- Да так получилось, - я окончательно впала в ступор, - я решила вместе с моими детьми покрестится, когда им годик будет.

- Молодец, - одобрила меня Авдотья Макаровна, - а какой у тебя ко мне вопрос?

- Я по поводу вашей младшей дочери, Мирославы.

- Не говори её имя, - замахала руками женщина, - Господи! – она

стала истово крестится, - моя бедная девочка! С ней всё

хорошо?

- Да как вам сказать, - я слегка растерялась, - скажите, ведь она вам не родная?

- Откуда ты знаешь? – побледнела Авдотья Макаровна, - это тебе Зинаида наболтала? Не слушай сплетницу, ложь её слова.

- Только почему-то вы сначала спросили, откуда я знаю, а потом сказали, что это не правда, - поймала я её за язык, - лучше давайте начистоту. Вашей дочери грозит тюрьма, причём срок огромный, и я пытаюсь её спасти, я почти уверена, что кто-то пытается её подставить.

- Наверное, ты адвокатом работаешь? – предположила Авдотья Макаровна, а я покачала головой.

- Я частный сыщик, - внесла я ясность, - я случайно столкнулась с вашей дочерью...

Когда я замолчала, она шумно вздохнула, и покачала головой.

- Бедная моя девочка, - сдавленно проговорила Авдотья Макаровна, - зачем она сбежала? Что за блажь ей пришла в голову, своих родных искать? – она вышла из-за стойки, и обессилено опустилась на скамейку у стены.

- Слушай...

В деревнях принято рожать помногу детей, это испокон веку ведётся. Василий Иванович и Авдотья Макаровна были из больших семей, и другого просто не понимали. Они родили семерых детей, на подходе был восьмой, но он погиб в роддоме.

Лично я такого не понимаю. Зачем плодить голь перекатную?

Когда я рожала своих деток, я точно знала, что дам им всё на свете, что они ни в чём не будут ограничены. Никто им не будет плевать вслед, у них будут лучшие игрушки, и лучшая одежда.

Симоновы же бедны невероятно, едва дети встают на ножки, их тут же приучают к труду, но с Мирославой оказалось труднее.

Авдотья Макаровна родила девочку поздно, ей тогда сорок пять стукнуло, роды были тяжёлыми, она сама едва выжила, и лишилась возможности больше иметь детей. Врачи в местной больнице коновалы, и девочка умерла, прожив всего неделю, пока сама роженица лежала с осложнениями.

И тогда они с мужем решили, раз их девочка умерла, надо

осчастливить другую, взять приёмного ребёнка. Но они не хотели, чтобы старшие плохо относились к младшей, раз она не родная, и решили всё сохранить в тайне.

Пока Авдотья Макаровна лежала в больнице, Василий Филиппович связался с Алевтиной Филипповной, их общей знакомой, работающей в приюте для детей.

Алевтина Филипповна тут же дала им ребёнка, помогла всё оформить, и из больницы женщина уже вернулась с малышкой.

Началось всё с того момента, когда Авдотья Макаровна решила искупать дочку, и заметила у неё на боку татуировку.

Изумлению женщины не было предела, и она пошла к

Алевтине Филипповне, чтобы прояснить ситуацию.

- Да я не имею понятия, откуда у неё татуировка, - растерянно проговорила Алевтина Филипповна, - сдавая детей в приют, у нас можно не сообщать никаких координат. Просто приносишь ребёнка, кладёшь перед дверью, звонишь, и быстро уходишь. Правда, при девочке была метрика, родители, Иванов Иван Иванович, и Иванова Мария Сергеевна. Если ребёнок с метрикой, мы оставляем ему имя, данное родителями, как и в данном случае.

- Но у неё крест на шее был надет, - продолжала упорствовать Авдотья Макаровна, - причём крест не православный, католический. Наверное, её сразу окрестили, только крестик неправильный купили.

- Я не видела креста, - покачала головой Алевтина Филипповна.

- Она была в пелёнках, наверное, ты не успела раздеть малышку?

- Как её принесли, тут же Василий прибежал, и я отдала ему девочку, - пожала плечами директор приюта.

Так Авдотья Макаровна ничего от неё и не добилась, но девочка оказалась особенная, и это всем было видно.

Все дети в их семье трудоголики, а Мирослава стремилась к умственной работе. Она много читала, единственная из всех детей, кто окончил школу, и мечтала продолжить образование.

Но Василий Иванович был категорически против, он запретил девочке даже думать о дальнейшем образовании, считая, что оно ей не понадобиться.

Но девочка была очень упрямой, и делала всё по-своему, ни с

кем не считаясь. Она такой хай подняла, когда Василий Иванович не хотел, чтобы она одиннадцатилетку заканчивала. Считал, что и девяти достаточно, но она была упрямой и упорной, и добилась своего. Она умела добиваться, а соседи головой качали, глядя на красивую девочку, с годами делающуюся только ещё краше, и очень строптивую.

Больше всего Авдотья Макаровна боялась, что Слава спросит про татуировку, но та и не заикалась.

Школу Слава окончила на отлично, а потом к ним прибежала любопытная соседка Зинаида, и доложила, что видела Мирославу, садившуюся в машину к какому-то парню.

Изумлению Симоновых не было предела, потом они впали в ярость. Вернее, в ярость впал Василий Иванович, а Авдотья Макаровна здорово расстроилась. Она очень любит свою дочку, хоть она ей и не родная.

Когда Мирослава пришла домой, на неё обрушился скандал, отец вышел из себя, и для острастки ударил Мирославу.

- Да ты малолетняя проститутка, - заорал он не своим голосом, - немедленно пойдёшь матери в церкви помогать!

- И не подумаю! – заорала в ответ Мирослава, - я вообще поеду в Москву, искать своих настоящих родителей!

- Что ты сказала? – переспросил Василий Иванович свистящим

голосом, а Авдотья Макаровна схватилась за сердце. Именно этого она больше всего боялась.

- Я знаю всю правду, - холодным тоном сказала Мирослава, - что я не ваша дочь, что вы меня взяли из приюта. Я давно об этом знала, меня и татуировка удивила, и явное отличие от вас. Конечно, можно было предположить, что на мне сбой случился, но зачем вы мне татушку накололи? К тому же татуировку дорого наколоть, а вы деньги никогда ни на что лишнее не выбрасываете. Когда я соображать стала, пошла в приют, и в лоб спросила Алевтину Филипповну, не удочеряли ли вы меня? Довольно! Я уезжаю в Москву, один человек мне поможет. Я найду своих родителей, и спрошу у них, почему они от меня отказались, - и она пулей вылетела из дома, и больше они её не видели.

- Она по жизни бунтарка, - сжала пальцами виски Авдотья Макаровна, - но она моя младшая дочка, хоть и названная, но я её очень люблю. Вы ей поможете? – она смотрела на меня с дикой надеждой в глазах.

- Обязательно, - поспешила заверить я, - я обязательно ей помогу.

- Передайте ей крестик, - вдруг сказала она, - это принадлежало её родителям, - она вынула из кармана довольно массивный крестик, без распятия, но очень красивый.

- Хорошо, - я взяла вещицу, - я обязательно передам. Скажите, а где этот приют?

- Он в соседнем городке, - со вздохом сказала Авдотья Макаровна, и вернулась за стойку.

Я сделала было несколько шагов, и повернула обратно.

- Извините, а у вас тут никакой литературы для детей не продают? – спросила вдруг я, - хочу дочери дать почитать, только что-нибудь для её возраста.

- А сколько вашей дочке? – заинтересовано спросила Авдотья Макаровна.

- Ей почти четыре, в сентябре исполнится.

- Рановато ей ещё, - задумчиво проговорила Авдотья Макаровна, - просто она не поймёт. Хотя можно попытаться, просто для развития. Подождите пару минут, - она скрылась в комнатушке, а я стала рассматривать книги, и выставленные на продажу иконы.

Моя бабушка была набожной женщиной. Мама мне рассказывала, что она была суровой дамой, воцерковленной, и я частенько рассматриваю снимки, с которых на меня смотрит строгая женщина в старомодном одеянии.

Когда мне исполнилось восемнадцать, маман отдала мне целый десяток старинных икон, сказав, что они принадлежали бабушке.

- Она очень хотела, чтобы иконы были твои, - сказала тогда маменька, - она в завещании особый пункт составила, где оговорила твои права. До твоего совершеннолетия иконы находятся у меня, а потом я передаю их тебе,