«Калифорния» окончила разгрузку и должна была сняться одновременно с нами. После того как мы продраили палубу и позавтракали, оба судна, стоявшие борт о борт, были приведены в полную готовность. Их высокие мачты отражались в зеркальной поверхности бухты, не нарушаемой ни малейшей рябью. Флаги как тряпки свисали с гафелей. Наконец слабый ветерок подернул рябью воду, а к одиннадцати часам установился свежий норд-вест. Вызывать команду наверх не было надобности — с утра все и так слонялись по баку, ожидая хоть какого-нибудь ветра. Мы то и дело поглядывали на капитана, который мерил ют шагами, изредка посматривая в наветренную сторону. Вот он сделал знак рукой старшему помощнику, и тот неторопливо пошел на полубак, устроился между недгедсами, посмотрел в небо и скомандовал: «Все наверх паруса ставить!» Не успел он выговорить последнее слово, как мы были уже на вантах. Никогда еще со дня отплытия из Бостона сезни не отдавались с такой быстротой.

— На фоке готово, сэр!

— Грот готов!

— Бизань готова, сэр!

— Все вниз, по одному остаться на реях!

И вот уже отданы крестовые и ноковые сезни — и паруса повисли на хват-талях. На каждом рее осталось по человеку, чтобы отдать последний узел. В тот момент, когда мы бросились к вантам, то же самое произошло на «Калифорнии», и у них также все было готово, чтобы по команде отдать паруса. Тем временем выкатили и зарядили нашу носовую пушку. Ее выстрел должен был послужить сигналом для матросов на реях одновременно отдать паруса. И вот бак окутался облаком дыма. По калифорнийским холмам разнеслось эхо нашего прощального салюта, и сразу же оба судна сверху донизу оделись в белую парусину. На несколько минут воцарился шум и всеобщий беспорядок; люди раздергивали снасти на мачтах, прыгая словно обезьяны; снасти и блоки летали по воздуху, заглушая песню навалившихся на тали марса-фалов матросов, раздавались команды. Под крики «Веселей, ребята!» марсели дошли до места, а через несколько минут были поставлены все паруса, так как дуло еще совсем слабо. Передние паруса обстенили, и «слип-слэп» — пошел шпиль под крики матросов. Несколько дружных оборотов, и рым якоря вышел из воды.

— А ну, в последний раз! — крикнул старший помощник, и под звуки хора «Время нам отходить!» якорь дотягивают к крамболу. Все делалось так быстро, будто действительно в последний раз. Реи на фоке снова перебрасопили, паруса наполнились ветром, и судно стало забирать ход, начиная свое плавание к родным берегам.

«Калифорния» снялась в тот же момент, и оба судна шли по узкой бухте борт о борт, но у самого выхода мы постепенно стали выдвигаться вперед и уже собирались прокричать трижды прощальное приветствие, как вдруг «Элерт» неожиданно стал, а «Калифорния» быстро ушла вперед. Дело в том, что поперек входа в бухту тянется бар, и из-за большой осадки наше судно, к тому же увалившееся под ветер, так как мы шли на юг, застряло там, где проскочила легкая «Калифорния».

Мы оставили все паруса, надеясь, что нас перетащит через бар, однако, потерпев в этом неудачу, взяли их на гитовы до наступления прилива. Бар стал для нас досадной помехой, и капитан выглядел не на шутку раздосадованным. «Как раз на этом месте „Росу“ выбросило на берег, сэр», — совершенно некстати сказал наш рыжеголовый второй помощник. Проклятие «Росе» и ему самому было единственным ответом, и он с обиженным видом «отвалил» к подветренному борту. Впрочем, уже через несколько минут, благодаря ветру и нарастающему приливу, мы оказались снова на плаву и двинулись к своему старому якорному месту, хотя судно при столь легком бризе почти не управлялось. Наконец мы снова стали напротив нашего сарая, обитатели которого были немало удивлены нашим возвращением. Казалось, мы были привязаны к Калифорнии, и среди матросов уже поговаривали, что нам так и не суждено уйти с этого проклятого побережья.

Приблизительно через полчаса, когда наступила полная вода, снова раздалась команда: «На шпиль!» — и якорь был опять взят на кат. Но теперь уже никто не пел и ни словом не обмолвился о «последнем разе». Видя наши странные маневры, «Калифорния» возвратилась и легла в дрейф у мыса, ожидая нас. На этот раз мы благополучно миновали бар и вскоре подошли к «Калифорнии», которая, по всей очевидности, хотела состязаться с нами в скорости хода. Наш капитан принял вызов, хотя мы сидели в воде по вант-путенсы и даже глубже, словно баржа с песком, так что гонка была для нас таким же подходящим занятием, как бег для человека в кандалах. За мысом ветер посвежел, так что стали гнуться наши бом-брам-стеньги, однако мы не убирали верхние паруса до тех пор, пока не заметили, как на «Калифорнии» трое парней побежали по вантам; тогда и у нас убрали бом-брамсели, но матросам было приказано оставаться на марсах, чтобы по первой команде снова поставить эти паруса. Я работал на фор-бом-брамселе, и с моего высокого поста мне казалось, что оба судна состоят только из рангоута и парусов, и вся их громада лишь чудом удерживается на узкой палубе. «Калифорния» шла наветреннее и имела все преимущества, однако, пока ветер сохранял свою силу, мы не уступали. Когда же стало стихать, наш соперник начал мало-помалу выходить вперед, и капитан приказал поставить бом-брамсели. В мгновение сезни были отданы и паруса поставлены. Это позволило нам наверстать упущенное, но ветер продолжал падать, а на «Калифорнии» тоже поставили бом-брамсели, и вскоре уже не оставалось никакого сомнения, что она уходит от нас. Наш капитан окликнул ее, прокричав, что ложится на свой курс, после чего добавил: «Сейчас „Элерт“ совсем не тот. Будь у меня ваша осадка, вы бы только меня и видели». Ему добродушно ответили что-то, обрасопились круто к ветру, и «Калифорния» пошла на север вдоль побережья. А мы тем временем легли на фордевинд и стали держать курс зюйд-зюйд-вест. Команда «Калифорнии» разошлась по наветренным вантам и, махая шляпами, трижды приветствовала нас громкими возгласами, на которые мы тоже ответили трижды. Им предстояло отбыть на этом ненавистном берегу еще года полтора, а то и все два года, а мы уже шли домой, который приближался к нам с каждым часом, с каждой милей.

Как только мы расстались с «Калифорнией», команду послали наверх ставить лисели: выстреливались лисель-спирты, проводились галсы и фалы и на мачты громоздили один парус за другим, пока не была поставлена вся имевшаяся у нас парусина до последнего квадратного дюйма, дабы не упустить ни малейшего дуновения ветра. Только теперь мы вполне почувствовали, насколько судно обременено своим грузом, — на полном бакштаге под всеми мыслимыми парусами из него нельзя было выжать больше шести узлов. Для проверки несколько раз бросали лаг, но «Элерт» шел на пределе своих возможностей. Нас обуревало нетерпение, однако старые матросы говорили: «Погодите, через недельку-другую оно разбежится и подойдет к Горну, как скаковая лошадь».

Когда у нас были поставлены все паруса и уложены снасти, «Калифорния» превратилась уже в едва заметное пятнышко на горизонте, а берег, оставшийся к северо-востоку, казался низким облаком. К заходу солнца и то и другое исчезли из виду, и теперь нас окружала лишь смыкавшаяся с небом вода.

Глава XXX

Домой

В восемь часов всю команду собрали на юте и установили вахты до конца плавания. Произвели некоторые перестановки, и я был рад, что остался в вахте левого борта. Команда наша уменьшилась. Один матрос и юнга ушли с «Пилигримом», другой стал вторым помощником на «Аякучо», а третий, Гарри Беннет, самый пожилой из нас, не выдержал тяжелой работы со шкурами (его разбил паралич), и он был оставлен при складе на попечение капитана Артура. Бедняге очень хотелось вернуться домой и его, конечно, следовало бы взять в любом случае. Однако живая собака лучше мертвого льва, а кому нужен больной матрос! Поэтому Гарри отправился на берег вместе с ненужным балластом. Утром он снова явился на борт со своим сундучком и пытался работать, но руки и ноги не слушались его, и старший помощник сказал ему несколько резких слов. Этот матрос был мужественным человеком, но, вероятно, вследствие ослабления рассудка он впал в излишнюю чувствительность и ответил: