Великий князь послал в земщину (in die Semsky) приказ (Mandat): „судите праведно, наши виноваты не были бы (Sudite praveda nassi winowath ne boliby)".

*Тогд a- то из-за этого приказа земские и пали духом. Любой из опричных мог, например, обвинить любого из земских в том, что этот должен ему будто-бы некую сумму денег. И хотя бы до того опричник совсем не знал и не видал обвиняемого им земского, земский все же должен был уплатить опричнику,, иначе его ежедневно били публично на торгу кнутом или батогами (mit Knuttelen oder Prugelen) до тех пор, пока не заплатит. И тут никому не было пощады: ни духовному, ни мирянину. Опричники устраивали с земскими такие штуки, чтобы получить от них деньги или добро, что и описать невозможно. И поле (Kampf) не имело здесь силы (11): все бойцы [со стороны] земских признавались побитыми; живых их считали как бы мертвыми, а то и просто не допускали [на „ поле “].Т

Великий князь приезжал из Александровой слободы в Москву и убил одного из первых бояр в земщине, а именно Ивана Пе* тровича Челяднина: на Москве в отсутствие великого князя он был первым боярином и судьей, охотно помогал бедному люду

добиваться скорого и правого суда; несколькЪ лет он был наместником и воеводой в Лифляндии-в Дерпте и Полоцке. Пока он был наместником в Дерпте, немцы не знали беды, чтобы, например, великий князь приказал перевести их из Нарвы, Феллина и Дерпта [куда-нибудь] в Русскую землю *.

После него наместником и воеводой был князь Андрей Курбский. Как только понял этот штуку с опричниной, пристроил он свою жену и детей, а сам отъехал к королю польскому Си- гизмунду Августу. На его место прибыл боярин (Knese!) Михаил Морозов. Этот оболгал лифляндцев перед великим князем (об.) так, что великий князь приказал вывести всех немцев с женами и детьми из Лифляндии, из Дерпта, Феллина и Нарвы в свою землю, в 4 города: Кострому, Владимир, Углич и Кашин.

У [Челяднин] был вызван на Москву; [здесь] в Москве он был убит и брошен у речки Неглинной в навозную яму. (А великий князь вместе со своими опричниками поехал и пожег по всей стране все вотчины, принадлежавшие упомянутому Ивану Петровичу. Села вместе с церквами и всем, что в них было, с иконами и церковными украшениями - были спалены. Женщин и девушек раздевали до нага и в таком виде заставляли ловить по полю кур.

Великое горе сотворили они по всей земле! И многие из них [т. е. опричников?] были тайно убиты.

У земских лопнуло терпение! Они начали совещаться, чтобы избрать великим князем князя Володимира Андреевича, на дочери которого был женат герцог Магнус; А великого князя с его опричниками убить и извести. Договор (Contract) был уже подписан.

(12) Первыми (боярами) и князьями в земщине были следующие: князь Володимир Андреевич, князь Иван Дмитриевич Бельский, Микита Романович, митрополит (Babst) Филипп с его епископами1 2 - Казанским и Астраханским, Рязанским, Владимирским, Вологодским, Ростовским [и] Суздальским, Тверским, Полоцким, Новгородским, Нижегородским, Псковским и в Лифляндии Дерптским} Надо думать, что и в Ригу (in das Stift Riga) думали посадить епископа. Все эти епископы ежегодно

1 Не выводить дворян и горожан в Россию - было одним из условий сдачи Дерпта в 1558 г.

2 Написано по зачеркнутому „ монахами “.

87

должны являться на Москву на митрополичий выезд в вербную субботу; потом все монастыри, монахи и попы соборные (die Scaborni), т. е. те, которые входят в совет.

хПри великом князе в опричнине, говоря коротко, были: князь Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов, Алексей Басманов и его сын Федор.

Великий князь ушел с большим' нарядом (mit grossen Ge- schuze); он не знал ничего об этом сговоре (consilio) и шел к литовской границе в Порхов. План его был таков: забрать Вильну в Литве (об.), а если нет, так Ригу в Лифляндии.

Кровавый дикарь (der rote Wilde) стоял под Ригой в Лифляндии и думал взять ее лаской или хитростью. Но это не удавалось, и он решил взять город силой. Тогда под Ригой пало несколько тысяч поляков.

Узнав об этом, великий князь приказал послать за Вильгельмом Фюрстенбергом и поставить его перед собой. Великий князь в своем одеянии сидел со своим старшим сыном. Опричники стояли в палате - по правую руку великого князя, а земские - по левую. Вильгельм Фюрстенберг предстал перед великим князем в своем обычном платье. Я стоял неподалеку от Вильгельма Фюрстенберга и толмача Каспара Виттенберга, чтобы слышать правильно ли толмач толмачит.

И вот великий князь начал и сказал: „Бывший магистр Лифляндии! Мы хотим тебя (13) пожаловать и опять посадить тебя в Лифляндии. Только ты должен свято обещать и скрепить [обет] присягой, что ты завладеешь и всем остальным: Ревелем, Ригой и Финляндией, всем, что принадлежало твоей бывшей державе. После тебя в нашей прародительской вотчине, простирающейся до Балтийского поморья (Secant der Ostsehe), будет править молодой магистр Вильгельм Кеттлер". Вильгельм Фюрстенберг сказал в ответ великому князю: „Того я не слыхал и, не ведал, что Лифляндия до морского берега Остзеи твоя прародительская вотчина". Великий князь возражал: „Но ты же видел огонь и меч, убийства и казни. [Ты видел] как пленниками были уведены из Лифляндии и ты, и другие. Так теперь держи ответ: что же ты хочешь делать?". Вильгельм Фюрстенберг отвечал: „Я приносил присягу Римскому императору: на этом я готов и жить, и умереть". Великий князь разгневался на это, и Вильгельм Фюрстенберг был отослан обратно в Любим. Если бы он согласился, он должен бы отправиться с вели

ким князем под (об.) Ригу, а все немцы были бы пожалованы деньгами и одеждой. Но ничего из этого не вышло.

Тогда же начали думать о герцоге Магнусе. Какая ему •отсюда была слава-известно всякому.

Князь Володимир Андреевич открыл великому князю договор и все, что замышляли и готовили земские. Тогда великий князь распустил слух, что он вовсе не хотел итти в Литву или под Ригу, а что он ездил „прохладиться" (spaziren geritten) и осмотреть прародительскую вотчину (Vaterland und Erbe).

На ямских вернулся он обратно в Александрову слободу и приказал переписать земских бояр, которых он хотел убить и истребить при первой же казни.

Под Александровой слободой, в 3 верстах (Worfe) от нее на юг, по Московской дороге была застава, Каринская по названию. И те, кто были при великом князе в Слободе, не могли выйти и никто извне не мог войти без памяти (Pammet), т. е. памятной записки в качестве удостоверения […]. Об этом узнали все неверные слуги своих господ-земских. И когда кто-нибудь из них подходил к заставе и говорил (14): „У меня есть дела господарские “ (Umnie sost della hapodorky), его тотчас же доставляли от заставы в Слободу, в приказ, и всему, что бы ни говорил он о своем господине, всему давалась вера.

А великий князь продолжал: приказывал приводить к нему бояр одного за другим и убивал их так, как ему вздумается - одного так, другого иначе.

Митрополит Филипп не мог долее молчать в виду этого. Он добром увещевал великого князя жить и править подобно своим предкам. И благодаря этим речам добрый митрополит попал в опалу и до самой смерти должен был сидеть в железных, очень тяжелых цепях. А великий князь вновь избрал митрополита - по своему желанию^

Затем великий князь отправился из Александровой слободы вместе со всеми опричниками. Все города, большие дороги и монастыри от Слободы до Лифляндии (об.) были заняты опричными заставами, как будто бы из-за чумы; так что один город или монастырь ничего не знал о другом.

Как только опричники подошли к яму (Jamme) или почтовому двору Черная, так принялись грабить. «Где великий князь оставался на ночь, по утру там все поджигалось и спаливалось^

И если кто-нибудь из его собственных избранных людей, из

89

князей, бояр или их слуг, приходил из Москвы на заставу и хотел [проникнуть] в лагерь, того приводили от заставы связанным и убивали тотчас же. Некоторых приволакивали к великому князю нагими и гоняли по снегу до смерти.1 То же самое было и с теми, кто хотел (уйти) из лагеря в Москву и был схвачен стражей.