Для занятий в звеньях была выработана программа, в которую входило несколько разделов:

— общеполитическая подготовка: идеи либерализма, социализма, марксизма, солидаризма;

— общественные организации и их функции;

— государственное устройство; построение государственной власти: органы управления, законодательные органы, суд;

— местное управление в областях и городах;

— сельское хозяйство;

— экономика и промышленность.

В силу ограниченности времени все эти предметы приходилось изучать в очень сжатом виде. Важно было дать общее понятие проблем, которые встанут перед членами Союза по прибытии на российскую территорию. Помимо звеньевых занятий, НТС в Берлине зимой 1941-42 года организовал семинары, где более основательно обсуждались проблемы будущего государственного устройства и народного хозяйства России. К ним привлекались специалисты, в том числе национально настроенные советские граждане, не обязательно члены Союза. Плодом трудов этих семинаров в Германии и в оккупированной России была в ноябре 1942 года «Схема Национально-Трудового Строя». Некоторые из не состоявших в Союзе участников семинаров, как Ю.Н.Ростовцев, были впоследствии тоже арестованы Гестапо.

Союзная жизнь в Берлине не ограничивалась- политической работой; помогали рабочим из Советского Союза и военнопленным. При встрече с русским со значком «Ost» старались завязать с ним разговор, по возможности пригласить к себе. Русские рабочие часто приходили в союзные семьи отдохнуть в домашнем кругу от лагерной жизни. Была и организованная социальная помощь; в ней участвовали, главным образом, наши женщины. Ее центром был подвал под церковью на Nachodstrasse. Туда приносили лекарства, чеснок, одежду, продукты, оттуда их распределяли между нуждающимися в лагерях.

Для большинства членов НТС берлинской период был испытанием стойкости. После дня напряженной работы спешили на звеньевые занятия или выполнять союзные задания. Спать приходилось по 5–6 часов в сутки, так как помимо союзной нагрузки поездки на большие расстояния по городу отнимали много времени. Только в воскресенье можно было отоспаться. Потом надо было то с кем нибудь встречаться по делу, то размножать необходимые материалы. Работа всегда была спешной и неотложной. К вечеру группами встречались в ресторанах, где можно было поговорить и пообщаться.

Моя беспросветная работа в подвале и союзные нагрузки по вечерам, по-видимому, отразились на моем внешнем виде, и мне начали подыскивать более легкую работу. В июне 1942 года меня устроили помощником заведующего русской библиотекой (заведовал ею русский берлинец, не бывший членом НТС). Книги в библиотеку привозили из занятой немцами России. Во двор въезжали грузовики и книги вилами сваливали на землю. Служащие, тоже русские, вносили книги в помещение и мы их сортировали. Среди книг находились редчайшие и ценнейшие издания XVII и XVIII веков. Такие книги я откладывал в сторону, и, когда приходил кто-нибудь из членов Союза, нагружал его, чтобы он незаметно отнес их в архив редких книг, которые хранились на чердаке гаража члена НТС Парамонова. Кроме того, я отбирал книги для союзной библиотеки, которые мы тоже незаметно выносили. В библиотеке я познакомился со многими новыми членами НТС, в том числе с генералом Федором Ивановичем Трухиным, ставшим впоследствии одним из ближайших сотрудников Власова.

Книги, которые мы старались сохранить, потом погибли. Большая союзная библиотека, находившаяся на квартире Лидии Владимировны Жадан, была при ее аресте реквизирована Гестапо. Архив редких книг, находившийся у Парамонова, сгорел при одной из бомбардировок.

В конце ноября 1942 года Исполнительное бюро НТС узнало, что электротехническая фирма «Frommer und Scheller» ищет монтеров для работ в оккупированной России. Через инженера Богдановича НТС установил контакт с этой фирмой и предложил ей 12 электромонтеров. Трудность была в том, что среди членов НТС электромонтеров не было. Из 12 человек один лишь Алик Шермазанов был знаком с электротехникой, будучи студентом политехнического института. Остальным пришлось спешно проходить курс, импровизированный инженером Александром Граковым. Времени до экзаменов было мало: мы успели прослушать только три лекции. Не знаю, помог ли наш энтузиазм и стремление скорее добраться до России, но требуемые фирмой экзамены 11 из нас успешно сдали; один, провалившийся, был принят помощником мастера. Фирме было дано знать, что все мы обладаем лишь паспортами иностранцев, в которых обозначено, что район передвижения ограничен Берлином. Фирма приняла это во внимание и обещала уладить вопрос с документами.

2. Приезд в Киев

В конце декабря 1942 года, на 15 месяцев позже, чем собирались, мы выехали из Берлина. Алик Шермазанов считался инженером и старшим нашей группы, я его помощником. Насколько припоминаю, в группе из 12 человек ехали также Игорь Жедилягин и Сергей Сергеевич Алексеев из Парижа, Михаил Иванович Татаринов из Загреба, Павлик Сенкевич из Скопле, Г.И. Попов, Н.И. Попов, Ю.Н. Широбоков, Зимовнов, Дашков. В дороге мы ближе познакомились с инженером Шеллером, одним из владельцев электромонтажной фирмы. Он оказался антигитлеровцем, общительным и откровенным человеком. В беседах во время пути он выражал свое несогласие с политикой по отношении к русскому народу и заметил, что если она не изменится, то немцы могут проиграть войну. (Разговор происходил за месяц до капитуляции армии Паулюса под Сталинградом). Рассказывал он и о том, какой ущерб нанесли немецкой армии ранние морозы, к которым она второй год подряд не была готова.

Мы ехали в пассажирском вагоне, занимая два купе, как вполне законные пассажиры, а не революционеры, тайком пробирающиеся на родину, и, по иронии судьбы, везли нас в Россию немцы. Путь лежал через Варшаву и Брест. После переезда старой границы между Польшей и Советским Союзом поезд остановился на одной из станций для проверки документов.

Мы могли выйти на перрон, увидеть русскую землю, русских людей, русские здания и воочию убедиться, как теперь живет Россия. Те из нас, кто родился в Югославии или во Франции, увидели русскую землю впервые, и были поражены общей бедностью и запустением. Для старших из нас, кто возвращался в Россию, ясно был виден контраст между тем, что было до революции, и что осталось после 24 лет хозяйничанья коммунистов и полутора лет немецкой оккупации. Бросались в глаза облупленные и покосившиеся здания, как будто не видевшие с 1917 года починки и покраски. Люди, одетые очень бедно, жались в сторону. Худенькие дети, укутанные в лохмотья, с тоской протягивали ручонки…

Это была та же Россия, где до революции беззаботные дети шумно и радостно бегали по тому же перрону вокзала, а их хорошо одетые родители весело встречали приезжающих.

Потом поезд тронулся, продолжая свой путь на Киев. Все мы как-то притихли, внимательно вглядываясь из окон вагона в запустевшие поля русской земли, в покосившиеся избы мелькавших перед глазами сел. Каждый по-своему переживал долгожданную встречу с Россией, в каждом крепло желание помочь ей освободиться от коммунистического ига.

Как? Об этом в общих чертах говорила только что вышедшая «Схема Национально-Трудового Строя»:

«Борьба с большевизмом не может быть приостановлена никакими обстоятельствами, даже войной. Напротив, в обстановке войны легче и скорее организуются народные массы для борьбы с большевизмом, для участия в Национальной Революции…»

«Национальная Революция это — не механический переворот и не стихийный взрыв сил разрушения и мести, это — смена идей и правящего слоя: это — отказ от интернационально-марксистского фанатизма и устремление национальных сил на разрешение национальных задач; это отказ от утопий и заблуждений…»

«Национальная Революция — это завершение начавшейся в 1917 г. революционной эпохи и победа народных чаяний и стремлений, это поворот уклонившейся от решения исторических задач Российской Революции на путь создания Новой Национальной России…»