— Кровь, — прошептал трясущимися губами Котов.

— И мясо, — тихо согласился Ремизов.

Они еще что-то обсуждали полушепотом, но я не слышала их. Плыла в тумане. И в этом тумане с трудом видела, как засуетились, забегали люди. Кто-то побежал вызывать «скорую», кто-то — за бинтами и ватой. Дядя Боря наконец упал. Его поднимали, держали. И все боялись, что земля с газона, куда он завалился, случайно попадет в рану. Потом надрывно сигналя примчалась «скорая помощь». Беднягу уложили на носилки. Увезли. А народ долго не расходился. Соседи стояли возле просыхающей на асфальте лужи крови и судачили, судачили. Я все никак не могла выплыть из одуряющего тумана. Кто мне был дядя Боря? Да никто. Сосед с пятого этажа. Я даже с его детьми, с Витькой и Алькой — моими ровесниками — никогда не общалась. А тут испугалась за него. Испугалась, что умрет. И этот кошмар терзал меня весь день. Только вечером, когда Алька вышла во двор и сообщила, что отец будет жить, туман в моем сознании стал рассеиваться.

И вот сейчас, когда Валерка рассказывал о происшествии, давно забытый ужас вновь охватил меня. Я боролась с собой изо всех сил, пытаясь стряхнуть липкий, леденящий мозги и душу туман.

Мужчины принялись учить Аню и меня, как быстро приготовить «коктейль Молотова» и куда лучше швырять бутылку с этим «коктейлем». «Дети полка» лет десяти-одиннадцати, которых в нашей сотне было трое, отправились добывать бутылки из-под вина с узким длинным горлышком. Их держать удобней. Еще Астащенко-младший, в той, вчерашней жизни, как и его отец, работавший агрономом, объяснял нам, куда следует пихнуть арматурный прут, чтобы танк или БТР больше не смогли перемещаться в пространстве. Астащенко-старший издалека гордо наблюдал за сыном, притворяясь, что смотрит не на него, а на молодых и хорошеньких женщин. Мы, молодые и хорошенькие, но чертовски уставшие, стояли с арматурными прутьями в руках, внимательно запоминали. Танкисты хохотали, глядя на это зрелище. Не знаю, что смешного они нашли. Нам с Аней было не до смеха.

Через несколько часов тревога улеглась. Поступили новые, более точные сведения. Погибло не восемь человек, а трое. Все — молоденькие мальчики. А БТР-ы не прошли. Их остановили. Потом и совсем развернули. Но вот в Кубинке высадился танковый десант. Полным ходом идет на Москву. И сразу кто-то кричал, что зато Кантемировская дивизия на нашей стороне.

У меня все смешалось в голове: лица, события, день, ночь. Хотелось спать. Ноги и руки наливались свинцовой тяжестью. Иногда от усталости я хотела реветь. Тогда начинало казаться, что наше пребывание здесь бессмысленно. Ну что мы можем против танков? У нас ведь кроме арматурных прутьев и десятка бутылок с бензином ничего нет. Достаточно взвода солдат с автоматами, чтобы разогнать всех собравшихся у Белого дома. И танки не нужны. Подобные мысли кого угодно повергнут в тоску. Эта грандиозная попытка хоть что-нибудь изменить в нашей жизни представлялась мне безнадежной. И спасал меня только неуемный Валерка Хренов. С ним вечно приключались непонятные и смешные истории. Он по горячим следам делился со мной своими приключениями. Я хохотала. И усталость ненадолго отступала. И наше общее дело не казалось больше безнадежным. Раз у меня, у Ани, у Астащенко, у Сашки, у многих других есть силы смеяться — значит не все потеряно.

Уходила постепенно и неопределенность. Это странное гражданское противостояние близилось к концу. Двадцать первого часть гэкачепистов полетела в Форос. Мириться с Горбачевым. Дураки. Им надо было мириться с народом. В Форосе их и прижали. В нашей сотне делались долгосрочные прогнозы. Хренов громко, на всю площадь, кричал: «No pasaran!». Все немного расслабились. Между бетонными блоками, перегородившими улицу, постоянно горел костер. Мы почти не отходили от него. Сидели кружком и рассказывали анекдоты. Да, именно анекдоты. Хохотали от души. В один из таких взрывных моментов мы дружно откинулись от огня и вдруг замерли. Между блоками и оградой парка цепочкой шли высокие, накачанные парни в камуфляжной форме необычного фасона и расцветки. Шли по доскам, битому стеклу, различным железкам, ступая неслышно, как тени. Словно плыли по воздуху над всем этим мусором. Ни шороха, ни какого-либо другого звука. У всех на поясе висела маленькая сумочка, похожая на сумку-«банан». И каждый держал правую руку в кармане, видимо, пряча что-то. Мы просто оцепенели. Молча следили за этими парнями. Только Хренов, почти не разжимая губ, прошептал:

— Это «Альфа». Это настоящие профи…

Он дождался, пока «профи» пройдут. Вскочил и полетел к нашему сотнику Володе. Пошептался с ним. Володя помчался в Белый дом, а Хренов — туда, откуда пришли эти качки. И пропал…

К нам приходил начальник штаба гражданской обороны. Невысокий, бритоголовый, крепко сбитый мужик в камуфляжке. Расспрашивал. Потом совещался с Володей. Они сходили до перекрестка. Обнаружили там грузовики с такими же парнями. Начали сновать туда-сюда. Вели переговоры. Хренова все не было. Грузовики с накачанными парнями удалось уговорить отъехать назад на целый квартал. Ту группу, что прошла мимо нас к Белому дому, благополучно завернули к родным грузовикам. Понятия не имею, как это удалось? Но удалось. И они, эти «профи», уходя, довольно тепло попрощались с нами. Шли теперь свободно, гремя досками и битым стеклом на всю катушку.

Валерка Хренов вернулся через несколько часов. Побитый, униженный и оскорбленный. Оказывается, возвращаясь к нашей баррикаде, попал в плен к другой сотне. Был крепко избит и долго доказывал, что он свой. Пока его не сдали тому самому начштаба. Мы плакали от смеха, когда Хренов выражал свое возмущение действиями дураков из соседней сотни.

И вот тут-то я увидела Ивана. Это был Иван. Никаких сомнений. Сначала я растерялась и ничего не предпринимала. Стояла и смотрела на него. Однако, все-таки рванулась в толпу, стремясь оказаться поближе к нему, разглядеть до мельчайшей черточки.

— Ты куда? — в один голос закричали мне Валерка с Аней. Я махнула им рукой. Отыскала глазами Саню. Кивнула ему и показала глазами в сторону Ивана. Он проследил за моим взглядом. Удивился. Кивнул в ответ, дескать, все понял. Потащил в сторону Валерку с Аней, на ходу объясняя им что-то. Меня же затолкали в толпе. Я отчаянно вертела головой, так как больше не находила Ивана. Пробралась к санитарному автобусу. И стояла там, лихорадочно шаря глазами по бесконечному множеству лиц. И вдруг увидела. Он был не один. Шел с бритоголовым начштаба прямо к нашей баррикаде. Они остановились между танком и бетонными блоками. Подозвали сотника Володю. Долго с ним разговаривали, резко жестикулируя.

— Катька!

Я оглянулась, раздосадованная. Бог мой! Из открытых дверей медицинского автобуса на меня смотрел Витька Ремизов. Постаревший и потасканный. Вот кого не ожидала встретить.

— Ты что здесь делаешь? — не сумела скрыть своего изумления.

— Вообще-то мы концерты на набережной даем. «Рок на баррикадах». Слышала?

— Про концерты? Да. Но на набережную еще ни разу не ходила.

— Ну, вот. А в промежутках я медикам помогаю. У меня среди них старые друзья нашлись. Они меня спиртиком греют. Заходи… отметим встречу…

Я не знала, как лучше поступить. Идти к своим и столкнуться с Иваном лицом к лицу? Или смотреть на него из автобуса? Взяла и полезла к Витьке. Он познакомил меня со своими друзьями. Пить я отказалась. Посидела минут десять, поболтала. Баррикада наша обозревалась частично. Меня это не устраивало. Не видно было Ивана. Поэтому попрощалась и вылезла на улицу. Возле танка уже никого не наблюдалось. Вот обида-то. Можно смело возвращаться.

— Ты где была? — встретила меня Аня.

— У медиков в автобусе сидела. Старого знакомого встретила. И он меня к медикам затащил.

— А тут без тебя такие классные мужики приходили!

Аня, как и я, была матерью-одиночкой. Совсем молодая, никаких комплексов. На отношения с мужчинами смотрела проще меня, намного проще.

— Ты про начальство? Я их видела. Зачем они притащились?