Франция первой половины XVI в. не проявляла интереса, к Московии - „стране разбойников". Перед нею стояли другие' задачи внешней политики: испанские, имперские, а позже английские дела. Но те же враждебные отношения с империей заставляли французских дипломатов с интересом и сочувствием следить за первыми успехами московского царя в Ливонии: Франция не без основания расчитывала, что ливонские дела и „московитская опасность" будут отвлекать внимание империи к восточному фронту. Французский дипломат, бывший в Вене в 1558 г. по вопросу об улажении конфликтов, возникавших в связи с пограничными набегами западно-имперских князей на Мец, Туль и Верден, не без удовольствия доносил в Париж, что в империи много говорят о „московите" и боятся его, как «турка" \

Франция, повидимому, живо интересовалась английскими открытиями в Северном Ледовитом океане (1553 г.) и прямыми

1 Ср. письмо Юбера Ланге (Hist. Zeit. 1915, Bd. 115, S. 89) и P. Ю. Виппер, Иван Грозный, стр. 46.

23

торговыми сношениями, завязавшимися между Москвой и компанией английских купцов. Во всяком случае французский король Геноих III решил принять участие в известном авантюристе Гансе_Шлитте, которому он обеспечил свободный пропуск в Московию через Константинополь или Швецию и снабдил грамотой к московскому царю; в ней излагались возможность и выгоды франко-турко-русского союза. Дело было летом 1555 -г., когда Ричард Чанслор отправился в свое второе путешествие в Россию. Грамота Генриха II не дошла до московского царя, но, кажется, была доложена в 1571 г. дьяку Андрею Щелка- лову нюрнбергским купцом Фейт Зенгом, отобравшим ее в свое время от Ганса Шлитте.

Занятая испанскими делами на Западе, Франция неизбежно должна была интересоваться ливонским вопросом. К половине 70-х годов определилось дипломатическое сближение Испании со Швецией, что в свою очередь грозило утверждением Испании в Зунде и, следовательно, необычайным ее усилением. Отсюда необыкновенная заботливость Франции о Дании и ее интересах и повышенное внимание к ливонскому вопросу: обладание Ливонией передало бы Франции господство над Данцигом и хлебными рынками востока, что в свою очередь определило бы успех Франции в возможной франко-испанской войне. Исходя из этих соображений, дипломат Дансэ (1575 г.) развертывает перед королем Генрихом III, только что и так неудачно выступавшим кандидатом на польский престол (1574 г.), широкий и увлекательный проект утверждения в Ливонии, что, по словам прожектер^ будет для Франции полезнее 10 польских королевств. Дансэ предлагает упрочить союз со Швецией бракосочетанием одного из Валуа (герцога d’Alen^on) на шведской принцессе (Елизавете Ваза); затем выкупить у Швеции ее ливонские замки, при чем необходимую для того сумму в 100.000 экю взять или у Пруссии, у герцога или городов, или же у французских городов-Парижа, Орлеана, Ларошеля, и провинций Нормандии и-Бретани: последние, узнав о выгодах московской торговли, охотно пойдут на эту сделку. Французский губернатор в Ливонии и небольшой отряд в 200-300 человек удержат Ливонию за Францией и дадут возможность направить туда французскую колонизацию: за 5 лет она поглотит не менее 10.000 человек. Проект Дансэ, при осуществлении которого автор очень расчитывал на поддержку таких ливонских дипломатов-

прожектеров, как Конрад Икскулль, агент при дворе герцога Прусского, и Фридрих Спедт, дипломатический агент архиепископа Рижского, обсуждался в момент новых успехов московского царя и захвата им морского побережья в Пернове (1575 г.). Понятно, что в дальнейшем Дансэ рисовалась анти-московская коалиция, а затем переход шведской короны по женской линии в руки французского короля и французская корона над всем скандинавским севером.

Испанская дипломатия не оставалась в стороне от этих проектов. Интересуясь Москвой лишь между прочим, она все таки не могла отнестись равнодушно к балтийской борьбе, к вопросу о проливах и Ливонии. В июне 1578 г., когда окончательно было решено польское наступление на Москву, а шведы уже подступали к Новгородской области, в Швеции действовало посольство Франциско де-Эразо от Филиппа II. Около года оно пробыло при дворе Иоанна III и усиленно работало над проектом испано-шведско-польской коалиции против Дании, Москвы, Голландии и Англии. Посол увлекал своего короля перспективами обладания Зундом и легкой борьбы с еретиками Англии и Нидерланд. Если осуществится давняя мечта испанских дипломатов о Зунде, то испанский король сделается абсолютным государем Прибалтики. Но безграничность политической фантазии Эразо умерялась поведением шведского короля: посол в отчаянии доносит Филиппу, что переговоры с королем, тираном и маниаком, бесплодны.

Учитывая излюбленные мечты Габсбургов об анти-турецкой лиге, Франция поднимала против Испании Турцию, говоря, что Испания только потому потворствует московской торговле англичан, что Англия доставляет русским оружие и артиллерию для борьбы с турецким султаном.

Ни французские, ни испанские проекты решения вопроса о балтийских проливах и ливонской торговле не были приведены в исполнение. А выгоды московской торговли, которыми Дансэ готовился увлечь французское купечество, были хорошо известны последнему: минуя обычных посредников (англичан и голландцев), французские купцы уже в 80-х годах появляются в Коле. Первое русское посольство во Францию было отправлено лишь "после смерти Грозного в 1584 г., когда царь Федор в поисках политических союзников извещал своего „люби- тельного брата “ о вступлении своем на престол. Ответное по

25

сольство Франсуа де-Карля подучило торговые привиллегии для французских купцов. После разрухи Смутного времени русское посольство ездило во Францию в 1615 году. Речь шла тогда о признании династии Романовых. Признание de jure не заставило себя ждать, но первый франко-русский торговый договор был заключен лишь в 1630 году.

Своеобразны и очень сложны были взаимоотношения Москвы и Священной Римской империи.

В своей внешней политике империя имела перед собой три: основных задачи, отвлекавшие ее внимание к трем ее границам. С юго-востока грозно нависала турецкая опасность: в 1529 г. турки осаждали Вену. На. востоке борьба с Польшей за Пруссию и Венгрию; на севере - с Данией из-за Шлезвига и Голштинии и торговых стеснений в Зунде, на западе столкновения с Францией.

По отношению к Польше, как общему их врагу, Империя и Москва быстро договаривались до тесного союза. Так было v в 1490-91 гг., когда союз был заключен Иваном III и Максимилианом I; так было в 1514 г., когда его возобновил Василий III. Сложнее был вопрос о борьбе с Турцией. Еще на рейхстаге 1530 г. после осады Вены турками говорилось о необходимости заручиться помощью „московита". Мысль о русско- имперском союзе живет и в русских боярских, и в имперских, кругах. Русский боярин кн. Андрей Михайлович Курбский, отъехавший от московского царя в 1564 г., развивает перед имп. Максимилианом II в 1569-70 гг. проект имперско-русско- персидского союза, направленного против Турции. В увлечения этой идеей империя рисует перед царем Иваном заманчивые перспективы покорения „турка" и присоединения Константинополя к Москве (посольство Яна Кобенцля 1575-76 гг.)1.

Царь Иван охотно откликается на эти предложения, иногда сам о них вспоминает (1573 и 1580 гг.). Но ничего, кроме довольно примитивной дипломатической хитрости, в этих проектах московского царя не имеется. С такой же готовностью он излагает турецкому султану контр-проекты русско-турецкого союза и анти-европейской лиги. Этой прозрачной дипломатической игрой царь Иван пытался обеспечить себя в борьбе за Ливонию.

1 Uebersberger, Oesterreich und Russland, 449, утверждает, что посол превысил данные ему полномочия и что в инструкции о Константинополе речи не было…

26