— Клэр мне и объяснила все странности, коих на самом деле яе было, просто в Евангелии от Луки традиция выдана за чудо: тринадцать лет — возраст бармицвы, необходимого каждому еврейскому мальчику экзамена на зрелость, который Иешуа вполне объяснимо захотел пройти не в Галилейской задрипанной синагоге, а в самом Храме…

— Прошел?

— Естественно. Техники вернули его с полпути в Назарет, а я сам отвел в Храм…

— Вот видишь: Техники вернули, ты сам отвел… А не будь вас, он преотлично бы вернулся в Назарет и прошел процедуру бар-мицвы в задрипанной, как ты выражаешься, синагоге. И Луке не о чем было бы писать… Вы исправили очередной маленький слом. И все дальнейшие два без малого десятка лет ты, как я знаю, только и делал, что исправлял десятки, сотни маленьких, средних, больших сломав… Иешуа, Мастер, — наше изделие. Мое. Умника. Твое… Да-да, твое, быть может, в наибольшей степени. Но для того я тебя и выбрал. Именно тебя…

— Вы это уже говорили. Может, объясните поподробнее? А то я что-то не могу взять в толк, как мои горячее сердце, чистые руки и неизвестно какой температуры голова поспособствовали исполнению вашего великого замысла, господин Создатель…

— Ты не богохульствуй. Мастер, сегодня это тебе особенно не к лицу: впрямую Богу служишь. Непонятно, правда, какому, твой пророк в подробности не любит вдаваться… А я вдамся. Их немного. Ты хоть не Умник, но умница поймешь с лету. А что не поймешь — услышишь. Моя башка для тебя — не сейф о семи запорах, ведь так. Мастер?

Знает. Откуда?.. А важно ли?.. Теперь, пожалуй, — нет.

— Слушаю. И — слушаю… Дэнис понял нюанс, засмеялся.

— Иногда задумываюсь: а вдруг я в тебе ошибся? Вдруг не учел чего-то, не просчитал, недооценил? Скажи старику правду.

— Слушаю, — упрямо повторил Петр.

Ему не хотелось говорить «старику» правду. Тем более что «старик» ее знал, как уверял, да и вправду знал — не всю, конечно, и не всегда ту, что имела место на самом деле, но зато желаемую и ожидаемую. Лелеемую. Даже если она и не очень приятна, как, например, «правда» о коварном сговоре Петра и Иешуа, приведшем к блокировке поле-генераторов и, как результат, каналов времени… Но какая еще правда нужна человеку — будь он даже таким великим стратегом, как Дэнис? Единственно — ожидаемая. Как он говорит-просчитанная. Вот только человек-то — он ведь живой, не всегда логичный, иногда здравый, а иной раз придурь одолела, не с той ноги встал, влюбился, разлюбил, расстроился, мало ли какие привходящие могут статься, а машина-то его считает все равно по базовым параметрам, пусть даже Биг-Брэйн — так и что с того? Тоже машина, разве что параметров на каждый объект у него в ячейках на несколько порядков больше, чем у не-биг-брэйна какого-нибудь…

— Ну, не хочешь — не говори, — легко согласился Дэнис. — Что я о тебе знаю, того мне пока хватало, — так же легко подтвердил невысказанное суждение Петра о «своей» правде, о той трещинке в гениальности стратега… А ведь, похоже, не зря вопрос задал. Похоже, живет, живет в нем червячок сомнения: тот ли это Петр или не тот… — Так я о Боге, которому вы с Иешуа служили и служите — каждый по-своему. Определимся с аксиомой: Иешуа из Назарета, известный в веках как Иисус Христос, на самом деле рожден не от духа святого, а от живых, хотя и вполне смертных, родителей и превращен в Мессию-На-Все-Времена, пардон за термин, гением Умника, талантом и терпением Мастера-три Петра Анохина и нестерпимым желанием оного превращения, которое прямо-таки переполняло простого Главного инспектора Службы Времени Майкла Дэниса. Так?

— Как аксиома сгодится. Хотя — «простой Главный инспектор»…

— Ну, пусть будет непростой. Даже сложный. Пойдет?.. Тогда поехали дальше. Я ничуть не хочу умалить твои заслуги в блистательном исполнении проекта «Мессия». Я сказал, что целенаправленно готовил тебя к подобному проекту, холил, лелеял, не наезжал по глупостям, но делал все это с чистым сердцем: ты всегда был одним из лучших, несмотря на сопливый романтизм и чрезмерную эмоциональность. Но об этих качествах уже говорено, они меня вполне устраивали, среди Мастеров ты такой — единственный. Потому что какому-нибудь Джеку Лозовски, например, Ма-стеру-два, который по своим паранормальным свойствам выше тебя на две головы и работал, к слову, всегда быстрее и тоньше, никогда б не пришло в голову любить объект. А ты именно любил. Всегда. Во всех своих проектах. Вот поэтому Джек и не пошел в первый век, а ты пошел, хотя — если бы я честно исполнял обязанности Главного инспектора и не имел бы за душой никаких скрытых целей — на такой слом должен был идти самый сильный. Именно Джек. Или хотя бы Анна Ветемаа, Мастер-пятнадцать, хата у нее и опыта было поменьше твоего, зато чутье. — как ни у кого из ваших!..

Петр много слышал о хорошенькой рыженькой девушке — эстонке по корням, но родившейся и выросшей, как ни странно такое совпадение, совсем недалеко от Довиля, от базы Службы Времени — в Ле-Туке-Пари-Пляж, наслышан был о ее чутье, хотя сталкиваться лично ни разу не приходилось: не получалось оказаться в реальном времени одновременно. Да и с Джеком он едва ли три раза виделся — в ресторане, в клубе, на чьем-то дне рождения: «Здрасьте!» — «Привет!» — «Как жизнь?» — «Лучше всех!». Не больше. Остальное время — броски, они надежно разводили мастеров, которые и без того не особо тянулись друг к другу, поскольку жили — все и каждый! — не в двадцать втором веке, а кто где. И буквально, и — главное! — сердцем. И мыслями. И памятью. И всем остальным — «от гребенок до ног», как писал хороший поэт двадцатого любимого века…

Значит, Дэнис считает Анну лучшей, чутье у нее, значит… Интересно, а сумела бы Мари стать Мастером — с ее невероятным тем, кто внутри?.. Думал уже об этом, думал, но не нашел ответа. Одного чутья, даже фантастического, для Мастера маловато, Анна, как известно, была еще и просто сильным паранормом, а Мари — паранорм невыявленный… Хотя он, Петр, и не пытался ничего выявить: недосуг, да она с ним мало сталкивается, она постоянно — с Иешуа или где-то по заданиям Иешуа, то в Европе, то в Штатах, то в Южной Америке, что твой секретный агент, Петру неподконтрольный. С ней все время — и здесь, в Храме, и в дальних поездках — эта милая девочка Соледад, прямо не разлей вода подружки, а ведь тоже, наверно, с какой-то особинкой девочка, Иешуа в ученики просто так никого не берет…

Но все это — праздные размышления, не стоит отвлекаться от познавательной, прямо скажем, лекции, тем более что Дэнис разогнался вовсю и останавливаться не собирается.

— Пойдем дальше, — увлеченно ораторствовал Дэнис. — Перечислим основные этапы, так сказать, «обязательной программы», которые наша команда готовила и которые добротно отработаны, пусть даже с вариациями, привнесенными либо тобой, либо самим объектом. О бар-мицве в Храме ты сказал. Дальше — практически все факты известной по четырем Евангелиям биографии Христа. Здесь, повторяю, было полно отклонении, но, как ты любил повторять: «Евангелисты поправят…» Да, лично ты, пользуясь этим крылатым выражением, наворотил гору отсебятины и позволил ученику сделать эту гору еще выше. Тут и Иоанн Креститель, ставший Иоанном Богословом, потому что тебе до слез было жаль расставаться с воспитанником. Тут и умница Пилат, после душевной беседы с тобой и Иешуа приказавший казнить Варавву. Тут и Иродиада, возненавидевшая Предтечу за то, что он всего лишь не захотел ее как женщину. Тут и нежелание Иешуа изгонять из Храма торговцев. Да много чего в тутору легло, сам знаешь… И ведь правда оказалась на твоей стороне: евангелисты все подправили, как надо, потому что вот тебе еще одна аксиома, дарю: никакой слом не в силах сломать миф. А вы со товарищи творили, как оказалось, не жизнь, но именно миф. И тут любые средства были к месту и хороши…

Дэнис прервался, чтобы вновь наполнить бокал коньяком, да и сигара требовала нового разжигания. Пользуясь паузой, Петр решил встрять.

— Полагаю, вы хотите утвердить, что эту новую аксиому вы знали наперед, да? И вас ничуть не волновали наши революционные отступления от канона?.. А я-то, кретин, каждый раз нервничал: ах, мы ломаем историю, ах, мы что-то не так делаем, ах, не слишком ли мы нагличаем… А получается, что все было просчитано в столбик и на компьютере?