Но Нечистая сила нисколько не мешалась в дела этой неправильной кадрили. Тут ничего не было, кроме того, что Агриппинё, Зеноби, Пельажи и Надин обработали точно такую же статью, как Мельани и Барб: испытание завлекло их далеко, но не совсем завлекло: оне быстро перешли обратно от любящих к любимым.

Ранетски, Пленицын и Клани, заметив, что термометр любви опустился не только на переменную погоду, но даже стал уже показывать несколько градусов холода, думали поднять его усилением собственного жара, дышали на него всем пылом чувств своих, говорили пламенные речи, старались потрясать таинственную ртуть — все тщетно: сердце зябло, леденело, надо было искать для него искусственного тепла. Ранетски нашел его в Зеноби, Пленицын в Агриппинё, M-r Клани в Надине; только Капитан 2-го ранга, моряк в душе, привыкший ко всем невзгодам, предузнал перемену ветра по провеявшей струйке холода, а бурю для бедного своего сердца — по внезапной тишине во взорах и на устах Зеноби. Он опустил паруса, которые несли его так быстро к пристани Della Felicita,[127] и стал на дрейф. Вспыхнувший горизонт души готовил ему штурм.

— Собственно, для меня все равно: быть или не быть, — сказал он, — но я должен спасти вверенный мне корабль и экипаж.

И — он оглянул вокруг себя пучину, заметил в темнеющем отдалении блеск маяка. Этот благодетельный блеск издавали очи Пельажи. Приближаясь, он подал знак, выкинул флаг союзный, — ему отвечали, приветствовали радостно, угостили полными чувствами любви.

— Зачем вы носитесь, — сказали ему, — по этим злобным волнам, которые ищут жертв пучине? Чего ищете вы? пристань Della Felicita? но где она, знаете ли вы? существует ли она на земле? и чем она лучше острова, к которому вы теперь пристали? У нас климат золотой, поля тучны, сады плодоносны, холмы очаровательны, жизнь роскошна… Скажите сами себе: вот пристань Della Felicita! и не ищите другой: мы приютим вас в свои объятия, пригреем у пламенного сердца, осчастливим беспредельной любовью!..

Капитан поду мал-подумал, поверил очаровательным словам новой Калипсы,[128] расснастил свой корабль, построил из него храм Гименею и принес ему в жертву сердце.

Но едва настала ночь и Капитан надеялся уже насладиться обещанным приютом объятий, упиться ласками, вдруг видит — вместо радостного взора и жаждущей улыбки на лице бледность, во взорах боязнь.

— Что с вами? — спрашивает он заботливо.

— Ах, если б вы знали! — отвечают ему, — какое несчастие! У нас всем хорошо, всем хорошо; только одна беда нарушает все очарование, убивает радости сердца, лишает спокойствия, преследует…

— Что такое?

— Черный глаз! ужасный черный глаз! он принимает все виды, все образы и ходит здесь… не дает покоя, мучает!.. Ничто не помогает от него… даже не помогает вода с уголька… только вы можете помочь…

— Я?

— Да, у вас есть талисман.

— Помилуйте, что за глупости! — вскричал капитан, — какой талисман?

— У вас есть… вы сами говорили… полученный от турецкого дервиша…

— Хм! я думал, что вы шутили, и я шутил.

— Шутили! о боже мой!

— Признаюсь, я не воображал, чтоб глупый предрассудок мог доводить людей до безумия!.. Господи! и слезы! какое малодушие!

— Малодушие! С первого дня вы уже готовы на неудовольствия… это ужасно! можно ли было думать… о, какое страдание!

— Я не понимаю, что с вами сделалось! право, вы нездоровы!

— О, какое мучение! и это любовь!

— Но что ж вам угодно от меня?

— Что угодно!.. одного: избавьте меня от черного глаза!..

— От какого черного глаза?..

— От черного глаза… я не могу переносить, когда он смотрит на меня!..

— Черт знает, что это такое! Каким же образом я избавлю вас от черного глаза?

— Удалите Лейтенанта…

— Лейтенанта?

— Да, чтоб он здесь не показывался… не ходил в дом…

— Моего друга? отказать от дому другу? для женских капризов? Нет, этого не будет! все, что вам угодно, а этого не будет!

— Ай, Ай!.. Ух!

— Оставьте, сделайте милость, причуды! я к ним не привык!

И Капитан вскочил с постели, ушел от криков, рыданий и воплей.

— О, боже, — думал он, — где мой корабль? где мое море?.. О, глупец я! лучше вечно было бы искать посреди бурь и пучины воображаемой пристани Della Felicita, питать себя вечно несбывчивой, мнимой, глупой надеждой, нежели жить с малодушием, которое таится под умом и красотою!

Но это было позднее уже раскаяние. К счастию Капитана, вскоре назначено было путешествие вокруг света.

— Пущусь! — сказал Капитан, — буду кружить вокруг света, пущусь в пучину морскую от пучины зол! пущусь под бури океана от бурь житейских!

И вот Капитан уже на корабле, дышит свободным воздухом моря.

Корабль готовится поднять паруса.

В последний раз шлюпка возвращается от берега с некоторыми из офицеров экипажа и пассажирами.

По лестнице взбираются на корму Кавалергард, Конноартиллерист, Пленицын, Ранетски и Клани.

— Ба, ба, ба! и вы, господа? — вскричал Капитан.

— Путешествовать! едем путешествовать! хочется совершить путешествие вокруг света, — отвечают они по очереди.

— И оставляете жен?.. Другое дело я… я поневоле… служба не разбирает…

— И я поневоле, черт бы драл! — сказал юный, откровенный бывший Прапорщик конноартиллерии, — я просто бегу от жены!..

— Что ж, разве зла, сердита?

— Ничего не разве… ни зла, ни сердита; напротив, очень нежна, нежна до беспредельности! Женился — выйди в отставку… Вышел в отставку — поедем жить в деревню, наслаждаться природой; приехал в деревню — то посмотри на цветочек, то сорви цветочек, то не наступи ногой на цветочек, то «ах, какая природа! какая зелень! regardez, mon ange![129] сядем, мой друг, насладимся пением соловья!» Ах ты боже мой! Я на охоту, а она: «О злодейство! ты убиваешь невинных животных и птиц, ты бесчувственный, ты варвар!» — и сердится, и дуется, молчит неделю, месяц… Кошка вспрыгнет на колени — прысь ты, проклятая! — и беда: «Не любишь ласк! точно так же не нравятся тебе и мои ласки!..» Живая идиллия, крахмальный кисель в юбке!.. Просто бежал!

— Он не понял ее, не умел наслаждаться счастием! — подумал Кавалергард. — Отдал бы я ему свою Мельани, у которой душа, как бальный наряд, пришпиливается только для выезда и снимается дома.

Все прочие забыли и думать о женах. Экспедиция отправилась.

Что делает князь Юрий? Помните ли, отец и мать его сказали: «Он плакал, уезжая отсюда!» Точно, Юрий плакал, убегая от равнодушия Зои. Весь мир очарований, который создали его надежды, который наполняла собою только Зоя, в котором она должна была владычествовать, разливая благость свою на Юрия, — весь этот мир исчез — не стало его в пространстве.

Если человека выбить из седла, согнать с пути, который вел его к цели жизни, — в исступлении горя он мстит свое несчастие или сам на себе, или на других, или ни на ком не мстит, предаваясь воле судьбы и ее приговору начать новый путь, новую цель надежд и желаний. «Я заблудился, — говорит он сам себе, — то был не мой путь, он вел не к моему счастию».

Юрий не мстил сам на себе — свет назвал бы его глупцом, безумцем.

Юрий не смирил в себе обиженного самолюбия, не подавил отчаяния; он жаждал мщения. Мстить Зое!.. Сердце оправдало Зою: женщины, если б вы не были соблазном, притворством, коварством, забавой, грехом… Зоя также не была бы тем, что она есть!..

И — Юрий поклялся не знать любви, не жениться; но шептать каждой женщине: «Сорвите, сорвите этот плод!.. в нем вся тайна блаженства… Вы не знаете еще, что такое сладость: без запрещения вы бы и не узнали ее никогда… На что дан вам ум, как не для хитрости?.. На что дано вам сердце, как не для того, чтобы исполнять его волю?.. На что дана вам красота, как не для привлечения к себе поклонников? Вы мнимые божества на земле, временщики счастия земного: пользуйтесь, покуда могущество в ваших руках, тиранствуйте над сердцами, вздымайте их к небесам и бросайте в прах… Все подивится силе красоты и воли вашей, — и никто не назовет это преступлением и злодейством».