Глава 8

«СОЮЗ БОРЬБЫ ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ РАБОЧЕГО КЛАССА»

Г-н Ульянов не имел обыкновения экономить на извозчике. Позавтракав в «Петрополе», он отправился на Большую Морскую улицу, в читальню при книжном магазине газеты «Новости», а затем вновь переправился через Неву по Николаевскому мосту и отпустил извозчика на Большом проспекте Васильевского острова, не доехав два квартала до дома No8. Перед заседаниями «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» Ульянов в целях конспирации последние два квартала неизменно проходил пешком.

Погода продолжала дарить неприятные сюрпризы. Днем была оттепель, а к вечеру опять резко похолодало, и, как следствие, стало очень скользко. Потом пошел мелкий снежок и стал ложиться тонким слоем поверх льда, делая дороги еще более опасными для пешеходов.

Какой-то высокий, слишком легко одетый молодой человек поскользнулся, упал, а затем, пытаясь подняться, снова поскользнулся и распластался на снегу. Прохожие спешили по своим делам, не обращая внимания на бедствующего юношу. Никому нет дела до какого-то пьяницы, тем более в такую погоду! «Какие у нас все-таки черствые люди», — подумал Ульянов и поспешил на помощь незнакомцу.

Он сам чуть не упал, помогая юноше подняться, и теперь они вдвоем, поддерживая друг друга, пытались выбраться на менее скользкое место. Наконец, это им удалось.

— Вы не ушиблись? — спросил Ульянов.

— Нет… Благодарю вас, сэр, — сказал незнакомец на хорошем русском языке, но с заметным акцентом.

«Какие у нас невнимательные люди, — снова подумал Ульянов. — А этот юноша к тому же еще иностранец».

— Мне, как русскому, право неудобно, что вы не сразу получили помощь, сударь, — вежливо сказал Ульянов. — К сожалению, нередко приходится испытывать чувство стыда за свое отечество.

— У себя на родине мне часто приходится испытывать те же самые чувства, — печально произнес незнакомец. — Да-да, я прибыл из столь же бездушной страны. Давайте, кстати, познакомимся — меня зовут Гарри.

— А меня — Владимир. Вы, вероятно, — американец?

— Неужели одного упоминания о бездушии моей родины достаточно, чтобы угадать мою национальность?

— Нет, конечно. Просто я вижу, что ваш родной язык — английский, но чувствую, что вы не англичанин. Англичане, представляясь, обычно называют свою фамилию, а американцы — имя.

— Вы были в Америке?

— Нет, но я о ней много читаю! — многозначительно произнес Ульянов, подумав о своей красной брошюрке.

В течение всей этой беседы Ульянов помогал молодому человеку отряхнуться от снега. Судя по всему бедняга Гарри упал не один раз за этот вечер! Ульянов также заметил, что американец отморозил нос, чего тот пока еще не чувствовал. К неудовольствию Гарри, Ульянов принялся растирать ему нос. В общем, американец безусловно нуждался в экстренной помощи. Ульянов размышлял. Привести с собой к сестрам Невзоровым этого молодого человека было бы чудовищным нарушением конспирации, о которой сам Ульянов постоянно твердил всем членам «Союза». С другой стороны, не мог же американец быть провокатором! А то, что молодой человек действительно иностранец, было совершенно очевидно. К тому же что-то подсказывало Ульянову, что политические взгляды молодого американца близки к его собственным. И дело тут было не только в оброненных Гарри фразах о бездушии его родины. Прежде всего Ульянов руководствовался тем безошибочным чутьем, которое при любом режиме помогает инакомыслящему узнавать своих единомышленников. Ульянов колебался недолго. Он прекратил растирать нос несчастному молодому человеку и сказал:

— Гарри! Вам совершенно необходимо выпить водки, согреться… Я бы даже рекомендовал вам сделать это не спеша, посидеть пару часиков в теплом помещении — водочка, хорошая закуска, затем горячий чай, наконец, the last but not the least — хорошая беседа. Все это согреет душу и тело. Если вы согласны следовать за мной, я готов все это вам предложить. Как вы на это смотрите?

— Большое спасибо, Владимир! — американец забавно произнес старинное русское имя, сделав ударение на первый слог. — Я с удовольствием приму ваше приглашение.

Сестры Невзоровы были наиболее популярными шмарами в Петербургском Технологическом институте. Большее несходство между сестрами трудно было себе представить. Старшая — Зоя — длинная худая голубоглазая блондинка, младшая — Светочка — жгучая брюнетка, маленькая, пухленькая, смазливенькая. Обе были довольно привлекательны и, как ни странно, политически активны.

Именно в их комнате 30 ноября 1895 года проходило заседание «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» по вопросу выпуска нелегальной газеты «Рабочее дело».

К семи часам вечера почти все уже были в сборе. У окна в приятном обществе сестер-студенток курили и балагурили лидеры петербургских социал-демократов Кржижановский,[11] Ванеев[12] и Старков.[13] В уголке чинно беседовали рабочие Шелгунов[14] и Зиновьев.[15] Оба держались как-то неестественно. Им, видно, очень льстило, что их пригласили на заседание. Князь, как всегда, пришел со своими помидорами и уже успел соорудить «княжеский салат». Сервировка стола, впрочем, одним «княжеским салатом» не ограничивалась. Ужин готовился на славу! Гусь с яблоками, маринованые грибы, заливная щука, икра — все это уже было на столе. Князь, высунув язык, нарезал колбасы и сыры. Ему помогала некрасивая и некурящая Надя Крупская — такой девушке сам бог велел сервировать стол. Меркул не пришел по причине плохого самочувствия. Ждали только Владимира Ильича, а также одного новенького — того самого, с которым Князь познакомился неделю назад в общей полицейской камере.

— Может быть нам пока принять по чуть-чуть для согрева? — предложил Глеб Кржижановский и достал из-за окна две большие бутыли — золотистую зубровку и прозрачную «Смирновскую».

— Как же так, не дождавшись Владимира Ильича? — запротестовала Надя. — И как у нас накурено! Владимир Ильич будет недоволен. Он как раз недавно бросил курить. Вот воля у человека! Девочки, а вам курить особенно вредно. Вы же будущие матери!

Светочка нервно закинула ногу на ногу и сбросила пепел с сигареты. Зоя, вообще не обратила внимания на мудрые слова Крупской. Обе сестры увлеченно слушали Ванеева, который как раз приступил к новому анекдоту про его императорское величество. Анекдот он рассказал неприличный и антирежимный; сестры звонко расхохотались, а Крупская, принялась с еще большим усердием нарезать лук. В этот момент зазвенел колокольчик.

— Это, наверняка, Владимир Ильич! — запричитала Надя. — А я еще не успела лук замариновать.

— От него потом этим луком — как от крестьянина! — шепнула Зоя сестре. — Этой-то дуре с ним, конечно, не спать!..

Зоя отправилась открывать дверь. Через минуту в комнату вошли Ульянов и Гарри. Американец был высок, строен и очень красив. Светочка восторженно пожирала его глазами. Никогда еще она не видела столь выразительного, прекрасного лица. В глазах гостя светилось что-то, свидетельствовавшее об уме, мечтательности, поэтическом чувстве и глубокой порядочности.

— Товарищи! — обратился к присутствующим Ульянов. — Позвольте представить вам Гарри, американского социалиста, нашего товарища по борьбе. Гарри только вчера прибыл в Петербург из Соединенных Штатов Америки.

— Гляди-ка, — шепнула Зоя сестре. — А я всегда думала, что от американца должно за версту конюшней разить! А тут… Ты только посмотри какие глаза!

Светочка молчала. Она сейчас не нуждалась в собеседнице, она все видела сама. Раскрасневшийся от мороза, измученный «товарищ Гарри» казался ей воплощением мужской красоты. К тому же, женское чутье подсказывало Светочке, что этот американец — личность незаурядная.