А дома совершенно другие, глубоко чуждые Михновскому, но, как и он, не чуждые идиотизма люди строили после гражданской войны тоже глубоко враждебную ему Украину — советскую. Несостоявшийся «батько нации» впал в глубочайшую депрессию, с которой и прежде водил дружбу.

Весной 1924 года он вернулся в Киев и остановился у своих друзей Шеметов. А 22 апреля в Чистый Четверг, то есть за три дня до Пасхи предпринял первую попытку повеситься в саду хозяев дома. Веревка оборвалась! Висельник-неудачник только ошарашил хозяйку, зайдя утром на кухню с петлей в руке и детски наивными словами игрока в русскую рулетку: «Виходить, я ще довго буду жити».

«Довго» затянулось почти на две недели — утром 4 мая после очередной депрессии приятели обнаружили его висящим на яблоне. О том, как потом есть с этого дерева плоды, эгоист-самостийник не подумал.

И последнее. Михновский оставил что-то вроде политического завета — так называемые «Десять заповедей». Десятый пункт их гласил: «Не бери собі дружини з чужинців, бо твої діти будуть тобі ворогами», а четвертый: «Усюди й завсігди уживай української мови». Сам их автор не следовал своим принципам. Супруга присяжного поверенного Алексея Дмитриевича Фурмана, на которой Михновский хотел жениться в бытность юным адвокатом и теоретиком, не имела чести быть украинкой, а на службе в военной прокуратуре ему приходилось не только говорить, но и (страшно подумать!) даже писать на «ворожій мові». И все-таки было бы интересно узнать, на каком языке он разговаривал с бесами, толкнувшими его в петлю?

Страна, выдуманная из Дикого поля

Украина «от гор Карпатских аж по Кавказские» в 1900 году существовала только в воспаленном воображении Николая Михновского. В реальности никто ни тогда, ни ранее, ни даже через двадцать лет не мог с точностью ответить, что такое Украина и каковы ее «естественные» границы.

Этот щекотливый вопрос — один из самых болезненных для украинских националистов. Они изо всех сил пытались доказать, что Украина — древняя страна, порабощенная иноземными завоевателями, и что она значительно древнее России. Но факты никак не удавалось подогнать под эту жесткую схему.

Уже после окончания гражданской войны в 1921 г. в Вене вышла тоненькая 30-страничная брошюрка бывшего генерального судьи УНР (титул-то пышный какой!) Сергея Шелухина «Назва України». В ней этот «украинец» с неукраинской фамилией доказывал, что «Назва території Україною не менш стародавня, як назва Руссю. Слово Україна місцевого простонародного походження і в своїй появі звязане з територією. Слово Русь невідомого походження»…

Как и Михновский, Шелухин был по образованию юристом. Он окончил тот же юридический факультет императорского университета Св. Владимира в Киеве. Особенность лиц его профессии состоит в том, что во время судебного процесса они должны доказать, что угодно, не останавливаясь ни перед какими подтасовками.

Русский дворянин, бывший судебный следователь, прокурор и член Одесского окружного суда при царе батюшке Сергей Павлович Шелухин сделал до революции куда более успешную карьеру, чем полупомешанный Михновский. Памятников не взрывал — в основном перекладывал бумажки. Но достигнутое его не удовлетворяло. В 1917 году этот протерший штаны 53-летний крючкотворец, посадивший немало врагов царя и отечества на нары, подался в революцию — объявил себя «врагом» старого режима, которому чуть ли не с пеленок служил верой и правдой.

Любая революция рождает таких перевертышей сотнями. Однако Шелухин был оборотнем особого рода. Так как из Одессы до Киева куда ближе, чем до Петрограда, где все теплые места во Временном правительстве были уже заняты (министром юстиции там назначил себя САМ Керенский!), Шелухин выбрал украинский вариант революции. И не прогадал — у Центральной Рады ему удалось выпросить должность министра судебных дел. Был он и тем самым «генеральным судьей» в годы когда суд и расправу чинил всякий, кому в голову взбредет, и членом Государственного Сената при гетмане Скоропадском, и исполняющим обязанности министра юстиции при Петлюре. В общем, занимал множество декоративных, но приятных должностей, главная функция которых состояла в доказывании, что наблюдаемое обывателем беззаконие, в котором кто-то увел лошадей или расстрелял их хозяина, и есть вековечная мечта украинского народа о независимости.

Продолжил свое полезное дело Шелухин и в эмиграции. Так у него и получилось, что Украина — ровесница Руси, а «московська народність утворилася з мішанини Славян з переважаючою кількістю фінських і ураломонгольських племен… В українській народності сих домішок немає».

Конечно, переродившемуся в украинца москалю Шелухину было лучше знать, от каких финских и урало-монгольских племен он произошел, но, по логике, выходит, что став украинцем, хитрый юрист тут же внес в эту девственно «чистую» расу свою финско-урало-монгольскую примесь.

Это только доказывает, чего стоят рассуждения, подобные шелухинским, которые призваны обосновать принципиальные («генетические») различия между украинцами и русскими. Если же говорить о примеси к славянской крови монгольской, то среди современных украинцев в массе она явно выше, чем у русских, из-за метисации со степными монголоидными племенами, населявшими большую часть нынешней Украины во времена Киевской Руси. Берендеи, торки, черные клобуки и половцы растворились, в первую очередь, среди пограничного — «украинного» славянского населения. Казачество, начиная с названия, имело степные корни, а терминология — все эти «атаманы», «коши» и «бунчуки» — явно татарского, тюркоязычного происхождения.

Кстати, первые ниспровергатели украинской идеи прибегали для ее критики к аргументам, аналогичным шелухинскому «расизму». К примеру, А. Царинный (под этим псевдонимом скрывался бывший директор 1-й киевской гимназии Николай Стороженко) в книге «Украинское движение» (Берлин, 1925 г.) писал: «Украинская идея» — это гигантский шаг назад, отступление от русской культуры к тюркскому или берендейскому варварству. В древнерусской летописи часто повторяется о тюркских кочевниках, что они «заратяшися» на Русь, то есть пошли на Русь ратью, войной. Возрождаясь в «украинцах», они опять идут войной на Русь — в области культурной… Все русское для них — предмет глубочайшей ненависти и хамского презрения». Как видим, обе стороны использовали в полемике одинаковые приемы.

Шелухин ошибался, утверждая, что слово «Русь» — «неизвестного происхождения». Впрочем, в его времена это действительно был дискуссионный вопрос. Теперь он окончательно решен. Славянское «Русь» произошло от финского «руотси». Так финны называли дружины норманнов, явившиеся в VIII–IX веках из Скандинавии на южное побережье Балтики. Главным занятием этой скандинавской «руси» была торговля славянскими рабами и пушниной в обмен на арабские серебряные монеты — дирхемы.

Расширяя свое влияние на бассейн Волги и Днепра, первые русы достигли в середине IX века подконтрольного хазарам Киева на пограничье с кочевой тюркоязычной Степью и сделали его своей столицей. Пришлая германская ватага дала свое имя подконтрольным финским и славянским племенам от Балтики до Поднепровья, скрестилась с местными женщинами (расовые предрассудки, в отличие от Шелухина этих добрых молодцев мало заботили) и основали известную нам из средневековых летописей Русь. Скандинавское происхождение Руси доказывается и тем, что даже в современном финском языке Швеция называется «Руотси», тогда как Россия — «Вэнаия» (от слова «венеды», «венды», как называли германцы и финны славян).

Итак, Русь древнее Украины. Слово же «Украина» происходит от древнеславянского «оукраина» — «окраина», «пограничье». Одним словом, это просто окраина Руси — трудноуловимая черта между державным русским порядком и анархическим хаосом Степи. Чтобы образовалась Украина, Русь должна была дойти до границы.