Изменить стиль страницы

В Москве путешественнику не очень понравилось: «Промисловість не росте, а падає, розвалюється. Пролетаріат іде частиною в село годуватись, частиною в спекуляцію»… В июле начинается конгресс III Интернационала: «По Москві чути гру музики, на урядових будинках мають червоні прапори і висять плякати з написами і портретами Маркса та Леніна. А вулиці обідрані, брудні, неохайні. Будинки з полупленими стінами, як у лишаях і корості, постріляні й рябі, немов од віспи».

Но нужно устраиваться. Кремль предлагает Винниченко место в украинском советском правительстве. Тот сразу же требует сместить главу этого правительства — Христиана Раковского — как неукраинца по происхождению. «Замість нього має прийти хтось новий», — пишет Винниченко, явно намекая на себя. Троцкий предлагает ему должность поскромнее — военного министра Украины. После разговора с ним 19 июля «второй президент» записывает: «Тільки що мав розмову з Троцьким… Отже, мої портфелі мені забезпечуються: я буду військовим наркомом і членом воєнревсовєта».

Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину i_220.jpg
Троцкий. Обещал Винниченко пост военного наркома Украины

Винниченко соглашается командовать революционной армией Украины, хотя, напоминаю, сам он ни дня не служил ни в какой армии, сбежав от призыва. Но в Политбюро есть и другое мнение. Лев Борисович Каменев буквально через три дня называет при встрече с Владимиром Кирилловичем разговор с Троцким «недоразумением». Каменев недолюбливает Троцкого. Он — видный член Политбюро, председатель Моссовета, будущий временный союзник Сталина. О командовании войсками не может быть и речи. Если Винниченко хочет работать на мировую революцию, он должен согласиться на пост заместителя Совнаркома УССР и наркома иностранных дел республики — по-нынешнему, вице-премьера и министра одновременно. Кроме того, его обещают выдвинуть в члены ЦК. Владимир Кириллович соглашается и выезжает в Харьков. Но портфелей ему все равно мало. Он требует ввести себя еще и в состав Политбюро Компартии Украины. Но места в Политбюро нет. Оно — не резиновый мешок для бывших петлюровцев.

И тогда Винниченко снова впадает в свое обычное «поэтическое» настроение. Новый Наркомзаксправ (так переводится на срочно создаваемый бюрократический украинский слово «Наркоминдел») грустит и исповедуется перед собой, записывая в дневнике: «Конфлікт стався… мене не допущено в Політбюро. Себто, единого, де хоч трохи можна було б брати участь в дійсній відповідальній роботі, мене позбавлено… Я категорично, рішуче й твердо заявив, що без участі в Політбюрі в партію не вступаю й з уряду виходжу… Бідні українці всяких політичних напрямів: вони так багато надій покладали на мій вступ в уряд».

15 сентября Винниченко пишет письмо Наркоминделу РСФСР Чичерину с просьбой выпустить себя за границу. Он очень боится, что его не пустят и навсегда замаринуют в стране победивших рабочих и крестьян. Но никаких проволочек! Никто не собирается мучить великого человека дальше. Московская бюрократическая машина работает, как часы. Меньше чем через неделю несостоявшегося члена Политбюро буквально пинком выбрасывают обратно в Европу к презираемой им буржуазии и мещанскому уюту. Жену под мышку — и на поезд! На прощание 21 сентября Винниченко сливает свою депрессию в дневничок: «Речі знову упаковані. Через півгодини виїжджаємо на вокзал, на Петроград, Ревель, Берлін і т.д… Ні жалю, ні туги. Чуття втоми й порожнечі… Аж не віриться, що так і не вдалось жити й працювати на Україні для революції»…

Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину i_221.jpg
Чичерин. Легко выдал Винниченко разрешение вернуться в Европу

Незадачливый революционер умер на своем хуторе во Франции в Мужене возле Канн в 1951 году, пережив и Петлюру, и Ленина, и Чичерина, и Каменева, и даже Троцкого. Он пописывал книги и картины, наслаждался тишиной и уютом, и больше не лез в большую политику. Разве что время от времени нахально доставал сильных мира сего скандальными заголовками своих произведений, вроде «Слово за тобою, Сталіне!». Но вес его был так мал, что никому даже в голову не приходило гоняться за ним с ледорубом. Жизнь ушла в звонкие фразы.

Сеятель «бактерии» украинства

Зная критичную направленность моего творчества, читатель вправе спросить: а были ли, на мой взгляд, в украинской истории положительные персонажи? Да и я сам часто задаю себе этот вопрос. Жадный и хитрый Грушевский, пославший мальчишек под Круты, а сам сбежавший из Киева, а потом, когда все улеглось, упросивший большевиков пустить его назад на родину? Да еще и написавший советскому правительству, что он готов переступить через трупы убитых красными украинских героев! Какой же это положительный персонаж? Обычный негодяй и мошенник. Первый глава украинского правительства Винниченко, торговавшийся в 1920 году с теми же красными за пост уже в правительстве Советской Украины? Прощелыга и больше ничего. Его ясновельможность Павло Скоропадский, почувствовавший себя украинцем только в тот момент, когда ему предложили стать гетманом и бросивший на произвол белых офицеров, защищавших его от Петлюры! Пусть гетман был умен, образован, остроумен, но на героя он никак не тянет. Симон Васильевич Петлюра? Но, как же быть с тем, что он докатился до должности цепного пса при Пилсудском и, не моргнув глазом, отдал Польше не только все наследие Даниила Галицкого, но еще и пообещал сохранить власть польских помещиков на той урезанной, куцей, марионеточной Украине, которую ему пообещали в 1920 году с польского панского плеча? Только мученическая смерть от пули наемного убийцы примиряет меня с Петлюрой.

Роешься в памяти, роешься, а из темноты вылезает только чья-то хитро улыбающаяся рожа со словами: «Маємо те, що маємо»… И, вдруг, в тот самый момент, когда меня уже готово было охватить отчаяние, я вспомнил: ЧИКАЛЕНКО! Евгений Харлампиевич Чикаленко — херсонский помещик и меценат, без которого, уверяю вас, никакой Украины не было бы. Имя его сегодня подавляющему большинству наших сограждан ничего не говорит. Но это он — человек, богатство которого мало чем уступало создателю Аскании-Новы барону Фальц-Фейну, профинансировал практически все украинские идеологические проекты начала XX столетия. Украинские газеты и журналы выходили за его счет. Студенты получали от него стипендии. Писатели — то, что сегодня называется грантами. А политические партии — финансовые инъекции, запускавшие их готовые остановиться в любой момент сердца.

Чикаленко знал всех в тесном украинском движении. И Грушевского, и Винниченко, и Михновского, и Сергея Ефремова. В Центральной Раде сложно найти хоть кого-то, кто не был бы его приятелем. Точнее, его «утенком», которого Евгений Харлампиевич, по собственному шутливому выражению, «высидел».

После Фальц-Фейна, промышлявшего, примерно, в тех же местах, что и мой герой, остались страусы и лошади Пржевальского, а после Чикаленко — весь тот зоопарк, который мы называем «национальным возрождением».

Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину i_222.jpg
Добряк. Сразу виден отеческий характер Евгения Харлампиевича

Евгений Чикаленко, родившийся в 1861 г., был прямым потомком запорожских казаков. Часть из них после ликвидации Сечи была переведена на Кубань. Из другой части составили Бугское казачье войско. Вот в нем-то и нашел свое место дед Чикаленко, Иван Михайлович. Он дослужился только до урядника — казачьего унтер-офицера, а его двоюродный брат (кузен, как называл своего пращура по боковой линии Евгений Харлампиевич) погиб в войне 1812 года. «В храмі Спасителя в Москві, — писал в мемуарах Чикаленко, — де на стінах вирізані імена убитих в Наполеонівську війну офіцерів, стоїть і ім'я прапорщика Годорожія-Чикаленка, кузена мого діда».

Земля в Новороссии, как называли тогда нынешний юг Украины, отвоеванный при Екатерине II у Крымского ханства, стоила копейки. Экспорт хлеба давал баснословные прибыли. Если дед Евгения Чикаленко еще был простым урядником, то его отец стал одним из богатейших херсонских помещиков и выслужил на гражданской службе дворянство. Поэтому маленького Евгения (обратите внимание — модное дворянское имя сыну папа дал явно с оглядкой на героя пушкинского романа!) отдали на учебу во французский пансион в Одессе. Но там ему в руки попался том Гоголя: «Тарас Бульба зробив на мене таке вражіня, що я цілими днями не міг ні про що думати, як тільки про запорожців у червоних жупанах з оселедцями на голові: вечорами я довго не міг заснути і все мріяв про те, як би його, як Колумб, найти нову землю і там заснувати Запорізьку Січ; або величезною китайською стіною обнести давнє Запоріжжя, про яке раніше я читав у нашому підручнику, але не звертав уваги».