Петлюра воевал с красными и белыми и не хотел воевать с поляками. А Петрушевич больше всего ненавидел поляков, а с красными и белыми, наоборот, предпочел бы замириться. Результатом таких разногласий стало то, что головной атаман завел тайные переговоры с лидером Польши Пилсудским, а Украинская Галицкая Армия 6 ноября 1919 г. перешла на сторону белого генерала Деникина. Это был один из самых комичных эпизодов гражданской войны. Особенно, если учесть, что по соглашению с «белыми москалями» местом пребывания Галицкого правительства определялась… Одесса. Но и это еще не все! Сразу после провала деникинцев УГА превратилась в ЧУГА — «Червону Українську Галицьку Армію». Об этом позорном факте теперь стараются вообще не вспоминать. Но он был и его не вычеркнешь!

Через два дня после того, как УГА побелела, Петлюра заключил соглашение с Польшей. Он полностью отказывался от претензий на Западную область УНР, признавал Львов польским городом, а взамен за это получал помощь поляков для очередного наступления на Киев, в котором уже были красные.

По сути это было наступление поляков, а не петлюровцев. Ведь вся армия головного атамана на тот момент насчитывала не больше 30 тысяч человек, у которых голова шла кругом от крутых поворотов во внешней политике своего вождя. «Злука» закончилась разлукой. Петрушевич уехал в эмиграцию в Вену и оттуда поносил Симона Васильевича за предательство. А петлюровцы в ответ считали предателями солдат Галицкой Армии, которые сначала стали белыми, а потом красными.

В истории любого государства, кроме нашего, такие кульбиты были бы невозможны. Но мы можем гордиться, что во время «визвольних змагань» 1919–1920 гг. все самые «свідомі українці» продали друг друга. Вождей с незапятнанными репутациями после этого просто не осталось. Даже знаменитый соратник Петлюры атаман Юрко Тютюнник вскоре выплыл в красном Харькове, где издал покаянные мемуары «З поляками проти України». Как говорил Мазепа: «Чрез незгоду всі пропали, самі себе звоювали».

Украинские белогвардейцы

Нынешняя власть предпочитает не вспоминать, что в белых армиях украинцев было больше, чем у Петлюры. Да и какие фамилии у этих «беляков» — Гордиенко, Дроздовский, Шевченко!

Мне посчастливилось один раз в жизни видеть и слышать настоящего живого белогвардейца. Это было в начале 80-х, когда такую встречу можно было считать настоящим чудом. Тем более, в обычном украинском селе, куда я, десятилетний, приехал погостить к родственникам. Все называли его «дед Шакин». Мальчишкой-кадетом он служил у Врангеля. Меньше всего этот маленький беспомощный старик походил на белогвардейца из кино. Он стоял на веранде в стеганой фуфайке и валенках. Это были чьи-то похороны, на которые сходится вся деревня. Опираясь на палку, Шакин раз за разом повторял одно и то же, как это делают старики, разговаривая сами с собой: «В 1920 году я был в Крыму в армии генерала Врангеля. Там были русские генералы, офицеры, а я был солдатом».

Мне рассказали его историю. После поражения белых Шакин, родившийся в Сибири и там же учившийся в кадетском корпусе, каким-то чудом выбрался из Крыма не в эмиграцию, а на Украину. Я понимаю, почему он не уехал в Сибирь. В родных местах его, наверняка бы, репрессировали. А тут, далеко от дома, можно было скрывать свое прошлое от ЧК и советской власти. Но то, что это необычный человек, крестьяне догадывались. В конце 30-х, уже после голода, когда в деревнях стали создаваться крепкие колхозы (благодаря тому, что в них пошли работать чудом уцелевшие кулаки) бывший врангелевец стал бухгалтером. Пригодились его знания арифметики, полученные еще в кадетском корпусе. И еще одним он удивлял простых, незнакомых со словом «спорт» черниговских крестьян — мог заскочить на ветку дерева, как на турник, и сделать подъем-переворот или выход на обе руки. В кадетских корпусах хорошо преподавали гимнастику, чтобы сделать будущего офицера готовым к физическим нагрузкам службы. Постепенно Шакин все больше становился похож на людей, среди которых жил, отличаясь от них только этой склонностью к «барским» физическим упражнениям и тем, что до смерти продолжал разговаривать только по-русски.

Но кроме «москаля» Шакина, в деревне были и чисто украинские следы белогвардейщины. Когда я подрос мне рассказали, что царским офицером был мой прадед по материнской линии, отсидевший за свои звездочки на погонах на Беломорканале. Как ни странно, утробной злобы в его душе это не оставило. Красные победили, дважды его арестовывали, до нитки разорили. Но когда в 41-м пришедшие в деревню немцы предложили ему как «бывшему» стать старостой, прадед отказался. Видимо, он хорошо понимал, что такое честь — немцы были для него куда большими врагами, чем вчерашние противники по гражданской войне.

В крестьянских хатах тогда еще висели фотографии начала XX века, запечатлевшие дедов и прадедов в гимнастерках с погонами и царскими кокардами. Слушая рассказы односельчан моей бабушки, я узнавал, что никто из них почему-то не служил у красных или петлюровцев — или уклонялись от всех мобилизаций в гражданскую, или уходили к белым. Это была другая история — не похожая на ту, которую преподавали в советских школах, и ту, которую преподают сейчас в украинских.

Постепенно фактов становилось все больше. То в мемуарах офицера Изюмского гусарского полка белых Анатолия Гольца я наталкивался на описание того, как его солдаты в строю пели родные малороссийские песни. То на страницах исторических трудов всплывали белогвардейцы с чисто «хохлацкими» фамилиями — Кириенко, Гордиенко (командир 1-го Корниловского полка), Шевченко (между прочим, дальний родственник поэта — белый генерал, на фото с супругой еще в звании полковника) и даже такая звучная, как подполковник Макогон. Этот последний с необычайным юмором дал характеристику членам петлюровского правительства по личным впечатлениям.

Оказалось, что множество украинцев в гражданской войне сражались за империю — единую и неделимую Россию. К примеру, мой друг историк Ярослав Тинченко как-то подсчитал, что почти каждый второй военнослужащий той же врангелевской армии был украинцем. Кстати, Врангель — один из самых умных белых вождей. В 1920 году он даже подготовил документ о предоставлении Украине автономии. Генерал понимал, что множество украинцев чувствуют себя частью триединого русского народа, но особой частью, как и белорусы.

Воплотить эту идею в жизнь не дало военное поражение от красных. А победившие большевики возьмут на вооружение другую идеологию — чтобы не допустить объединения симпатизирующих белому делу великороссов, малороссов и белорусов, они придумают концепцию о «трех братских народах, вышедших из единой колыбели — Киевской Руси». Но меня, например, всегда забавлял один вопрос: если во времена этой самой Руси население Киева называлось русскими, то почему в так называемой «незалежной» Украине не могут называться русскими его прямые потомки — украинцы? Не все же мы от печенегов и половцев произошли!

Самым ярким белогвардейским идеологом был Василий Шульгин — киевлянин и по нынешней терминологии тоже украинец, хотя сам он не выносил этого слова. Его история показывает, как происходила «этническая мутация». Из того же рода, что и Василий Витальевич, вышел видный деятель Центральной Рады Александр Шульгин. А еще один их родственник с такой же фамилией был убит под Крутами и лежит теперь на Лукьяновском кладбище.