— А похоже, — удивленно протянул он. — На память Сильвии за вчерашний поцелуй?

— Нет, для себя.

Голоса разбудили механика.

— Вылазь, Энрике, из своей спальни, — засмеялся Антонов. — Нагрузил тебя новый командир работой?

Энрике Гомес, с осени тридцать шестого года работавший с советскими летчиками, все еще с трудом изъяснялся по-русски. Ему на помощь пришла Аделина.

— Не страшно, камарада Антонио. Эта машина живучая. Помните, в каком виде ее из-под Мадрида привезли?

— Как не помнить, — откликнулся Антонов и, обернувшись к Степанову, объяснил: — На твоем «чато» раньше Миша Петров летал. Горел он над Мадридом…

С волнением выслушал Степанов рассказ о посадке на нейтральной полосе, о спасении советского летчика республиканскими бойцами, о том, как Рыцарев и Энрике с помощью солдат из-под носа марокканцев вытащили обгоревший истребитель и через несколько дней восстановили его. Узнал Евгений и о том, что Еременко, веря в возвращение Петрова, долго не разрешал никому летать на его самолете.

Пока Антонов говорил, Энрике печально качал головой. Потом сказал:

— Несколько раз я ездил к Михио. А он все улыбался: «Мы с тобой еще повоюем, Энрике». Но мой командир так и не вернулся. Ожоги оказались очень тяжелыми. Его отправили в Валенсию, а потом в Советский Союз…

Евгений положил руку на плечо испанца:

— Не знал, что летаю на таком истребителе…

— Женя, покажи ему рисунок, — попросила Аделина. Евгений вынул из планшета блокнот. Энрике с интересом рассматривал карандашный набросок: «чато» в развороте, ниже — падающий «дорнье».

— Вот так мы с тобой фашиста завалили, Энрике! Испанец смутился, но видно было, что слова Степанова ему понравились.

— Камарада Эухенио, подарите мне ваш рисунок, — попросил он.

Степанов вырвал из блокнота листок. В углу сделал надпись: «Моему испанскому другу Энрике Гомесу в память о первом сбитом нами фашисте».

— Мучас грасьяс! Большое спасибо! Бережно сложив рисунок, Энрике засунул его в карман комбинезона.

В дальнем конце аэродрома заработали моторы истребителей. Антонов взглянул на часы:

— И нам пора.

В воздух взвилась сигнальная ракета. Евгений быстро надел парашют, застегнул шлем.

— К запуску, Энрике!

— По-испански это будет «эн марча», — подсказала Аделина.

— Эн марча, — повторил Степанов.

— Я готов, мой командир! — ответил Энрике.

Крылья Астурии

Над Альберисией медленно вставал рассвет. С севера, со стороны залива, появились темные дождевые облака, а над ребристой грядой Кантабрийских гор протянулась розовая полоска зари.

Вместе с рассветом на землю Астурии и северной части Старой Кастилии вновь обрушилась лавина артиллерийского огня и авиационных бомб…

Двое суток назад группировка мятежников, пополненная переброшенными из-под Брунете марокканскими частями, легионерами и бригадами «Наварра», при мощной поддержке авиации начала наступление вдоль шоссейной и железной дорог Валенсия — Сантандер. А на исходе ночи 16 августа соединения итальянского экспедиционного корпуса нанесли удар с востока. Они рвались к перевалам Кантабрийских гор — отсюда открывалась дорога в глубь Астурии.

Чтобы помочь защитникам севера, республиканское командование в эти дни в глубокой тайне готовило наступление на Арагонском фронте в направлении на Сарагосу. Этим предполагалось оттянуть с севера часть сил мятежников и интервентов…

Эскадрильи Ивана Евсевьева и Леопольда Моркиляса готовились к вылету в район южнее Рейносы, куда выходил авангард мятежников.

Невдалеке от стоянок, развернув полетную карту, разговаривали командующий авиацией Северного фронта Мартин Луна и его советник Федор Аржанухин.

— Есть добрые вести, коронель, — проговорил Мартин Луна.

— На нашем фронте добрые вести? — удивился Аржанухин.

— Си, коронель, — улыбнувшись, подтвердил командующий. — Имеются сведения, что к нам на пополнение прилетят «москас». Приведут их молодые испанцы, недавно закончившие обучение в Советском Союзе.

Луна ногтем провел на карте линию от Алькалы-де-Энарес к Сантандеру.

— Они повторят маршрут эскадрильи камарада Ухова. Мне известно, что они прекрасно подготовлены. А вас, коронель, буду просить выделить в качестве дублера их командира одного из советских летчиков.

— Но мне пока ничего не известно, — пожал плечами Лржанухин.

Луна развел руками:

— Шифровки, как часто бывает, могут прийти в последнюю минуту. Сегодня ночью к нам прилетал транспортный «Дуглас». Офицер связи передал мне устное распоряжение Игнасио Сиснероса — готовиться к приему «москас».

— Это серьезная помощь. Ведь в эскадрилье И-16 осталось всего четыре летчика. Правда, — улыбнулся Аржанухин, — теперь и Рафаэль Магринья считает себя «русо пилото».

— Он гордится, что летает ведомым камарада Иванио[26]. Признаться, я опасался, сумеет ли он так быстро переучиться. Теперь вижу, что боялся зря…

Над аэродромом взвились сигнальные ракеты. Луна и Аржанухин направились к центру летного поля, откуда удобнее было наблюдать за взлетом уходивших в бой истребителей…

В эскадрилью Ивана Евсевьева Рафаэль Магринья попал при таких обстоятельствах.

В бою над Торрелавегой «чато» Рафаэля получил более двухсот пробоин. Все же испанец привел истребитель к своему аэродрому. Но при заходе на посадку заклинило работавший с перебоями двигатель. Едва коле-га самолета коснулись земли, как отвалилось хвостовое оперение. Магринья остался без боевой машины. С этого дня его словно подменили: всегда веселый и общительный, он стал хмурым и неразговорчивым. А через несколькодней в эскадрилье «москас», прикрывавшей прорыв в порт Хихона кораблей с медикаментами и боеприпасами, выбыл из строя Владимир Николаев. Он был тяжело ранен. Потеряв много крови, летчик нашел в себе силы посадить машину на берегу залива. В бессознательном состоянии его подобрали рыбаки и доставили в госпиталь Хихона; один из них отдал свою кровь для переливания советскому пилоту. А исправный И-16 перегнали на Альберисию.

И вот Рафаэль Магринья стал подолгу проводить время у оставшегося без пилота истребителя. Механик самолета охотно отвечал на вопросы Рафаэля, а однажды разрешил ему забраться в кабину.

— Думаешь оседлать «мушку»?

— Если бы разрешили! — вздохнул Магринья.

— Трудно будет, машина скоростная.

— Но истребитель стоит без дела. Разве это годится?

За этим разговором их застал комэск Иван Евсевьев.

— Ты чем здесь занимаешься? — спросил он сидевшего в кабине Рафаэля.

Не понимавший по-русски Магринья все же догадалася, о чем его спрашивают.

— Готовлюсь летать на «мушке», — смело ответил он и для убедительности шевельнул рулем высоты и элеронами.

Комэск задумался. Для того чтобы выпустить в полет на скоростном И-16 пилота, летавшего раньше на И-15, следовало сначала вывезти его на двухместном учебно-тренировочном истребителе. Но такой машины у них не было. Смущало Евсевьева и то, что испанец не знает русского языка. Как объяснить ему особенности пилотирования на И-16?

Все это Евсевьев попытался объяснить Магринье.

— Но, мой капитан, я знаю много русских слов, — горячо возразил Рафаэль. И раздельно произнес: — Товарищ Ленин! Революция! Коммунизм!

В короткие перерывы между боями Евсевьев и Кузнецов, неплохо овладевший испанским языком, начали заниматься с Магриньей. Испанец оказался способным учеником.

Не без сожаления отпустил Леопольд Моркиляс одного из лучших пилотов своей эскадрильи. Но когда Магриньяобратился к нему за разрешением, Моркиляс ответил так:

— Довелось мне на Южном фронте летать вместе с одним «камарада русо» — фамилия его Баранчук. Он учил меня воевать. Учил и русскому языку. Так вот, есть у русских такая поговорка: «Ни пуха тебе, ни пера».

…Сгорели пущенные с командного пункта зеленые ракеты. Ревя моторами, пошли на взлет «москас». За ними в воздух устремились «чатос». Приняв боевой порядок, они легли на курс к южным склонам Кантабрийских гор.