Мы подбежали к воде. Он выскочил на берег, бледный как полотно.

— Там громадный крокодил! — воскликнул он.

— Что ты! Не может быть!

— Я не слепой, он был в двух шагах от меня.

— Глупости. Верно, тебе показалось, — сказал Марсель.

Котенок оделся и предложил устроить нечто вроде удочки и постараться выудить из озера рыбы. Но, вспомнив, что нам придется есть рыбу сырой, мы решили на этот раз удовольствоваться раковинами. Их было на песке множество и по виду они были совершенно не похожи на тех, что мы ели прежде.

— Точь-в-точь моллюски третичного периода! — изумился Мариц.

Хорошенько отдохнув, мы пустились в путь вдоль берега. Вначале дорога была завалена обломками утесов, упавшими сверху. Дальше лежала полоса тончайшего песку; пройдя ее, мы вошли в лес. Странные хвойные деревья высоко возносили свои темные вершины; их морщинистые стволы подымались из зарослей хвощей. Вперемежку с ними росли густолиственные деревья — не то пальмы, не то папоротники.

Неожиданное восклицание Питера заставило нас обернуться к озеру. Плоская, гигантская голова змеи подымалась из воды. За ней показалась длиннейшая шея — точно тело огромного питона; потом — громадное коренастое туловище.

— Плезиозавр! — воскликнул инженер, — скорее, скорее в лес!

Мы бросились в чашу.

— Что это за зверь? — спросил я Марселя, когда мы были в безопасности.

— Это плезиозавр — животное вторичной эпохи. Судя по частям его скелета, найденным в Европе, это было страшное чудовище. Пожалуй, в таком случае Джиджетто действительно видел крокодила! — сказал Марсель. — Нет, скорее это был ихтиозавр; это ужасное животное жило в ту же эпоху, что и плезиозавр; оно так же прожорливо, сильно как кит, и гибко, как змея; в пасти у него — сто восемьдесят острых, как ножи, зубов.

Все мы как по команде осмотрели свои револьверы; они оказались в полной исправности и были вполне готовы на случай встречи с этими неприятными соседями.

Котенку все не сиделось на месте. Он отошел от нас довольно далеко; потом вдруг пустился бежать к нам, крича:

— Человек! Человек!

— Что?

— Человек!

— Где?

Мы бросились к нему. На мягком, влажном песке ясно был виден отпечаток башмака. Ни один из наших следов на него не походил. Недавно здесь проходил человек.

IV. Загадка

Я не буду говорить о том, как мы были изумлены, об этом не расскажешь. Одна мысль наполнила наши сердца радостью: кто бы ни был этот человек, он должен был сюда прийти каким бы то ни было образом; нашей дорогой он прийти не мог; значит, из пещеры был выход. В путь!

Мы двинулись вперед, осматривая каждую пядь земли; мы дошли до озера, не встретив никаких признаков человека. Мы исходили вдоль и поперек песчаный берег, добрались до противоположной стороны озера, где отвесная стена преградила нам путь; все бесплодно. Оставалось одно — повернуть назад. Но тут Вандоэль заметил высоко между скал черную дыру. Мы взобрались наверх с трудом, обнадеживая себя мыслью, что это — выход из подземельного царства. Нет, галерея вела вниз.

— Может быть, это только вначале! — сказал Джиджетто.

Снова мы из рубахи свернули фонарь, запаслись моллюсками и нырнули во мрак расселины. Снова галерея стала сменять галерею, сверкающая пещера — пещеру; то мы тонули во тьме, то слепли от невообразимого света. Мы спали, ели, шли, пока не попали снова в ту пещеру, где впервые увидели огненный дождь; перед нами лежала узкая коса земли; она вела к утесу, виденному нами прежде.

Итак, нигде никаких следов. Очевидно, то была игра случая, то не был отпечаток человеческой ноги. Иначе мы нашли бы какие-нибудь признаки существования человека.

— Поищем еще, — сказал Котенок.

Мы готовы были погрузиться вновь в темноту галереи, когда протяжный звук — как бы звук далекого органа, строгий и торжественный, — прозвучал в воздухе и гулко отдался в широких сводах пещеры.

Мы переглянулись.

— Орган? Здесь?

— Не может быть.

Но тот же звук, четно и внятно, послышался снова.

— Конечно, это орган! — обрадовался Джиджетто.

— Может быть, нет, я слышал такие звуки по утрам в пустыне Калахари, — сказал Питер.

— А я в Сахаре! — прибавил Уберт.

— В пустынях — другое дело, — сказал инженер, — там по ночам водяные пары, охлаждаясь, падают на песок; утром, когда становится теплее, они легкими шариками подымаются кверху, и от трения этих шариков происходят странные музыкальные звуки — здесь этого не может быть.

— Конечно, — согласился я.

— Но если это орган, — сказал Котенок, — то мы его разыщем. Идемте! Ведь кто-нибудь на нем играет!

Мы невольно улыбнулись. Предположить, что здесь, в глубине земли, вдали от солнечного света, среди папоротников и ихтиозавров, человек играет на органе! Это было нечто совершенно невообразимое. Но ведь мы слыхали звук органа, и дважды, и видали на берегу четкий отпечаток башмака!

Джиджетто настаивая на том, чтобы мы отправились искать таинственного музыканта.

— Мало ли что случается, — говорил он.

Перед нами была коса, что, тонкой нитью прорезая воды озера, бежала по направлению к одинокому утесу; по левую руку лежала узкая песчаная полоса берега, на котором мы были в первый раз, когда нашли эту пещеру; вправо расстилалась широкая равнина; она лежала в полумраке, потому что в той части пещеры не было светлого дождя и не было ярких источников света.

Мы направились туда.

Мы шли по этой равнине очень долго и смертельно устали. Пришлось остановиться, поесть раковин и поспать. Светлый туман был далеко, и нам было отрадно смежить глаза, не видя его сквозь веки.

Мы прошли еще немного, и вдали перед нами зачернелся лес. Вдруг Питер насторожился и сказал.

— Прислушайтесь!

Мы снова оцепенели от изумления; лицо Джиджетто расплылось в улыбке.

Далеко-далеко, едва уловимые, слышны были звуки органа.

— Это хор из оперы Верди! — воскликнул я.

— Ага! — смеялся Джиджетто, — я говорил! Видишь, Николо!

— Тише ты, чертенок!

— Но ведь это совершенно невозможно! — сказал инженер.

— Как-то в Сент-Этьенне… — начал Марсель, но вдруг замолчал и отскочил от скалы, у которой стоял.

Какое-то животное, высотою по меньшей мере в два метра, выскользнуло из-за скалы. Телом оно было похоже на жабу; у него была острая, продолговатая, приплюснутая голова и громадные, тяжелые лапы с толстыми пальцами. Оно мотнуло головой и издало странный звук; это было кваканье, которое заглушило бы мычание теленка.

— Лабиринтодонт! — закричал Мариц и бросился бежать; мы побежали за ним.

Но зверю, казалось, не было до нас дела: спокойно, маленькими прыжками он пересек берег и нырнул в озеро.

Мы еле переводили дух.

— Да это настоящая сказка! — сказал инженер. — В этой пещере мы нашли представителей первичной эпохи, каменноугольного периода и третичной эпохи! Не бред ли это?

— Что же с музыкантом? — спросил Джиджетто.

— И верно, пойдем, — сказал я.

— Не правда ли, — спросил инженер, — звук слышался из освещенной части пещеры?

— Конечно, — ответил Марсель.

Мы повернули назад; снова начали мы бродить вдоль озера по сверкающему берегу; дважды, утомившись, мы ложились отдыхать и, проснувшись, снова начинали поиски. Не найдя никаких следов человека, мы вернулись в темную часть пещеры, к скале, у которой видели лабиринтодонта. Миновав ее, мы вошли в густой, сумрачный лес. Мариц называл каждое дерево так же уверенно, как если бы это был лес его родины. Вдоль берега росли невысокие, худосочные астерофилии. За ними — густолиственные травянистые папоротники; дальше — громадные деревья с грубыми чешуйчатыми стволами: лепидодендры, похожие на гигантские канделябры; сфенофилии, напоминающие своей формой ели; сигиллярии — с огромными стволами и странной листвой. Ползучие папоротники перекидывались с одного дерева на другое и светлыми прядями висели между темных стволов и листьев.