После некоторого раздумья Юргенс согласился. Что он терял, приобретая американских друзей? Деньги — всегда деньги. К тому же Юргенс намеревался устроить свою семейную жизнь — надо было жениться, а без денег разве подберешь себе невесту с солидным приданым, из хорошего дома?

За первым вознаграждением Гольдвассера последовали другие. Так Юргенс стал сотрудничать с секретной службой США. Ни приход Гитлера к власти, ни другие события в жизни Германии не помешали Юргенсу превосходно чувствовать себя «слугой двух господ». Только новая мировая война и стремительный «марш на Восток» на некоторое время оборвали его связи с американцами. Как «преданному» члену нацистской партии и кадровому офицеру, Юргенсу посчастливилось попасть в состав армейской военной разведки «Абвер». Эта служба вполне устраивала: здесь Юргенса ценили и поручали весьма деликатные операции.

Сейчас он думал о другом: над тем, как удалить с пути Ашингера, такого же, как и он, претендента на наследство тестя.

Мысль эту заронил в его сознание сам Ашингер сегодняшним разговором.

Часы пробили три удара.

Юргенс поднялся с кровати, налил полный бокал вина и поднес его ко рту. На губах заиграла улыбка. Он вспомнил встревоженное лицо Ашингера и его слова: «Надо действовать, Карл!» Идиот! Он думает, что Юргенс будет с ним заодно. Как бы не так! Юргенс не имеет желания беспокоиться о ком-то другом. На земле слишком мало места, и плохо, когда все тянутся к одному лакомому куску.

Юргенс крупными глотками выпил вино, снова лег в постель и, натянув на себя одеяло по самую шею, закрыл глаза.

9

Перед рассветом в окно к Денису Макаровичу кто-то постучал — постучал тихо, одним пальцем. Изволин проснулся и, не двигаясь, стал прислушиваться. Через несколько секунд стук повторился. Денис Макарович осторожно поднялся с постели и на цыпочках подошел к окну. Оно, по обыкновению, было завешено одеялом. Отодвинув край одеяла, Изволин всмотрелся в темноту. У окна кто-то стоял. Денис Макарович разобрал очертания шапки.

— Кто? — приглушенно спросил Изволин.

Человек за окном приложил лицо к стеклу и ответил:

— Свой…

Голос показался Изволину знакомым.

— Кто свой-то? — переспросил Изволин.

— Впустите — узнаете.

Денис Макарович медленно опустил одеяло, зажег коптилку и пошел к двери. Волнение усиливалось с каждым шагом. «Кто? Зачем?» — беспокоила тревожная мысль. На секунду Изволин задержался у порога, потом решительно откинул крючок и раскрыл дверь.

С улицы пахнуло холодом. Изволин машинально застегнул ворот рубахи и выглянул наружу. Из темноты выплыла неясная фигура. Человек приблизился к двери. Денис Макарович ясно разглядел его. Он был одет в немецкую шинель с нарукавником полицейского, на голове — шапка-ушанка. «Что за чорт! — подумал Изволин. — Что надо полицаю?»

— Не узнаете, Денис Макарович? — устало проговорил незнакомец, поднимаясь на крыльцо.

— Нет, — ответил Изволин.

— А я вас сразу признал по голосу.

Изволин промолчал. Он безуспешно пытался вспомнить, где мог встречаться с этим человеком.

— Пройдите, — сухо сказал Денис Макарович и прислонился к косяку двери, пропуская гостя в комнату.

Когда дверь захлопнулась, незнакомец вздохнул и попросил воды.

Изволин вернулся в переднюю и принес ковш с водой. Гость жадно припал к нему и, не отрываясь, осушил.

— Ну вот, теперь можно и разговаривать… Денис Макарович принял пустой ковш и остановился у стола.

— Я пришел с вопросом… Один человек интересуется: когда будут вареники с вишнями?..

— Когда привезешь Иннокентия, — медленно, стараясь подавить волнение, ответил Изволин; подошел к гостю и крепко пожал ему руку: — От самого?

— От самого… Сашутку помните, шофера, вместе с Иннокентием тогда приезжал? Ну, это я и есть… — Гость погладил рукой обросшее лицо. — Дело есть, — добавил он тихо, — серьезное дело.

Денис Макарович пододвинул стул, сел рядом с Сашуткой и наклонил голову:

— Можешь говорить, чужих — никого.

Гость не торопясь стал объяснять причину своего появления в городе. Он говорил полушопотом. Изволин слушал внимательно, и чем больше подробностей узнавал он от Сашутки, тем серьезнее становилось его лицо.

— Меня уж, видно, Иннокентий Степанович в расход списал. Скоро полтора месяца будет, как я с ним распрощался. Рассчитывал дней за десять обкрутиться, да не вышло, — проговорил Сашутка.

Вести он принес невеселые: из рук партизан вырвался предатель Зюкин, и его появление в городе грозило провалом Ожогина и Грязнова. Сашутка должен был явиться значительно раньше, но неожиданные обстоятельства заставили его изменить маршрут.

— Не бывать бы счастью, да несчастье помогло! — И Сашутка с горечью усмехнулся: — На полпути в болото влез. Сам-то кое-как выбрался, а мешочек с харчишками похоронил. Пришлось крюку дать и зайти в деревню Сосновку, там ведь наш связной Пантелеич в старостах ходит. И хорошо, что зашел — Зюкин тоже в Сосновке оказался. Не добрался до города: сыпняк свалил его. В общем, зверь и охотник в одном месте собрались. Я пораскинул мозгами, посоветовался с Пантелеичем и решил не торопиться: ведь все дело в Зюкине, а он у меня перед глазами. Прикидывал там с ним рассчитаться, но не вышло: в Сосновке никого из наших, кроме Пантелеича, нет, а Зюкин хитер и осторожен. Видно, боится второй раз в наши руки попасть — знает, что уже не вырвется. Живет в хате старшего полицая и без него никуда носа не кажет. После болезни только два раза выходил на прогулку.

— Значит, ты в лицо этого Зюкина хорошо знаешь?

— Конечно.

— Почему же ты покинул Сосновку и не дождался ухода из нее Зюкина?

Сашутка объяснил. Он и Пантелеич пришли к выводу, что дольше ждать ухода Зюкина нет смысла: во-первых, неизвестно, когда он оставит Сосновку; во-вторых, долгое пребывание в ней Сашутки может навлечь подозрения на него и Пантелеича. Договорились, что как только Зюкин направится в город, Пантелеич постарается опередить предателя, попасть к Изволину и предупредить Сашутку…

На дворе уже рассвело. Из-под одеяла, висевшего на окне, узкими полосками просачивался бледный утренний свет. Денис Макарович снял маскировку, погасил коптилку. Занялось утро, хмурое, туманное.

…Рано утром к дому, где жили Ожогин и Грязнов, подошел нищий подросток в истрепанной одежде, с брезентовой сумкой через плечо и настойчиво постучал тоненькой хворостинкой в окно.

Подойдя к окну, Грязнов узнал Игорька.

— Никита Родионович, — тихо позвал он Ожогина, — Игорек пришел.

С Изволиным была договоренность, что если ему срочно понадобится Ожогин, он пришлет Игорька, который, чтобы не навлечь на себя подозрения, будет одет в нищенское платье.

— Вынеси ему кусок хлеба и скажи, что через полчаса я приду, — попросил Никита Родионович Андрея.

Отпустив Игорька, Грязнов вошел в комнату. Никита Родионович стоял над чемоданом, держа в руках носовой платок со следами сажи.

— Андрей!

— Что?

— Иди посмотри…

Сажа была рассыпана по белью. Не было сомнений в том, что осмотром чемоданов на сей раз занималась возвратившаяся из деревни хозяйка.

…Сашутка спал так сладко, что ни Изволин, ни Ожогин не решились его тревожить.

Никита Родионович долго стоял над спящим и вспоминал партизанский лагерь и боевых друзей. Как они живут? Какие провели операции? Где стоят? Побывать бы у них, наговориться вдоволь с Кривовязом, побродить по лесу, посидеть у костра… Лес… Еще живы в памяти все события, еще не забыто ни одно лицо. Каким близким и родным кажется спящий Сашутка! А время бежит. Изменился и Сашутка. На его добром, лукавом лице залегли морщинки.

Вести, которые принес Сашутка, вызывали тревогу. Как можно было упустить предателя? Кто повинен в преступной халатности?

Тут же подкрадывалось и другое чувство — тревога. Как предотвратить угрозу? Сумеет ли Пантелеич опередить предателя? Сумеют ли они во-время убрать Зюкина с дороги? Сашутку отпускать нельзя: он может пригодиться. Он третий человек, кроме Ожогина и Андрея, который знает предателя в лицо.