Петров издали любовался Раей. Хотя за шумом и трудно было разобрать ее голос, но инженер так хорошо его знал и столько раз слышал, что и теперь он скорее чувствовал, чем слышал, мягкого тембра, негромкий, но приятный голос невесты. Сколько раз он просил Раю спеть ему колыбельную, которая особенно ей удавалась.

— Приучайся, скоро будешь убаюкивать ею и наших детей… — шептал он на ухо девушке.

— Бесстыдник! — смущенно отзывалась Рая, но просьбу неизменно выполняла.

Инженер перевел взгляд на светловолосую, живую и веселую Олю Антропцеву. Он лишь недавно познакомился с ней, но Рая много рассказывала о подруге. Оля работала на «Треугольнике», организовала там ячейку Союза социалистической молодежи, связалась с молодежными организациями других заводов, где они уже были, и стала одним из инициаторов создания отдельного молодежного отряда.

Рядом с Олей сидела телефонистка Саня, темноглазая, задорная и непоседливая. Она была одних лет с Раей и даже одно время училась вместе с ней в женской прогимназии в Стрельне. Но для окончания полного курса прогимназии у Повалихиных, с малых лет воспитывавших Саню, не хватило денег. И Саня стала телефонисткой. Рая недолюбливала Саню за излишнюю бойкость, не подходящую для молодой девушки. Рая даже несколько раз пыталась говорить об этом с Саней.

— Ты смотришь, как бы стать барыней, инженершей, — язвила Саня. — А я дальше телефонистки не пойду. Выйду замуж за чертежника или лаборанта и в барыни не мечу.

Глядя на девушек, Петров невольно сравнивал их, и Рая казалась ему самой красивой.

Тут же, около девушек, находился Андрей Онуприенко. Петров знал его еще в довоенное время. Высокий, ладный паренек, несколько застенчивый и медлительный, он попал на завод из украинской деревни. Первое время товарищи посмеивались над его мягким произношением, дразнили Галушкой, но Онуприенко сумел своим трудолюбием завоевать авторитет. В начале войны он, как один из лучших строгальщиков, получил броню от призыва в армию, но затем его все же забрали в солдаты. На фронте он пробыл до Февральской революции, когда заводоуправление выхлопотало ему возвращение на завод. Артиллерист по специальности, Онуприенко попал в артиллерийский дивизион рабочего отряда.

Молодой строгальщик пользовался на заводе славой замечательного певца. Когда он «спевал» своим мягким баритоном украинские песни, его обычно окружала целая толпа слушателей. На заводе подметили, что Онуприенко неравнодушен к Сане. Но бойкая телефонистка, как видно, не отвечала ему взаимностью. Холодность Сани очень огорчала Онуприенко, он вздыхал, хмурился и становился молчаливым, когда, демонстративно задрав свой задорный носик, девушка, казалось, совсем не замечала Андрея.

Откуда-то сбоку до Петрова донесся насмешливый шепоток:

— Ишь как наш офицерик девок глазами ест! Видать, охоч до них!

Инженер оглянулся: на него, нагло усмехаясь, смотрел матрос Фомин. Стремясь избежать ссоры, Петров отошел к знакомым, с которыми еще не виделся после возвращения с фронта.

Худощавый, веснушчатый, с задумчивыми карими глазами, сверловщик Вася Диков крепко пожал руку инженеру. Он всегда поражал инженера своей любознательностью, интересуясь буквально всем: техникой, природой, астрономией, метеорологией… Еще студентом Петров часами терпеливо объяснял ему законы физики, механики, рассказывал о движении небесных тел. Сам Диков уважительно называл Петрова своим личным профессором.

Рядом с Диковым стоял его давнишний друг — коренастый, краснолицый, курносый долбежник Сема Туркии, большой любитель поговорить. Диков всегда делился с приятелем всем, что только удавалось узнать. Но Туркин, терпеливо выслушивая друга, советовал ему «не забивать голову науками». Сам он интересовался лишь своим станком и заработком. Это не мешало ему неизменно всюду следовать за Диковым, часто даже не справляясь, куда и зачем надо было идти.

Два ученика Онуприенко — Демин и Самохин, молодые деревенские пареньки, недавно пришедшие на завод, не сводили с него глаз. Низкорослые, крепкие, круглолицые и сероглазые, они казались родными братьями. С первых дней появления их на заводе Онуприенко взял парней под свое покровительство. Он старался передать им все свои знания в области техники. Все трое квартировали у одной хозяйки, что еще более сближало их.

Взгляд Петрова упал на пожилого револьверщика Фесина, застенчивого и робкого человека. Запасной солдат старшего срока, он был призван в ополчение, но вскоре по болезни демобилизован. Зная его слабое здоровье, инженер удивился, увидев его на вокзале среди красногвардейцев.

— И вы, Петр Митрофанович, решили воевать? — спросил инженер.

— Как же мне за свою власть не заступиться, коли на нее пошли немецкие генералы? — просто ответил Фесин.

Петров подошел к Круповичу и поинтересовался, удалось ли ему осуществить свой давний замысел об изменении температурного режима мартеновских печей. Крупович ответил, и у них завязался сугубо технический разговор. К нему с интересом прислушивались рабочие мартеновского цеха. Крупович пользовался у них большой симпатией за свою отзывчивость к чужой беде и справедливость. Он смело заступался за своих подчиненных перед начальством и не раз получал за это нагоняй.

Всматриваясь в лица рабочих, Петров заметил, как сильно изменились его знакомые за время войны. Молодежь выросла, возмужала, пожилые выглядели истощенными и усталыми.

Хлопнула дверь, и в зал, в облаке морозного пара, вошел Блохин. Все сразу примолкли и обернулись к нему.

— Чистая беда, — громко проговорил он. — Станция забита составами, паровозов не хватает, образовалась пробка. Сейчас говорил с Балтийским вокзалом. Сводный рабочий отряд уже погрузился, но выехать тоже не может, нет паровозов…

— Куда они подевались? — угрюмо спросил Прахов.

— Здешние все в разгоне, а пока другие перебросят с Николаевской да Финляндской дорог, чего доброго, до вечера придется здесь торчать.

— Звони в Смольный, прямо к Свердлову или Дзержинскому. Они быстро порядки наведут, — предложил Прахов. — Тут разобраться требуется, в паровозах ли дело…

— Я уже говорил с товарищем Свердловым, — крикнул вошедший в зал Еремин. — Паровозы скоро будут. Еще я узнал, что ваши представители уже получили продовольствие и боеприпасы. Значит, скоро поедем, товарищи.

Однако прошло еще несколько часов, пока наконец отправился эшелон с моряками, а затем и к составу Стального отряда подошел, тяжело отдуваясь, старенький паровоз, толкающий теплушку и классный вагон. В полуоткрытых дверях теплушки, подбоченясь, стояла Повалихина. Из-за ее спины робко выглядывал Повалихин, вооруженный старой берданкой.

— Все в порядке, товарищ Блохин! — крикнула Повалихина. — Достала все, что требуется.

Отряд стал грузиться в эшелон. Погрузка шла медленно. Сказывалось отсутствие навыков. Особенно трудно было подымать на платформы пушки и обозные повозки. Лошади упирались и не хотели идти, как их ни тащили за уздечки. Командование разместилось в классном вагоне. Здесь же расположилась санитарная часть и конвой.

Уже наступили сумерки. Еремин с Блохиным и Праховым в последний раз обошли весь эшелон и убедились, что ничего не забыто и все красногвардейцы разместились по теплушкам.

— Можно ехать. Счастливого пути! — пожелал Еремин.

Тяжело ухнул паровоз, лязгнули буфера…

Глава 6

Над заснеженным городом сверкало яркое солнце, когда эшелон Стального рабочего отряда остановился на одном из путей станции Нарва. Соседние пути были заняты другими составами. Против вокзала стоял эшелон из классных вагонов, над которым развевался красный флаг. Около состава толпились пешие и конные ординарцы, матросы, солдаты и вооруженные рабочие.

Петров выпрыгнул из вагона, где размещалась продовольственная часть. Осмотревшись по сторонам, инженер решил, что в классном составе находится командование всего Нарвского фронта.

— Вы, товарищ Повалихина, займитесь раздачей пищи людям, а я схожу в штаб, — сказал он.