Коренными старейшими жителями Пошивкина были Федоровы - Яковлевы - Бабинины, связанные между собой родством. Основатель династии церковнослужителей в Пошивкине находился в сане священника, но позже его потомки уже относились к низшему церковному сословию и занимали должности дьячков, пономарей, псаломщиков. К концу XVIII века окончательно закрепилась одна фамилия - Бабинины. Бабинины венчали родителей композитора, крестили самого Модеста и его брата Филарета. Эти исторические записи сделаны рукой пономаря Василия Федоровича Бабинина и подкреплены подписью дьячка Тимофея Яковлевича Бабинина.
После изучения документов архива открылось, что Бабинины были не только летописцами, но и прототипами музыкальных произведений Мусоргского.
В литературе о "Хованщине" упоминается легенда про стрелецкий полк, якобы погибший в волнах Жижицкого озера. Высказывается предположение, что из- за этой легенды Мусоргский проявил "лихорадочный интерес" к "Хованщине". Однако старожилы этих мест ничего не слышали о стрельцах от своих предков. Притом же, если внимательно перечитать письма композитора и воспоминания его современников, станет ясно, что идею создания "Хованщины" подсказал ему В. В. Стасов, а либретто оперы Мусоргский написал на основе глубокого изучения исторической литературы, древних рукописей.
Но, отказываясь от этой выгодной для нас, земляков композитора, легенды, можно ли предположить что-то взамен? Просмотрим еще раз письма Мусоргского. Работая над "Хованщиной", Модест Петрович обратился к одному, как он пишет, "путному попу", чтобы узнать характер раскольничьих напевов. И тот ему ответил: "Если, живя в деревне, застали и слышали старых дьячков, так и создавайте ваших раскольников в обиходном напеве". "Я застал и слышал дьячков, - пишет Мусоргский Стасову, - но о совете путного попа забыл, пока не понадобился мотив для канта Досифея и для купельного канта при самосожжении".
Эти загадочные строки теперь можно расшифровать. Мусоргский с детских лет и до конца своих дней слушал в Одигитриевской церкви "старых" дьячков Бабининых. И когда для "Хованщины" понадобилась, как он пишет, самобытность, тут-то и пригодились песнопения Бабининых. А Бабинины, согласно записям в "Клировых ведомостях", вели церковную службу по старинке, так, как слышали от своих предков, и были "пения и чтения хорошего". Интересно, что И. Е. Репин говорил о дьячках как "отголосках языческого жреца". Исследования А. П. Лопырева подтверждают, что Мусоргский на своей родине имел возможность изучать напевы старообрядцев: "Православная церковь была веротерпима. В Великолукском уезде среди 48 православных церквей была одна раскольническая, так называется единоверческая церковь Александра Невского при погосте Вяз. В ее приход входили единоверцы четырех уездов, всего 81 двор, 454 прихожанина. Благочинному эта церковь не подчинялась, а губернская епархия ее учитывала и признавала".
Самобытные дьячки Бабинины для композитора стали кладом, но для них самих отсутствие "дипломов" сказалось весьма заметно. К концу XIX века они постепенно отошли от церкви, стали заниматься крестьянством, рыболовством, даже плотничали, сапожничали, но жить продолжали в Пошивкине большой семьей, в доме, доставшемся от предков. Наследники Бабининых, сохранившие по прямой линии эту фамилию, и сейчас живут в этих краях.
Еще одним летописцем погоста Пошивкина можно назвать потомственного священника Матвея Логиновича Кириллова. Его прадед, дед и отец были священниками Одигитриевской церкви и кропотливо регистрировали роды Чириковых и Мусоргских, их дворовых и крестьян. Отец Матвей специального учебного заведения не кончал, "в школах не был", а в сан священника был "положен преосвященным Гавриилом Новгородским и Санкт-Петербургским". Служил он долго и исправно; депутатом Торопецкого уездного земского собрания избирался 25 лет подряд "за беспорочное и рачительное прохождение должностей". За войну 1812 года награжден Бронзовым крестом на Владимирской ленте. Умер отец Матвей в начале 1839 года, и ему не довелось крестить сына Мусоргских, будущего великого композитора. Не оставил он наследника, продолжателя своей фамилии и потомственной должности, как это делали его предки, так как в семье его рождались только дочери. И впервые за два века в Пошивкино был прислан "чужой" батюшка, окончивший Псковскую духовную семинарию Симеон Васильевич Суворов. Он был посвящен в сан священника в двадцать один год и к месту назначения приехал с семьей - семнадцатилетней женой Евдокией Михайловной и пятимесячным сыном Евграфом. В доме покойного священника жили его родственники, и Суворовых приютили в Наумове помещики Чириковы, хотя в это время их дом был перенаселен: здесь жили вдовый отец с незамужними дочерьми, два сына с невестками и детьми. Новый священник квартировал у Чириковых, пока не построил собственный дом.
С 1840 года все рукописные книги Одигитриевской церкви вел С. В. Суворов. И делал это с особым прилежанием. Почерк у него был каллиграфический и "современный" в сравнении со старославянской орфографией, которой пользовался отец Матвей. Новый священник с первого дня и до конца своей службы в Одигитриевской церкви, как и отец Матвей, во всех проверочных документах отмечался за усердие, добропорядочность и был оштрафован только один раз - за венчание со вторника на среду, что воспрещалось. С. В. Суворов был по представлению Псковского статистического комитета "удостоен звания действительного члена комитета и утвержден в нем дипломом". Просвещенный батюшка имел библиотеку, где среди духовных книг имелись исторические. Как открылось из документов архива, Симеон Васильевич стал одним из персонажей знаменитого романса Мусоргского "Семинарист".
О поездках Модеста Петровича в свое имение в зрелые годы, когда его уже знали как композитора, в биографической литературе нет документальных свидетельств. Однако в "Летописи жизни и творчества Мусоргского" не указывается его местонахождение в феврале - марте 1866 года. Где он мог быть? Ответ нашелся в рукописных книгах, которые вел отец Симеон. В марте 1866 года исполнилась годовщина смерти матери композитора, и надо было возобновить в церкви кончившийся срок годового помина. Модест Петрович приехал на родину и остановился в каревской усадьбе, где надо было заодно решить и хозяйственные вопросы. Конечно же, он часто посещал кладбище, на котором в семейном склепе Чириковых покоилась любимая мать. Заходил в храм, в дом к священнику. В это время здесь жил его сверстник, старший сын священника Евграф, окончивший Псковскую духовную семинарию, который "живет при отце, места еще не имеет".
Обратимся к "Семинаристу", текст которого написан Мусоргским. Главные герои: поп Семен, обольстительная поповская дочка - "Щечки, что твой маков цвет, глазки с поволокой",- семинарист, изучающий латынь. По "Исповедным росписям" в этом году числятся: поп Симеон, две его взрослые дочери и еще "на выбор" четыре молодые барышни - дочери дьячка Бабинина. Здесь же находился и главный персонаж, двадцатилетний семинарист Василий Молчанов из Великолукской духовной семинарии высшего отделения, "определенный в означенный погост на год для приучения". Он-то и долбил латынь, поглядывая при этом на одну из поповских или дьяческих дочерей. Из текста "Семинариста" ясно, что латынь отроку давалась нелегко, да еще и искушал бес в образе поповской дочери. И в церковных документах, даже по весьма деликатной оценке отца Симеона, семинарист Василий был "чтения и пения не очень хорошего...".
Как известно, Мусоргский наблюдал, подмечал и вынашивал, пока "приспеет время записывать". И эту живую сцену, как назвал ее сам автор - "картинку с натуры", подсмотренную в Одигитриевской церкви, он записал, уже вернувшись в Петербург: "Это я сделал утром, проснувшись в шесть часов, начав только с ритма".