоса, написал, приблизительно в эпоху Пелопоннесской войны, первый математический учебник. Кроме того, он обогатил математику и самостоятельными исследованиями. Он доказал, что площадь круга пропорцио­нальна квадрату его диаметра, и хотя он еще не умел решить задачу удвоения куба, но он, по крайней мере, указал путь к ее решению.

Но в то время как математические теории пифагорейцев скоро сделались достоянием всей нации, их астрономиче­ское учение не было принято почти никем из современни­ков. Даже учение о шарообразности земли нашло вначале последователей только в западной части греческого мира, особенно в лице Парменида из Элей. Современники Пифа­гора, милетские философы Анаксимандр и Анаксимен, на­против, считали Землю диском умеренной толщины, нося­щимся в центре мироздания; и это представление осталось до конца V века господствующим в Ионии и вообще на всем греческом востоке.

Остальные мировые тела древние ионийцы считали ог­ненными массами паров. Более правильный взгляд высказал Анаксагор. Он учил, что Луна, подобно Земле, покрыта го­рами и долинами и населена живыми существами; что Солн­це и звезды суть раскаленные каменные массы, тогда как месяц получает свой свет от Солнца. Эти представления скоро были усвоены наукою, хотя не только толпе, но и большинству образованных людей — даже такому человеку, как Сократ,— они казались совершенно нелепыми и смеш­ными. Многие считали их даже безбожными, и главным об­разом за свое астрономическое учение Анаксагор принужден был покинуть Афины.

Успехами математики и астрономии вскоре воспользо­вались для урегулирования времясчисления. Солнечные ча­сы, изобретение вавилонян, и вместе с ними разделение дня на 12 часов, перешли в Грецию еще в VI столетии; по преда­нию, первые такие часы устроил в Спарте Анаксимен Ми­летский. Теперь ученые стали работать также над тем, чтобы привести гражданский лунный год в соответствие с солнеч­ным. Математик Энопид из Хиоса определил продолжи­тельность солнечного года в 365 дней 8 часов 57 минут и соответственно этому вычислил период в 59 солнечных лет, равный 730 лунным месяцам. Это вычисление, выгравиро­ванное на медной доске, он выставил в Олимпии. Еще боль­шею точностью отличался девятнадцатилетний цикл, пред­ложенный афинянином Метоном в 432 г.; его солнечный год был только на полчаса длиннее истинного (точнее — на 30'9"). Однако этот усовершенствованный календарь в пер­вое время нигде не был введен официально; по-прежнему придерживались, насколько это было возможно, несовер­шенного восьмилетнего цикла.

Точно так же практические потребности должны были вызвать развитие землеведения. О научной разработке этой отрасли знания, конечно, еще не могло быть речи, пока не была признана шаровидность нашей планеты; но ионийцы уже очень рано сделали попытку воспользоваться тем геогра­фическим материалом, который накоплялся у них благодаря торговым сношениям. Уже Анаксимандр в VI столетии на­чертил на основании этих известий географическую карту, а Гекатей из Милета около эпохи Персидских войн составил описание Земли, — древнейшее географическое сочинение, о котором до нас дошли сведения; оно сделалось впоследствии образцом для всех подобных работ древности. По этим иссле­дованиям, населенная Земля (ойкумена) представляла круг­лый остров, омываемый со всех сторон морем, Океаном; в середине лежала Греция, и центром являлись, вероятно, со­гласно древнему мифологическому представлению, Дельфы. Средиземное море делило этот остров на северную половину, Европу, и южную, которая, в свою очередь, Нилом и Аравий­ским заливом делилась на два квадранта, Ливию и Азию. Замкнутость Средиземного моря была установлена, и его бе­реговая линия известна в главных чертах; по крайней мере знали, что Малая Азия, Греция и Италия суть полуострова. В частности же, очертания берегов представляли себе, конечно, очень неверно и имели лишь весьма скудные сведения о внутренних странах континентов.