Лицо. Ну-с, юноша? Что вы там мололи? Выдумка? Пиитическая фантазия? Полет воображения? Даже ваш более опыт­ный сотоварищ, хоть он и заражен опасными идеями, понял, что Пушкин всего лишь жалкий копиист. Его бы ко мне в департамент, копии с бумаг снимать, в помощники вот к нему, к Хлестакову! Что, Хлестаков, взял бы ты его?

Хлестаков. Нет-с, ваше превосходительство! Почерк не­бось дурен!

Хохочут дуэтом: значительное лицо бухает солидным смеш­ком, Хлестаков подхихикивает. И насмеявшись, уходят. Архип Архипович и Гена остаются вдвоем.

Гена. Ну, Архип Архипыч, спасибо вам! Не ждал я от вас такого! Против кого меня поддержали!

Профессор (кротко). Но, ведь я же сказал правду, Геночка!

Гена. Правду!.. А почему ж я этих строчек не помню – про губернатора в лодке?

Профессор. Вероятно, потому, что в окончательный текст они не вошли.

Гена. Вот видите! Не вошли все-таки! А вы меня из-за них на посмешище выставили!

Профессор. Не сердись. Зато теперь ты увидел, что для современников пушкинская фантазия была неотрывна от са­мой что ни на есть реальной действительности. Ведь так, Геночка?

Гена. Пусть так. Но мне, Архип Архипыч, все равно обидно, что Пушкин...

Профессор. Что такое? Ты готов разочароваться в Пушкине?

Гена. Я не сказал: разочаровался. Я сказал: обидно. За­чем он даже историю со скачущим памятником у какого-то майора позаимствовал?

Профессор. Наоборот! Он ее решительно переиначил! Вспомни, что у майора Батурина. Два царя – один, основавший Петербург, и второй, способный его погубить. Вот и всё. И Петр представлен весьма однозначно и помпезно – только как символ города, как хранитель его. А у Пушкина он, этот герой и гений, вдруг оборачивается еще и жестоким деспотом, едва какой-то жалкий безумец осмелится угрожать ему. Видишь, какая полнота истории! Какая новизна мысли!

Гена. Это-то я как раз понимаю. А все-таки неужели Пушкин ничего самостоятельно придумать не мог?

Профессор. Опять ты за свое! Нет, сдается мне, ты с чем-то спутал «Медного всадника»!

Гена. С чем же это, по-вашему?

Профессор. Да хотя бы с тем же «Всадником без головы»! Что ж, по-твоему, Пушкин – Майн Рид, что ли? Может, ему вообще следовало назвать «Медного всадника» не «петер­бургской повестью», а «приключенческой»? И в этом духе и раз­ворачивать сюжет?.. Нет, милый друг, по части фантазии Пушкин мало кому уступал, а уж по части мысли за ним тем более трудно угнаться. И, как видишь, настоящая писательская фантазия, не бесцельная и не развлекательная, случается, не только не проти­востоит реальности или даже документу, но как бы из них и рождается... Понял? Ах, не до конца? Но конец еще и не насту­пил. Даже пока не предвидится!

Как Архип Архипович сказал, так оно и есть: до конца мы еще не дошли – да и вообще не дойдем. То есть книга-то, конечно, закончится, и довольно скоро, но вот вопросы: вымысел и дей­ствительность (фантазия и быль, как, помнится, выразился у нас Сирано де Бержерак), сказка и правда, мир придуманный и мир взаправдашний, – они, эти вопросы, никогда не иссякнут. Как нескончаема и неиссякаема сама художественная литера­тура. А вопрос, который захватил наших героев на этот раз, касается... Хотя нет, до него самого дело еще не дошло. Пока Гена только торопится рассказать профессору, какую стран­ную историю он вычитал.

Гена. И книга же мне попалась! Такое напридумано, что... Представляете, один военный писарь... Да, я забыл сказать: это еще давно было, при царе Павле Первом... В общем, этот самый писарь сидел и приказ переписывал. Ему в приказе надо было перечислить, какие офицеры Преображенского полка куда назна­чались. А он очень торопился, все боялся, что к сроку перепи­сать не успеет, ну и...

Профессор. И, торопясь, допустил при переписывании ошибку.

Гена. Откуда знаете? Даже две! Например, ему было нуж­но написать: «...подпоручики же такие-то...» Забыли, как их зва­ли. Не важно. Предположим, так: «...подпоручики же Иванов, Петров и Сидоров назначаются туда-то и туда-то». А он, писарь то есть, взял да и написал нечаянно: «...подпоручик Киже». Понимаете? Вроде фамилия такая получилась – Киже! (Боясь, что перебьют.) Но это еще что! Когда приказ к императору Пав­лу попал, тому захотелось там хоть что-нибудь исправить – характер у него такой был. Он и приписал сверху: «Подпоручика Киже назначить... в общем, не туда, куда его назначили, а в караул». Дворец караулить. Понимаете, что произошло?

Профессор (улыбается). Да понимаю, успокойся.

Гена. Тут все и началось. Получает командир полка этот приказ, самим царем подписанный, и не знает, что ему делать. Офицера-то у него такого нету! Но царю сказать побоялся: вдруг обозлится? Только посоветовался с царским адъютантом, как быть, а тот совет дал. Императору, говорит, ничего не доносите. Просто считайте подпоручика Киже в живых. И действительно назначьте в караул. Так вот и решил. Но потом...

Профессор(ему все-таки не хватило терпения). Но потом этот самый несуществующий подпоручик, которого, ес­тественно, император Павел не видел и не мог видеть в глаза, попал по случайной причине в царскую немилость и его велено было сослать в Сибирь под надзором двух гвардейцев...

Гена(увлеченно подхватывает). Точно! Там это здорово написано: шагают эти гвардейцы по дороге, будто и правда кого-то ведут, а между ними пустое место!..

Профессор. Вот именно. Ну а дальше все поверну­лось в другую сторону. Император, вообще отличавшийся кап­ризностью нрава, вдруг передумал и помиловал это пустое место. Стал повышать в чинах и в конце концов даже произвел в гене­ралы...

Гена (он только сейчас опомнился – так, значит, захватила его эта фантастическая история). Выходит, вы эту книжку знаете? А я-то... Ну, все равно! (Снова загорается.) Нет, это ж надо было придумать! Кому бы еще такое в голову пришло?

Профессор. Ты полагаешь: решительно никому?

Гена. А что? Почему вы спросили?

Профессор. Потому что, дружок... Но к чему тратить слова? Давай-ка лучше, как обычно, сразу отправимся – только нет, не в рассказ Юрия Тынянова «Подпоручик Киже». Вообще не в рассказ – в сказку!

И до нашего слуха доносится песенка двух ткачей, они напева­ют вполголоса, занятые своей работой. Весьма странной, судя по их же собственным словам.

Ткачи.

Второй ткач (запевает громогласно).

Первый (шепотом остерегает его).

Вместе.

Второй (снова неосторожно громко).