Солнце жаром обливало море и гальку. На берег легли косые тени горных вершин и наливались синевою. Волны подскакивали им навстречу, торопили:

«Скорее, скорее!»

Жажда перехватывала дыхание. Женя перестала искать камни и закричала:

— Пи-и-ить!

Сергей приблизился к ней и объявил:

— Воды в последней бутылке осталось мало, и я буду выдавать тебе по глотку.

— По одному глотку? Ох, море, почему ты соленое?!.

Сергей вынул из сумки бутылку и, глядя в сторону, сказал:

— Открывай рот!

Превозмогая смех, Женя откинула голову, разомкнула губы.

Сергей струйкой лил воду ей на зубы, на язык. Капельки сверкали на ее губах, скатывались на грудь. Сергей закрыл бутылку и пошагал дальше.

— Ты мучаешь меня. Дай как следует напиться.

— Жажды все равно не уймешь.

— Дай еще один глоток.

— Нельзя. Ищи камни, следующий глоток получишь через полчаса.

После четвертого глотка тени гор дотянулись до моря и заплясали на волнах. Сергей остановился:

— Ну, будет искать. Освежимся, отдохнем — и назад.

Они выкупались и, мокрые, усталые, отдыхали на остывающей гальке.

— Посмотрим, что собрали, — сказала Женя.

Сергей придвинулся к ней, и голова его очутилась против ее головы. Он рукой разровнял между своим и ее лицом гальку, разостлал полотенце и положил на него мешок с камнями:

— Смотри!

Женя высыпала камни на полотенце, пальцами проворно разделила их по цветам, каждый переворачивала, со всех сторон оглядывала, стирала морскую соль и бормотала:

— Этот хорош, этот, этот! Даже не верится, что они не побывали у химиков и художников. Ведь как разрисованы, а какие жилки! Таких рисунков даже не придумаешь. Только мороз на окнах так рисует.

Сергей не сводил с нее глаз и ждал, когда она взглянет на него. Корявые, осколистые камни она отложила в сторону, хорошо отшлифованные, редкие — пересчитала.

— Пять крупных сердоликов, два агата, девять крошечных сердоликов и пять рисунчатых халцедонов. Я называю камни так, как ты учил. Не сбилась? Вот видишь!

Камни переливались в ее глазах. Она разложила их на полотенце так, что они образовали цветок, и удивилась:

— Погляди, что получается! Эти камни лучше драгоценных.

Из них можно сделать редкие вещи.

Сергей улыбнулся:

— Ты, я вижу, заболела камнями.

— Нет, — тряхнула головой Женя, — не заболела, но я рада, что ты научил меня собирать и разбираться в них. Слушай, тебе не бывает неловко здесь? Все захвачены работой, а мы собираем камни, загораем, купаемся…

— Ты забываешь, что мы здесь работаем, а загораем только между делом, что…

Сергею вдруг представились в голубом море вражеские, ревущие орудиями корабли, и он пробормотал:

— Да, загораем…

Потом спросил:

— Женя, а если на нас нападут?

— Пусть попробуют! Не растеряемся. Я пойду в армию сестрой, а ты — по своей специальности.

Сергей вскинул на Женю глаза и ждал. Она снизу перехватила его взгляд, возмутилась:

— Ты чего так глядишь?

— Жду, что скажешь еще.

— Ах, вот что! А я не скажу того, чего ты ждешь.

— А чего я жду?

— Молчи, знаю. Не красней, не красней! Вдруг грянет, мол, война, мы пойдем на фронт, а счастья у нас так и не было.

Ведь ты это хотел сказать?

Сергей покраснел гуще и согласился:

— Да, об этом я тоже хотел сказать. А еще вот о чем…

Я на фронте буду думать, что у меня есть чудесная Женька, а все-таки жизни у нас с ней не было… Думаю, что и у тебя мысли будут такие же, и ты, может быть, даже назреешь меня дурачком.

— Нет, я иначе буду думать! Я буду верить в наше счастье.

Женя поцеловала Сергея в глаза, в лоб и обеими руками провела по его голове.

Он вывел ее на заросшую колючками тропу вдоль прибрежных гор. Тропа была узенькой, и ему пришлось выпустить руку Жени.

— Сережа!

Женя подняла с груды камней похожее на кинжал, огромное коричневое перо птицы.

— Ой, гляди, оно чуть короче моей руки! Чье это?

— Орлиное. Это к счастью.

— Орлиное? Значит, над этой горой орлы играли или дрались. А почему к счастью?

— Этим пером ты будешь писать мне письма, — засмеялся Сергей и стал рассказывать об орлах, о том, как орлицы учат орлят летать, как орлята, падая, на их спины, вырывают из них перья.

За горами в грудах облаков плавилась сталь, горела медь, вспыхивала сера. Облака были неописуемо яркими, потом они начали медленно гаснуть и застилаться дымкой.

Над далекой острой вершиной вспыхнула первая звезда.

— Смотри, — указал на нее Сергей, — это вечерняя. У Тараса Шевченко есть обращение к этой звезде:

Женя кивнула:

— Хорошо. А скоро привал?

— Скоро, вон там.

Сергей нарвал травы, застлал рубахой и сказал Жене:

— Отдыхай, нам еще далеко.

Женя дышала неровно и тяжело. Сергей протянул руку и погладил ее по лбу:

— Ты устала оттого, что мы спускались с горы по мокрой, вязкой дороге.

Со лба рука Сергея скользнула на жаркую щеку, на плечо.

Женя переложила ее обратно на свой лоб.

— Так мне лучше.

Сумерки сгущались, ветер, уставая, дул все тише и тише, звезды всходили по одной, затем усеяли все небо. В куполе неба заискрился Млечный Путь. Ветер чуть шевелил вершину ясеня. Веки Жени сблизились, но с отрога горы подала голос сплюшка:

— Сплю-у-у!

Женя встрепенулась:

— Спи, ты дома, а нам далеко.

Из глубины рва, перерезавшего подошву горы, донеслись голоса водяных лягушек.

— Ну, расхвастались, — рассмеялась Женя. — Вам после дождя воду по глоткам не выдают.

Сергей приподнялся на локте, вынул из сумки бутылку и, подняв ее к звездам, встряхнул:

— Глотков шесть осталось. Глотни. Но один раз, а то жалеть будешь.

Горлышко бутылки прильнуло к сверкнувшим зубам Жени.

— Возьми, я сейчас ведро выпила бы. Много еще идти?

— Полгоры вверх, гору вниз да вдоль моря минут пятнадцать. Ну, крепись!

Сергей вскочил и помог Жене встать.

— Пошли!

За ясенями начинался крутой подъем. Женя спотыкалась и шла все медленнее. Голоса птиц, не умолкая, звучали в темноте. Навстречу из-за горы ослепительно сверкали звезды.

— Стыдно сказать, но я раскисла, — созналась Женя.

— Ничего, — пошутил Сергей. — Помнишь сказку: шли братец Иванушка и сестрица Аленушка? Солнце высоко, колодезь далеко, жар донимает, пот выступает…

Он запнулся и умолк.

За поворотом дороги надвинулся новый подъем, а за ним встал последний, самый трудный.

— Почему ты замолчал?

— Кончилась сказка.

— А ты придумай продолжение.

Сергей ввел в сказку себя, Женю, а чтоб она не уставала слушать, указывал на взблески зарниц, на падающие звезды: «Смотри!»

У вершины горы он усадил Женю на камень.

— Отдохни, здесь я дам тебе два глотка воды. Пей и гляди. Отсюда звезды кажутся совсем близкими, правда? Вот прислушайся. Как-то я возвращался из-за-этой горы, лежал здесь, глядел на звезды, и мне чудился твой голос. Ты ничего не слышишь?

Женя обняла руками ноющие колени и стала вслушиваться.

Вечер переходил в ночь. Звуки роями подплывали к ушам — вначале смутные, еле уловимые, затем четкие, осмысленные.

Женя сказала:

— Ты хорошо воспринимаешь природу. Тебе даже звезды говорят о том, чего ты хочешь. Ты и меня настроил на свой лад.

Я с тобой ничего не боюсь. Идем.

Сходить с горы по черному дубняку было труднее, чем подниматься. Усталые ноги ныли, а тело стремилось вниз. «Закон притяжения», — про себя оправдывалась Женя и, оступившись, ослабела совсем.

Сергей взял ее под руку и осторожно повел. Ей стало легче.

На руке Сергея покачивалась сумка, а в ней о бутылку ударялся мешочек с камнями. Женя припоминала найденные сердолики, старалась вернуть ощущение близости с Сергеем, но это плохо удавалось.