Из этих документов видно, что нерешительность проявили как западные страны, так и Советский Союз. Пролить дополнительный свет на события тех дней могли бы документы советско-германских отношений того периода. Но таковых нет ни в уже упомянутом 21-м томе за 1938 г. серии «Документы внешней политики СССР», ни в материалах, переданных в РГАСПИ из Президентского архива.

Как уже упоминалось, в официозной «Истории внешней политики СССР» утверждается, что в момент инициированного Гитлером международного кризиса вокруг Чехословакии, приведшего к Мюнхену, Советский Союз готов был идти до конца, выполняя свои обязательства по договорам о взаимной помощи с Чехословакией и Францией. «Более того, — пишут авторы книги, подготовленной в МИД СССР — он соглашался оказать Чехословакии военную помощь даже без участия Франции, при единственном условии, что сама Чехословакия окажет сопротивление агрессору и попросит о советской помощи»^{179}. Об этом должны были бы говорить соответствующие советские военные приготовления.

Но действительно ли сталинское руководство готово было воевать с Германией в защиту Чехословакии даже без поддержки Запада? И почему, как говорилось выше, советские военные приготовления не произвели должного впечатления на германское посольство в Москве?

Редактируя брошюру «Фальсификаторы истории» (1948 г.), Сталин вносил в нее свои коррективы и дополнения. Иногда значительные. Была у него возможность высказаться и по вопросу о готовности Советского Союза оказать военную помощь Чехословакии даже в одностороннем порядке. Тем более что в соответствующем месте брошюры решительно отвергались «лицемерные заявления» правительств Англии и Франции, «будет ли выполнять Советский Союз свои обязательства перед Чехословакией, вытекающие из договора о взаимной помощи». И далее: «Но они говорили заведомую неправду, ибо Советское Правительство публично заявило о готовности выступить за Чехословакию против Германии в соответствии с условиями этого договора, требующими одновременного выступления Франции в защиту Чехословакии. Но Франция отказалась выполнить свой долг»^{180}. Так Сталин не воспользовался случаем подчеркнуть готовность Советского Союза к решительному противодействию Германии даже без поддержки стран Запада, приведя столь убедительный довод в пользу своей внешней политики. Значит, такой готовности к решительным действиям у сталинского руководства не было.

Таким образом, заявления с советской стороны о готовности воевать с Германией, невзирая на отказ Франции выступить совместно с СССР, никак не подкреплены документами. Они носили приватный характер («признание» Э. Бенеша в беседе с дочерью Т. Манна в 1939 году, газетная статья К. Готвальда в декабре 1949 года^{181}) и потому никак не могли сказаться на развитии событий вокруг Чехословакии.

Все это вплотную подводит к выводу о роли советского фактора в дни Мюнхена и вообще в связи со Второй мировой войной. Судя по вышеизложенному, можно констатировать, что советские «маневры» в период Мюнхена были не более чем политико-дипломатической тактикой, продиктованной преходящими обстоятельствами. А вот верно подмеченное в американском архивном документе и подтвержденное авторитетом Сталина стремление оставаться вне обоих блоков, проводить сепаратную политику, было выражением общей антикапиталистической стратегии сталинского Советского Союза, которая отвечала его далеко идущим классово-имперским целям во «второй империалистической войне».

Очевидец событий американский журналист и публицист Гаррисон Солсбери вспоминает: ничто так не потрясло «весь мир», как подготовленное втайне подписание 23 августа 1939 г. пакта о ненападении между Советским Союзом и Германией. Однако, продолжает он, «очень быстро стали вспоминаться факты, которые явно свидетельствовали, к чему шло дело»^{182}. Присмотримся и мы к политике СССР между октябрем 1938 и мартом 1939 г. и зададимся вопросом, не был ли в этот послемюнхенский период предопределен его выбор, приведший к советско-германскому пакту. Действительно ли были такие факты, которые явно свидетельствовали, к чему шло дело?

Да, такие факты были. И не один и не два. Факты — разительные.

Самым знаковым из них стала завершившаяся за десять дней до злополучной Мюнхенской конференции Англии, Франции, Германии и Италии 29–30 сентября 1938 г. публикация «Правдой» новейшей коммунистической Библии — «Краткого курса истории ВКП(б)»^{183}. Газета печатала ежедневно по одной главе книги, а ее последняя глава, подводившая изложение к текущему международному моменту, появилась 19 сентября. За газетной публикацией последовал 1 октября выпуск книги миллионным тиражом[18]. Одновременно в Москве 28 сентября — 1 октября, с участием Сталина, прошло закрытое совещание пропагандистов и работников идеологических учреждений, посвященное ее выходу. В принятом вскоре постановлении ЦК ВКП(б) говорилось, что новая книга по истории партии представляет собой «энциклопедию основных знаний в области марксизма-ленинизма»^{184}. Считалось, что ее установки исходят от самого Сталина, чей стиль мышления и слога легко угадывался во многих местах книги, тут же заслужившей репутацию «классического труда И.В. Сталина»[19]. Не удивительно, что делегаты XVIII партийного съезда в марте 1939 г. оперировали такой формулировкой, как «указание “Краткого курса”». Не прервись после смерти Сталина публикация его сочинений, мы увидели бы «Краткий курс истории ВКП(б)» включенным в 15-й том^{185}.

Серия общепартийных мероприятий, приуроченных к выходу в свет новой истории партии, должна была подчеркнуть всю значимость события. Действительно, с появлением этой книги (ее текст готовился специальной комиссией ЦКВКП(б) под председательством Сталина) можно считать окончательным формулирование стратегических целей и ценностей сталинизма^{186}. Она же завершила идейно-политическое оформление советской идентичности в ее классической сталинской модели. А.Е. Бовин, в брежневскую эпоху входивший в группу советников кремлевских руководителей, свидетельствует, что и в его время в борьбе между сторонниками и противниками сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)» просматривались вполне реальные проблемы общественно-политической жизни^{187}.

В «Кратком курсе истории ВКП(б)» прошлое представлено исключительно через призму постоянной классовой борьбы носителей непримиримых идей. В новейшее время — пролетариата с буржуазией. И поскольку идеологическая борьба, по марксизму, абсолютна, схватка страны социализма с миром капитализма представлялась неизбежной. Из этой книги, где Первая мировая война названа «величайшим переломом в жизни народов, в жизни международного рабочего класса»^{188}, следовало, что Сталин рассматривал предсказываемую им новую мировую войну как аналог предыдущей. Со всеми последствиями его предвзятых представлений.