— Я прочел в наших документах, что вы выросли в Балтиморе. Вы, случаем, не родственница Джулиана Спенсера?

— Да. Я его дочь.

— Правда? — обрадовался Уолли. — Просто не верится! Знаете, мне очень нравятся работы вашего отца.

— Его египетские работы?

— Нет, его работы по теории звука. Я знаю, что он больше известен как историк, однако его труд о звуке и вибрации дал толчок моим собственным исследованиям в этой области.

— Не может быть! — Карисса в изумлении округлила глаза. — Я даже и не знала, что мой отец занимался чем-то в этом роде.

— Вы разве не читали его работы по кинетике звука?

— Нет. Он интересовался в основном археологией.

— Но не только. Ваш отец был универсальной личностью, миссис Спенсер, поэтому я так и восхищаюсь им. Он умел сопоставлять совершенно, казалось бы, несопоставимые концепции и выводить из них новые теории.

Ашерис видел, как Карисса разрумянилась от гордости за своего отца — ведь кому, как не ему, было знать, что она слышала только плохое о нем от своей матери и бабушки.

— Наверное, вы знаете, остались ли после него неопубликованные работы? Я был бы счастлив помочь вам их разобрать и подготовить к публикации. Ученые должны знать все, что он сделал.

— Доктор Дункан, я никогда не видела его рукописи.

— А в личной библиотеке? Может быть, какие-нибудь старые папки…

— Нет. Я была маленькой, когда он умер. Даже не знаю, что сделали с этими бумагами.

— Стыд и позор! Он намного опередил свое время. — Уолли сунул руку во внутренний карман и достал визитную карточку. — Если вы перемените свое мнение насчет Джулии, меня легко найти по этому телефону.

Карисса взяла карточку и взглянула на балтиморский адрес.

— Приятно было с вами познакомиться, — сказал он, протягивая ей руку и улыбаясь. — Просто не верится — дочь самого Джулиана Спенсера!

Ашерис видел, какое счастливое лицо у Кариссы, как она наслаждается похвалами в адрес своего отца, и пожалел, что улыбка предназначена не ему. Хотя Джулиан Спенсер давно уже умер, его последние дни были все еще покрыты тайной и не раз служили поводом для ссор между ним и Кариссой. В самом деле, никто ничего не знал о последних днях и даже о последних годах жизни Джулиана Спенсера. Какие еще тайны умерли вместе с ним в исчезнувшем сфинксе-убийце много лет назад? И какие из них вернутся, чтобы преследовать прелестную дочурку Ашериса?..

1

Четыре года спустя. Луксор, Египет.

— А теперь, мама, можно открыть ящик? — спросила Джулия, направляясь к двери в сад.

Карисса выглянула из-за скульптуры, над которой работала, чтобы посмотреть на шестилетнюю дочь, которая двигалась с такой грацией, словно вовсе не касалась ногами земли. Иногда, вглядываясь в Джулию, Карисса удивлялась, словно видела ее в первый раз, — так по-взрослому та вела себя.

— Пожалуйста, мама, позволь!

— Я же сказала тебе, что буду работать до семи.

Джулия посмотрела на свои часики.

— Уже семь, мама. Даже пять минут восьмого.

— А, ну тогда все в порядке! Помоги мне убрать здесь, и мы посмотрим, что в ящике.

Джулия вознаградила ее ослепительной улыбкой, доставшейся ей в наследство от отца, и у Кариссы дрогнуло сердце. Сколько времени она уже не видела, как он улыбается? Давно, очень давно… Семь лет назад, когда она выходила замуж за своего египетского возлюбленного, она словно парила в небесах от этого романтического и немного авантюрного шага. Карисса понимала неизбежные трудности, которые должны будут возникнуть в семье американской жены и египетского мужа, — человека из совсем другой жизни и другой культуры, — но считала, что ее любовь к Ашерису и его любовь к ней помогут им одолеть все невзгоды. Теперь она уже во многом сомневалась. Неужели она тогда совсем ослепла от любви? Неужели была неправа в том, что любовь сможет одолеть все на свете? Увы, счастье вопреки ее ожиданиям оказалось недолгим…

Карисса делала все, что могла, чтобы не погасла последняя искра его когда-то огромной любви, но Ашерис становился все молчаливее и все дальше уходил от нее, несмотря на ее попытки приблизить его к себе. Он почти не разговаривал с ней и вообще едва ее замечал, как бы она ни старалась поразить его своими туалетами и прическами, как бы ни придумывала приятные мелочи, без которых любовь теряет смысл. Неужели она перестала его интересовать? От этой мысли ей стало тоскливо, потому что сейчас она любила мужа, пожалуй, даже сильнее, чем в день их свадьбы. От одного взгляда на него она вся трепетала. Он был все так же элегантен, как в тот день, когда они встретились. Его блестящие черные волосы не поредели… Он дал ей все, о чем она только могла мечтать, — богатый дом, великолепные платья, множество слуг. Но больше всего ей хотелось, чтобы Ашерис делил с ней все свои радости и печали, а этого не произошло, и в ее сердце не было счастья.

Вздыхая, она постаралась выбросить из головы мысли о муже, намочила полотенце и накрыла им глиняную скульптуру. Впервые Карисса взялась за лепку человеческой фигуры. Ей хотелось изобразить поющую нагую женщину, которая в восторге раскинула руки, закрыла глаза и обратила лицо к небу. Для первого раза у нее получилось неплохо. Совсем даже неплохо…

Возможно, ее карьера художника закончилась и началась другая жизнь. Семейная. Но как Карисса ни старалась изгнать мрак из этой новой жизни, заполняя часы работой и возней с дочерью, она знала, что в душе ее нет покоя из-за несложившихся отношений с Ашерисом. Она всегда старательно избегала мужчин, которые могли бы завладеть ею без остатка и помешать ее карьере, однако в первые годы их брака были месяцы такого полного счастья и такой близости, что она отдавалась им без остатка. Ее страх потерять свою независимость в замужестве исчез благодаря любви Ашериса. Как бы она хотела, чтобы те дни вернулись! Чтобы она вновь ощутила со своим красивым мужем единство, от которого ничего не осталось после рождения дочери и тем более после приговора специалистов четыре года назад: "Джулия — что-то большее, чем просто папина дочурка".

— Я все сделала, мама. Теперь можно?

Карисса улыбнулась. Ни один шестилетний ребенок не умеет разговаривать так, как она! Английским Джулия владеет безупречно. Ашерис настоял, чтобы в его доме все, включая слуг, говорили по-английски.

— Можно, доченька.

Она накинула на скульптуру клеенку, чтобы защитить ее от мириадов реющих мошек, и последовала за дочерью. Кариссе самой было любопытно, что же такое в ящике, однако она довела работу до конца не только для того, чтобы научить дочь терпению. Она постаралась оттянуть знакомство с содержимым ящика отчасти из страха, потому что уже прочла обратный адрес: Френсис Петри, 33 Бриндлвуд Лейн, Балтимор, Мэриленд, США. Адрес ее холодной и язвительной бабушки, которая теперь заболела. Что она могла послать ей? И зачем ей вообще что-то посылать нелюбимой внучке?

Едва Карисса дотронулась до ящика, как откуда ни возьмись появился Джордж, ее слуга и племянник домоправительницы Айши.

— Сайда[2]! — воскликнул он. — Ящик тяжелый. Давайте я вам помогу.

И он наклонился над ящиком.

— Спасибо. — Карисса приподняла ящик на несколько дюймов. Сколько раз она ему говорила, чтобы он звал ее по имени, а он ни в какую: госпожа и госпожа… Из-за этого она чувствовала себя старой и далекой от нормальных, обычных людей… ну, например, такой, как бабушка Петри. Но Джорджа не переделать. — Давай отнесем ящик в сад. Там попрохладнее.

— Слушаюсь, саида.

Они вошли в тень апрельского вечера, и Карисса вспомнила времена, когда она смело посещала гробницы египетской знати. Какие только тени ни плясали вокруг нее, а впереди была мгла веков, в которую она бросалась очертя голову… Она помнила зловещие шорохи внутри, потому что нельзя было громким разговором нарушать покой мертвых: она еще ребенком усвоила эту истину…