Но Зайцев как будто не замечает, что Егоров сердится. Или в самом деле не замечает.

- Да ты пей пиво, - кивает он на стакан. - Сейчас поедим пельменей, и у меня есть предложение...

Егоров пьет пиво медленно, мелкими глотками. Оно приятно холодит рот, горло. Во рту у него была сегодня весь день неприятная сухость. Уж не простудился ли он?

Не френч бы ему надо было покупать, а башмаки. Они совсем прохудились. Ноги по такой слякоти все время мокрые.

- У меня есть вот какое предложение, - говорит Зайцев Егорову, когда официантка подносит им пельмени. - Вы тарелки-то как держите? - вдруг спрашивает он официантку. - Вы же пальцы туда макаете. А ресторан, между прочим, называется "Париж".

- Да ладно, - машет рукой Егоров.

- Ничего не ладно. В другой раз вызову хозяина, заставлю переменить. Идите, нечего на меня глазеть! На первый раз я это дело прощаю.

- Да не стоит с ними затеваться, - машет рукой уже с ложкой Егоров. Они, эти официантки, тоже, можно сказать, рабочий класс. Работают от хозяина.

- Вот в том-то и дело, я заметил, - не может успокоиться Зайцев, когда сюда зайдет какой-нибудь толстопузый нэпман, так они готовы в три погибели изогнуться. А когда зашли, они видят, простые ребята, значит, можно без подноса... Нет, это дело надо поломать.

Зайцев берет ложку.

- Так вот какое у меня есть предложение, - говорит он, осторожно пробуя горячий бульон. И вдруг кричит: - Перец!

Поперчив пельмени, он с удовольствием их ест, прихлебывая пиво. И уж потом выкладывает свое предложение:

- Надо бы навестить Жура.

Эта мысль, такая простая и ясная, могла бы, кажется, давно прийти и в голову Егорову. Но не приходила. И может быть, не пришла бы. - А Зайцев уже все обдумал.

- Вообще-то, - ковыряет он в зубах спичкой, - я сейчас не держусь за Жура. Я мог бы работать, допустим, с Водянковым. Он даже согласен взять меня к себе. Но ему неудобно перед Журом. Поэтому нам лучше всего завтра пойти в больницу и узнать, какие дела у Жура. Может, он еще год собирается болеть...

И тут, между прочим, выясняется уж совсем удивительная подробность.

Оказывается, пока Егоров все эти дни сидел в дежурке, Зайцев сумел побывать на четырех происшествиях.

Водянков сегодня искал Солдатенкова, чтобы ехать на Бакаревскую, где ограбили сберкассу. Но Солдатенкова вызвали к начальнику. А тут подвернулся Зайцев. И Водянков взял его с собой.

Рассказывая Егорову об этом происшествии, Зайцев свободно пользовался словами из обихода уголовного розыска, как будто он не дни, а годы провел в этом учреждении.

Он восхищался Водянковым, который "сразу наколол наводчика".

- Наводчиком оказался племянник сторожа соседнего со сберкассой дома.

- Рыжий, вроде меня, и наших лет с тобой парнишка, но дурак, - смеялся Зайцев. - Когда Водянков начал допрашивать его дядю, он хотел тут же подорвать когти. Бросился к окошку, но я тут же сшиб его с ног. Знаешь, тем приемом? Вот так... А потом, когда мы его вели, он сразу же раскололся, раскис. Говорит: "Я год был безработным, прямо все продал с себя, поехал к дяде, познакомился тут с одними ребятами..." И плачет...

- А может, он правда был безработным, - предположил Егоров.

Зайцев прищурился.

- Ты что, его жалеешь? Воров жалеешь?

- Не жалею, - смутился Егоров. И опустил глаза в пустую тарелку. - Но все-таки, когда посмотришь на это, как сегодня в дежурке, неприятно...

- Все равно надо кончать эту публику, - решительно заявил Зайцев. И постучал ножом по тарелке, подзывая официантку. - Вечером просто нельзя пройти по саду Розы Люксембург. Вырывают у женщин сумки. Даже у моей девушки - помнишь эту Раю? - чуть не вырвали...

Егоров опять вспомнил женщину, которая будто бы убила нэпмана, и мальчишек, вырвавших у нее сумку.

- А с твоим характером, я тебя предупреждаю, тебе будет худо, - сказал Зайцев. - Характер тебе придется менять.

- Ну да, - согласился Егоров. И в задумчивости стал постукивать ребром ладони о край стола, как рекомендует господин Сигимицу.

Это превращалось в привычку.

7

Утром они решили навестить Жура в больнице. Но когда они явились в уголовный розыск, чтобы спросить разрешение на отлучку и узнать точный адрес, Воробейчик им сказал, что Жур ходит где-то тут. И они сию же минуту увидели Жура.

Высокий, плечистый Жур изрядно похудел, побледнел. Веселые глаза его запали. Но, увидев практикантов, он заулыбался.

- Ну как, ребята, вас еще не подстрелили? А я вот досрочно встал на текущий ремонт. - И он пошевелил правой толстой забинтованной рукой, висевшей на черной повязке. - Такие дела, такая работа...

Он долго перелистывал журнал происшествий. Потом сказал дежурному по городу Воробейчику:

- Ты мне больших дел не давай. Я еще числюсь на больничном листе. У меня рука. Но дай что-нибудь такие не очень хлопотное, чтобы с ребятами съездить. - И кивнул на Егорова и Зайцева. - Огневые, видать, ребята.

Эта случайная и еще на заслуженная похвала не обрадовала, а, пожалуй, встревожила Егорова. "Огневые"! Зайцев - эта правда, огневой. А про себя Егоров не решился бы такое сказать.

И даже чуть струхнул. Вот сейчас начинается самое главное. Они поедут, как говорят тут, на дело, где надо будет действовать в опасных условиях, и сразу обнаружится, что Егоров не годится. "Хотя почему это вдруг? - про себя обиделся Егоров. - Еще ничего не известно. Посмотрим".

- Тут у меня есть одно дело, такое вроде ученическое, - сказал дежурный по городу. - Аптекарь какой-то не то отравился, не то удавился. На Поливановской улице, номер четырнадцать. Против приюта для глухонемых...

- Вот, вот, это подходяще, - почти обрадовался Жур. - Надо только вызвать Каца.

- Кац тут, - сказал дежурный.

И вскоре пришел Кац, худенький старичок с маленьким чемоданчиком.

- А как же с оружием? - спросил Зайцев. - Нам надо бы хоть какие-нибудь пистолеты. Так-то, пожалуй, с голыми руками, будет неудобно...

- Да они сейчас ни к чему, - улыбнулся Жур. - Но если есть нетерпение, можем достать...

Зайцеву он вручил браунинг, а Егорову наган.

Зайцев подошел к окну и стал передергивать затвор.

- Ты погоди, - остановил его Жур. - Как бы ты не ахнул в окно.

- Да нет, я умею, - сказал Зайцев. - Мне уже сегодня Водянков давал точно такой. Это же, кажется, бельгийский, первый номер, если я не ошибаюсь... - И Зайцев сунул пистолет в карман.

А Егоров не решился поступить так же. Он опасливо держал револьвер в руке до тех пор, пока Жур не объяснил ему, как нужно обращаться с таким оружием. Жур посоветовал носить наган под пиджаком на ремне, вот с этой стороны, как у самого Жура.

Егоров легко приспособил наган, положил в кармашек за пазухой, как орехи, десяток патронов и готов был к любым действиям. Но его знобило. И он не мог понять, отчего его знобит. От простуды или от предчувствия опасности? И во рту была нестерпимая сухость. Все время надо было облизывать губы, а они от этого потом потрескаются. Неужели он правда простудился? А вдруг он сляжет как раз в эти дни, когда он еще не служащий и не безработный? Вот будет приятный подарок Кате...

- Ну, пошли, товарищи, - позвал Жур. - Главное в нашем деле - не робеть. В любое время. Мы, как говорится, ребята хваткие. Семеро одного не боимся. И на печке не дрожим.

На улице было по-прежнему слякотно. Хваленая сибирская зима долго не могла установиться в том году. Накрапывал мелкий дождь.

Жур прошел несколько шагов по тротуару. Потом поднял левую руку и подозвал извозчика.

- Познакомьтесь, - сказал он уже в пролетке, когда все уселись. - Это судебный медик Илья Борисович Кац. А это, - показал он на Зайцева и Егорова, - это мы еще поглядим, что из них будет. - И засмеялся.

На Поливановской у дома номер четырнадцать, где внизу аптека, толпились любопытные.