Этим оружием, привычным для него с детства, он мог распорядиться быстрее, чем револьвером, с которым познакомился всего год назад. Размахнувшись, он изо всей силы ударил перед собой и попал в тело. Да, в тело, ошибки быть не могло. Едва он выдернул нож, как тут же был схвачен. На Харке была бобровая куртка, а за плечами лук — ухватиться было за что. Мгновенно юноша сжался и выскользнул из куртки, которая осталась в руках нападающего. О луке он и не думал. Он припал к земле и проскользнул между широко расставленными ногами врага прямо по воде, текущей по полу пещеры, к противоположной стене. Выпрямился, прижался к влажному камню, выхватил из-за пояса револьвер, взвел курок. Удивительно, что противник не прибег к огнестрельному оружию, за которое белые хватаются прежде всего.

Трудно сказать, сколько времени прошло в непрерывном ожидании. Может быть, враг был от него на расстоянии вытянутой руки, но грохот воды не позволял услышать ни шороха, ни дыхания. И вдруг Харка снова ощутил перед собой этот запах. Он нажал на спусковой крючок раз, сразу же еще раз. Раздались выстрелы, и тут же револьвер был выбит из его руки.

Многократное эхо еще глушило шум водопада, а он уже, согнувшись, отскочил в сторону. И видно, вовремя, так как по нему скользнула рука врага. Но он опять успел увернуться и бросился вправо, в неожиданно обнаружившийся проход. Противник изрыгнул невероятное проклятье, по которому индеец узнал врага. Это был не кто иной, как Рэд Джим.

Поток относил Харку, ледяная вода била в голову. Руками и коленями он пытался удержаться, не скатиться назад. Опасность удваивала силы, и он медленно удалялся от противника. Потом ему удалось обхватить выступающий из воды камень, лечь на него всем телом. Он смог немного перевести дух. Опасность утонуть отодвинулась. С камня он перебрался на другой, и вот он уже в новом, более узком ходе пещеры. Да, здесь мог проскользнуть только худенький Харка. Рэд Джим его тут не достанет. И все же он еще немного продвинулся вперед.

И вдруг он смог свободно вздохнуть, смог раскинуть по сторонам руки. И потолка ему было здесь не достать. Харка дрожал всем телом от сырости, холода и изнеможения, но как только успокоилось его дыхание, перестало бешено колотиться сердце, он тотчас же принялся обследовать в темноте свое убежище. Это оказалось довольно обширное круглое помещение, в котором стекались со всех сторон подземные воды и сливались вместе в один поток. Теперь, в начале зимы, воды еще было немного, в большей части помещения пол был сух, и Харка вполне мог тут расположиться. Но ветвь пещеры тут заканчивалась, и иного выхода не было. Продолжая ощупывать стены, он нашел сухой участок, в нем углубление — нишу, тоже совершенно сухую. Харка забрался на ее край и окончательно успокоился. Враг здесь не страшен. Проход, который вел сюда, был слишком узок для широкоплечего Рэда Джима. Значит, у Харки есть время продумать план действий.

Он начал ощупывать дно и стенки ниши, на краю которой сидел. Рука наткнулась на круглые, очень гладкие камни. Потом под руку попали два других лежащих отдельно камешка с надломленными краями. Он взял их и стал тереть и ударять друг о друга. Посыпались искры. Значит, это обыкновенное огниво индейцев. Кто положил его, зачем? И он снова выбил искры и вдруг увидел, что обкатанные круглые камешки — это зерна золота. Множество золотых зерен! Кто принес их сюда? Неужели водяной поток? А может быть, человек, который оставил здесь огниво? Значит, Харка был не первым в этом боковом отроге пещеры? И его предшественник, видимо, тоже был индеец…

Не знает ли Рэд Джим об этой золотой сокровищнице?

Если не знает, то никогда и не узнает. Но если он знает, то ему никогда не владеть этим золотом! Никогда!

Что же предпринять? Несколько дней и ночей он может пробыть здесь. Дышать легко, есть вода и немного подмоченного пеммикана. Но ведь когда-то надо искать выход! И конечно, раньше, чем он потеряет силы.

Продолжая обследовать стены, он нашел два небольших кусочка трухлявого дерева. Взяв огниво, он начал выбивать искры, и хоть и с большим трудом, но разжег эти два маленьких кусочка дерева. При свете тлеющей гнилушки он отобрал несколько крупных зерен и сунул в кожаный мешочек с пеммиканом. Немного подумав, положил туда же огниво. Оставшиеся зерна забросал камнями.

Так как его никто не беспокоил, а он страшно устал, то он попытался поудобнее расположиться и хоть немножко заснуть. Он был мокрый, лежать было неудобно, и все же он задремал, как ему показалось, совсем ненадолго. Проснувшись, почувствовал себя бодрее. Можно было попытаться поискать выход. Тем же узким проходом он выбрался назад к водяному потоку. Добравшись до него, погрузился в воду, чтобы избежать нежелательной встречи. Стремительное течение подхватило его, ударило о стенку. На момент он даже потерял сознание. Но поток недаром потрудился много тысячелетий: ложе его стало гладким, острые выступы утесов закруглились, и он тащил Харку как частицу воды все дальше и дальше вниз, больше не ушибая. Харка знал, что поток должен вынести его наружу. И вот его закрутило, бросило вверх, потянуло вниз, ударило…

Он лежал под темным ночным небом. Шумела вода, но по-иному звучал этот уже надоевший шум. Кости болели. Харка с трудом пошевелил руками, приподнялся, выбрался из воды.

Над ним тускло светились звезды. Посверкивал снег, устилающий землю. Ветер покачивал вершины деревьев. Наконец Харка сообразил, что это за место, и поспешил укрыться в кустарнике. Легины, пояс и мокасины его были мокры. С волос стекала вода. Револьвера он лишился. Лука не было. Не было на нем и бобровой куртки. Только нож, палица, лассо и мешочек с намокшим пеммиканом.

Харка дрожал от холода. Собрав последние силы, он поднялся и пошел разыскивать коня, на спине у которого оставалось одеяло. Рыская по лесу, Харка ускорял и ускорял шаг до тех пор, пока не пустился бегом. По лицу и по телу хлестали ветки, но он не обращал на это внимания: коня нигде не было видно

Стало светать. Харка решил забраться на дерево, чтобы осмотреться. По холодным и скользким ветвям он поднялся на вершину. Перед ним открылось место, где когда-то стояли палатки его рода. Такое знакомое место! Вот тут была палатка отца. Там — палатка его друга Четана. Здесь — палатка жреца. В утренних сумерках он заметил на земле следы от костров. Что ж, может быть, недавно здесь воины другого рода ставили свои палатки. Но что это? Его конь. А рядом с ним — другой и тоже с гордо поднятой головой. Харка тотчас узнал его. Конь отца! Оба стояли рядом и жевали траву, которую откапывали из-под снега копытами.

Первые лучи солнца золотыми стрелами пронизали кроны деревьев. Первые тени потянулись по земле. Все тихо. Ах, с какой радостью всегда встречал Харка восход солнца! Маленький ручей, протекающий по краю поляны, заблестел в солнечных лучах. Дети рода Медведицы по утрам плескались в этом ручье, мылись, играли…

А сейчас все казалось Харке таким угрюмым…

Раздался крик ворона. Нет, это не было началом переклички сытых воронов, сидящих на деревьях над трупами убитых, воронов, собирающихся почистить перья. Этот ворон, что каркнул, вообще не был вороном. Харка хорошо знал этот крик «ворона» и ответил на него точно таким же криком.

У пасущихся коней появился отец, который до сих пор прятался за деревом. Туго заплетенные косы опускались на его плечи. У него не было перьев в волосах, но скальпы на боковых швах легин — черные скальпы индейцев — висели. Его одежда — куртка из бизоньей кожи до колен, меховые мокасины — соответствовала зиме. В руках он держал ружье и смотрел вверх на крону дерева, где притаился Харка. В волосах отца стало больше седых прядей, вокруг глаз и рта залегли тени.

Харка быстро спустился вниз, спрыгнул с последней ветки на землю и бросился к отцу. Матотаупа смотрел на исхудалого, бледного юношу, с исцарапанной кожей, с синяками на плечах, в мокром платье. Взгляды обоих встретились, и в каждом был один и тот же вопрос, на который пока не было ответа, да и не было таких слов, чтобы ответить на него!