В мозгу Хала немедленно возник вопрос, действительно ли перед ним рабочий, или это шпион, подосланный Алеком Стоуном, чтобы проверить другого шпиона. Спутник Хала был американец и производил впечатление развитого человека, и оба эти обстоятельства вызывали подозрение, ибо, как правило, Компания вербовала рабочих из эмигрантов, чья родина была где-то «к востоку от Суэца».

Хал решил быть начеку. По его мнению, сказал он, условия труда тут ничуть не хуже, чем в других местах. За какую работу ни возьмись, везде слышишь жалобы!

— Так-то так, — сказал незнакомец, — но на угольных шахтах рабочим особенно плохо. Может, это потому, что они расположены в такой глуши, да еще потому, что здесь все решительно принадлежит хозяевам.

— А вам где случалось бывать? — спросил Хал, надеясь поймать парня в ловушку.

Но тот дал прямой ответ: он работал не то в пяти, не то в шести местах. В Матео с него брали доллар в месяц за баню, но там хватало воды только на первых трех посетителей, — для всех остальных рабочих имелся общий бассейн — такая вонючая яма, что даже трудно себе представить. В «Пайн-крнк» (при одном упоминании этого места у Хала замерло сердце), итак в «Пайн-крик» он квартировал у своего начальника, но крыша в доме текла и все его вещи заплесневели и начали гнить. Так эту крышу и не починили, но когда он переехал на другую квартиру, начальник выгнал его с работы. В Ист-Ридже он с несколькими товарищами снял двухкомнатную лачугу, и они все стали питаться дома, хотя мешок картофеля в лавке Компании стоил полтора доллара, а фунт сахара — одиннадцать центов. Так они жили, пока однажды не испортился водопровод и не выяснилось, что вода, за которую Компания ежемесячно взимает по доллару с человека, накачивается со дна шахты, куда сваливают навоз из конюшни и содержимое уборных.

Хал не давал втянуть себя в разговор. Он только покачал головой и заметил, что все это, конечно, очень плохо, но таков уж удел рабочего. Он, например, не представляет себе, чем тут можно помочь. Вскоре они повернули к поселку. Спутник Хала, видимо, был озадачен, а сам Хал чувствовал себя как читатель детективного романа, который познакомился пока только с первой главой. Кто этот неизвестный парень — убийца или герой? Чтобы узнать это, надо дочитать книгу до конца.

26

Хал не выпускал своего нового знакомого из поля зрения, а тот все время вступал в разговоры с рабочими. Вскоре он завел знакомство с Майком Сикориа, который не испугался бы самого дьявола, лишь бы получить возможность поворчать. Хал решил, что пора что-то предпринять по этому поводу.

Первым делом Хал обратился к своему приятелю Джерри, считая, что тот, будучи радикалом, наверное, держит в запасе пробный камень для испытания незнакомцев. Джерри поговорил с новичком в обеденный перерыв, но, вернувшись, признался, что так ничего и не выяснил. Либо это агитатор, явившийся сюда, чтобы поднять народ, либо шпик, подосланный Компанией. Оставался один способ вывести незнакомца на чистую воду: надо, чтобы кто-нибудь откровенно поговорил с ним о порядках на шахте, а потом посмотреть, что приключится с этим храбрецом.

После некоторого колебания Хал обрек себя на роль жертвы. В нем вновь пробудилась страсть к приключениям, усыпленная на время тяжким трудом в забое. Таинственный незнакомец забирался в новые недра — в недра человеческих душ: хорошо. Хал начнет проходку ему навстречу и, может быть, сумеет подорвать его собственной взрывчаткой. Отваживаясь на этот опыт. Хал рисковал меньше, чем другие: меньше, например, чем маленькая миссис Дэйвид, которая успела впустить этого незнакомца в свой дом и признаться ему, что ее муж когда-то состоял членом самой революционной из всех шахтерских организаций — «Южно-Уэльской федерации».

Итак, в следующее воскресенье Хал пригласил незнакомца на прогулку. Тот было отказался, но все же пошел, когда Хал сказал, что хочет с ним поговорить. Карабкаясь вверх по крутому склону, Хал приступил к делу:

— Я обдумал то, что вы мне рассказали о жизни шахтеров, и пришел к выводу, что нам в Северной Долине необходима хорошая встряска.

— Неужели? — спросил его спутник.

— Когда я впервые приехал сюда, я думал, что народ здесь просто любит поворчать. Но теперь я многое повидал своими глазами и убедился, что здесь страшно обсчитывают рабочих. Никому, например, не записывают полного веса — разве только нескольким любимчикам. Это я знаю точно, потому что произвел для проверки опыт со своим напарником. Один раз мы погрузили очень мало угля в вагонетку и нам записали восемнадцать центнеров, в другой раз мы грузили плотно, с верхом, так что наложили почти вдвое больше угля, но нам записали всего-навсего двадцать два. И ничем их не прошибешь, хотя каждый знает, что в больших вагонетках умещается две-три тонны.

— Да, это, пожалуй, верно, — подтвердил его спутник.

— А если у вас найдут хоть осколочек пустой породы, вам наверняка запишут «два нуля». А иногда они просто заявляют, что нашли пустую породу, хотя это и неправда. Ведь нет такого закона, который заставил бы их приводить доказательства…

— Нет, конечно.

— И вот что получается: вам внушают, что расценка — пятьдесят пять за тонну, но тишком платят по тридцать пять. А вчера с меня содрали в лавке Угольной компании полтора доллара за синий комбинезон, которому в Педро красная цена — шестьдесят центов!

— Но знаете, — возразил собеседник Хала, — ведь доставка товаров сюда стоит дорого!

Постепенно Хал убедился, что роли переменились, и теперь держался осторожно уже не он, Хал, а этот таинственный человек. Неожиданная речь Хала в защиту интересов рабочих не произвела на собеседника должного впечатления.

Итак, карьера сыщика окончательно не удалась Халу. ' — Ну, приятель, выкладывай свои карты! — воскликнул он.

— Мои карты? — спокойно переспросил приезжий. — Как это понимать?

— А так понимать — говори, зачем здесь околачиваешься?

— Чтобы заработать свои два доллара в день, как и ты.

Хал расхохотался.

— Мы как две подводные лодки, которые охотятся друг за другом под водой. Я думаю, нам пора подняться наверх и вступить в открытый бой.

Это сравнение, видимо, понравилось противнику.

— Что ж, давай ты первый! — сказал он, правда без улыбки. Его спокойные голубые глаза очень серьезно глядели на Хала.

— Хорошо, — сказал Хал, — моя история проста. Я не беглый каторжник и не шпион Компании, как ты, возможно, заподозрил. Я и не потомственный шахтер. Дело в том, что у меня есть брат и друзья, которые возомнили себя знатоками угольной промышленности. Их рассуждения раздражали меня — и я приехал сюда, чтобы увидеть все собственными глазами. Вот и все. Впрочем, добавлю еще одно: это оказалось интереснее, чем я предполагал; поэтому я решил задержаться здесь на некоторое время, если только ты не окажешься осведомителем.

Второй продолжал идти молча, словно взвешивая слова Хала.

— Это не такая уж простая история! — промолвил он, наконец.

— Пожалуй, — отозвался Хал. — Но тем не менее это чистая правда.

— Что ж, — сказал его спутник. — Я рискну поверить. Чтобы достичь какого-нибудь результата, я должен кому-то довериться. Я выбрал тебя, потому что ты мне понравился. — Он еще раз испытующе поглядел на Хала. — Обманщик так не улыбается. Но ты молод, поэтому позволь тебе напомнить, что в таких местах надо соблюдать конспирацию.

— Обещаю молчать, как рыба, — сказал Хал. Тогда его собеседник отстегнул кармашек на рубашке и вытащил документ, удостоверяющий, что по поручению Союза горнорабочих — всеамериканского шахтерского объединения — Томас Олсен является организатором горнорабочих.

27

Хал был настолько поражен, что застыл на месте и во все глаза глядел на Олсена. Ему уши прожужжали про всякого рода «вредителей» на шахтах, но до сих пор он видел только тех, кого подсылают хозяева, чтобы вредить рабочим. И вдруг — перед ним настоящий профсоюзный организатор! Джерри уже высказывал такое предположение, но Халу не верилось. Профсоюзный организатор казался ему какой-то мифической фигурой; о нем тайно шепчутся шахтеры, его проклинают хозяева и все их прихвостни, а также друзья Хала в его родном городе. Предатель, подстрекатель к бунту, безответственный крикун, возбуждающий в людях слепые, опасные страсти! Всю жизнь Халу приходилось слышать такие разговоры, и потому сейчас он почувствовал недоверие к новому знакомому. Как тот безногий стрелочник, пустивший его переночевать после избиения в «Пайн-крик», он хотел сказать; «Только не смей болтать со мной о профсоюзе!»