Книг жестокие тучи расходятся, подражая
Движеньям театральной бури —
Растрепанный венец сочтем гораздо лучшее
Бросать в Атлантские океаны —
Но войдите же шагом укороченным.
Подивитесь, вот уже: —
Вертясь на рифмах неустанно.
Громыхая цепями рифмовок:
Не терцеты ли конских сонетов,
Кисти конских каштанов, гроздья буквы «а»:
Все усилия творов — кипенье потерн
И изгиболетающй троп.
Заключись, заключись! о звенящий свист!
Пронизая метафорную фотосферу.
Синесерый элемент (знаков препинания):
Ударяйтесь, звенящие «р» и «н»,
Разлетайтесь, парящие «с» и «т»
В несравноулетовой пустоте.
О, к тавру октавы прижги
Липкий холодок любви и крови:
Но ведь танец наш не кончен.
Мы завертимся, мы завертимся.
Мы завертимся, мы завертимся
Летом.
1915.
Памяти И.И. Игнатьева
Ни тот, ни та тебе, Единый…
И жизнь взлетает темной рыбой,
Ведя заоблаконную вязь,
Но ты, стремя, выводил узоры
И выползал из гробов свет.
Ах, ты ли, плясун оледенелый!
Краев обидных бродяга!
Ты, построитель, волк, —
Благо брега невеселый — ходок!
Бью заунывно, ною печально,
Верь томительной тучеяси!
Это молодец в кованых железах
Над рекою поломал свой лук.
Книга пятая
И имею потому великую печаль, что имею тело. Когда я буду лишен тела, то я не буду иметь никакой печали.
«В мечтаях повольных…»
В мечтаях повольных
Быстро слепить, жить.
А за этой разсиней волей
Треплется ее язык.
Мне нужен знак водяный.
Хлест, шелёп, шуршоп и ник.
Вот они распляшутся хахи
Кругами по тугой воде.
Барновинные дерева, заростинные.
Ручьеватые передождики, клюхот:
Над всем моего сердца — всегда:
И всегда рассматривай.
«Альгамброй леса засыпают…»
Альгамброй леса засыпают.
Паркет пальм блестит.
Над известняками солнце опаляет
Высокие теней мглы.
Как синих сини измышлены,
Гор леты, кустарников толпь —
И трещины к серым приближены
Камням, чей хор и хор.
Душа нагая, пробейся
Жезлом к синеватой реке струй!
О, город, исхищенный злата,
О, дворцов голубая праща!
1913
«Оставь переплеты, друзей узоры…»
Памяти Божидара
Оставь переплеты, друзей узоры,
Беги, пока застеклянится степь.
Где Лены струи, целуи, берегаи,
Разлетает прах на лепесточке синий.
Занеможет и занеможет рука.
По серым занеможет.
Скалы выходите, режьте оврагов стволы
И лазурьтесь на реках.
Голубей и соек тихое множество
Пели рождество, березиный пев.
Вот и пилы, и залисы, и петрунки:
Как заясит, замаюнит синеворочь!
Ты плеши, сом, по речке —
За ним мои челноки.
Оба рядом, зиним взглядом.
На плеча — мои руки.
Тучевеет запалена
Синяя оборона стрелочьих умысл;
Я покину эти жизни на простор голубых почисл.
1914
«Нет тоски, какой я не видал…»
Рюрику Ивневу
Нет тоски, какой я не видал.
Сердце выходит на белую поляну:
Сеть трав, переступь дубов,
Бег кленов.
Темный лесов кров; ждать не стану.
Когда раненый бежит невесело.
Сердце, выдь, выдь ему на дорогу;
Здесь окончится перекресток;
Тихо проходит лес,
Пашни не спешат
От струй рек.
1914
«Хранительных теней привалы…»
Хранительных теней привалы
Воздвигаются внове.
Но там меня ждут, не дождутся
У лиловой воды Оби,
Издали розовых колоколен
Среди снегов стрекотанья:
Стоит город Березов,
Изгнанья почтительный ров.
Руки складываются в котомку:
Все. Я иду, иду.
В тьму врезается тонкий
Меч туманящих орд.
1914
«Плечи, оскаты пашен…»
Плечи, оскаты пашен,
Перепрыгивающая омут ольха:
Отдельные воды перевивы,
Окручивается зеленый воздух
А крест церковный уводит
На многие глаз мой мили.
Как будто на корабле воздушном
Мои руки и ноги уплыли.
Но когда рука стеклянною становится,
И около нее другая трепещет невидимкой
Как, на листы газет глаз роняя,
Стуки эти, звоны докучны.
И голый взор звон отнимает,
Ломая связи языка, и зорок
Корень не робкий из черной коробки.
Вымышленный в двенадцатом часу.
Вцепившись крепчайше:
Пола ночи отрывается, —
И тихое — двери железом грохают.
О, усталое же, остылое сердце!
Катится трижды подскоком.