Он повернулся и указал на сосуд. Жидкость в нем приобрела самый зловещий оттенок, который я когда-либо видел: глянцевитый, зеленый, мерзко блестящий, похожий на гангрену.

– Это яд ку, от которого нет противоядия, – мрачно объяснил Ли Као. – Его нанесли на листья тутовых деревьев в роще, принадлежащей Ростовщику Фаню.

Разъяренная толпа кинулась вниз по холму, ища расправы, но двери склада оказались запертыми.

– Бык! – прорычал настоятель.

Я пинком вышиб дверь, та пролетела полкомнаты, и нашим глазам предстало жалкое зрелище. Грязнуля Ма лежал на спине. На губах его виднелись следы яда ку, и был он мертв, как Конфуций. Ростовщик Фань еще подавал легкие признаки жизни. Его остекленевшие глаза повернулись, завидев нас, а губы задвигались.

– Мы не хотели… Только червей, – прошептал он. – Если бы они умерли… долговые расписки… взяли бы все… Теперь моя дочь…

Он уже почти умер. Настоятель наклонился над ним, опустил маленькую статуэтку нефритового Будды в ладонь ростовщика и стал читать молитву за эту презренную душу. Глаза Фаня открылись в последний раз, он слепо посмотрел на нефритового Будду, а потом совершил подлинно героический поступок.

– Дешевая, очень дешевая вещь, – усмехнулся он. – Не больше двух сотен…

И умер. Ли Као взглянул на тела со странным выражением на лице, потом пожал плечами.

– Так тому и быть, – отчеканил он. – Предлагаю оставить их гнить здесь и возвратиться в монастырь. У нас есть более важные дела, о которых надо позаботиться.

Ростовщик Фань и Грязнуля Ма почти убили детей моей деревни, но когда я оглянулся посмотреть на их распростертые тела, то не нашел в своем сердце злобы.

Процессию возглавил настоятель. Мы зажгли свечи и отправились в подвал. Наши тени искореженными гигантами отражались на стенах из серого камня. Длинная изгибающаяся лестница привела нас в большое сводчатое помещение, где на бесконечных полках кучами громоздились свитки. Монастырь Ку-Фу очень древний, и настоятели веками собирали эту библиотеку. Число текстов, посвященных медицине, уже давно исчисляется в ней сотнями, и я помогал послушникам таскать свиток за свитком к длинному столу, где настоятель и бонзы искали хоть какие-то упоминания о яде ку. Писали о нем часто, так как это вещество было излюбленным методом отравлений на протяжении двух тысяч лет. Сведения же отличались унылым однообразием: жизненные процессы в теле жертвы затухали, она практически не тратила энергии и могла пребывать в таком состоянии месяцами, но ничто не могло привести её в чувство. Смерть была неизбежной. Противоядия не существовало.

Писали, что этот яд завезли с Тибета. Ли Као был единственным ученым среди нас, кто мог перевести древнетибетские тексты, такие как «Шалог Чжоб Чжад». Он с уважением заметил, что монастырская копия «Зарага Диб Чжада» такая редкая, что другой подобной просто нет на свете. Шорох древнего свитка перемежался тихими проклятиями Ли Као. Тибетские лекари прекрасно описывали процесс лечения, но вот симптомы болезней изображали туманно. Похоже, в этой стране просто нельзя было упоминать вещества, которые использовались только для убийства. Наверное, алхимики, изобретавшие подобные вещи, принадлежали к тем же монашеским общинам, что и лекари. К тому же древние тексты местами настолько выцвели и загрязнились, что прочитать их было решительно невозможно. Солнце село за горизонт, потом вновь поднялось, а мастер Ли все продолжал разбирать манускрипты. Наконец, он добрался до «Чжуд Ши, трактата сокровенных наставлений по восьми разделам, составляющим сущность эликсира бессмертия».

– Я вижу древний иероглиф, обозначающий «звезду», а рядом с ним нечеткий символ, который может значить что угодно, но в нем с трудом различается иероглиф «винный сосуд», – пробормотал он. – Что мы получим, если поставим вместе иероглифы звезды и винного сосуда?

– Мы получим выражение «проснуться после тяжелого опьянения», – подсказал настоятель.

– Точно, а «тяжелое опьянение», если использовать этот термин не буквально – это такое неопределенное описание симптомов, что оно может значить практически все. Но самое интересное, в предшествующем тексте упоминаются припадки и хватание воздуха руками, – указал мастер Ли. – Можем ли мы сказать, что дети сейчас лежат в тяжелом опьянении?

Он низко склонился над текстом и зачитал вслух:

– Для пробуждения от тяжелого опьянения есть единственное средство. Лекарю улыбнется удача только в том случае, если он найдет самое редкое и самое мощное целебное вещество… – Мудрец остановился и почесал голову. – Тут есть древний иероглиф «женьшень» в сопровождении крайне сложной конструкции, которую я бы примерно перевел как «Великий Корень Сипы». Вы когда-нибудь слышали о женьшене Великий Корень Силы?

Никто не слышал.

Ли Као вновь обратился к тексту:

– Великий Корень нужно растворить, сделать из него экстракт и капнуть три капли на язык больного. Лечение нужно повторить три раза, и если мы действительно использовали Великий Корень Силы, то жертва отравления тут же исцелится. Без этого растения лечение невозможно… – Мастер Ли сделал паузу для пущего эффекта. – В ином случае больной будет лежать в беспамятстве месяцами, и смерть его неизбежна.

– Яд ку! – воскликнул настоятель.

Теперь бонзы ворошили свитки в поисках упоминаний о женьшене, из-за чего им приходилось прочитывать чуть ли не каждую страницу, ведь так или иначе это растение использовалось для лечения практически любой болезни, известной человечеству, но Великий Корень Силы нигде не упоминался. Мы зашли в тупик.

Неожиданно Ли Као хлопнул рукой по столу и вскочил на ноги.

– Возвращаемся на склад, в кабинет Ростовщика Фаня! – скомандовал он, а потом рысью понесся вверх по лестнице. Остальные последовали за ним.

– Ростовщики – это вторая по древности профессия в мире, записи их гильдии древнее, чем гадальные кости. Гильдия выпускает списки особенно редких и ценных вещей, которые для непосвященного глаза ничего не стоят, а Великий Корень Силы, если он, конечно, существует, стоит в десять раз больше собственного веса, но выглядит как собачье дерьмо, – объяснил он. – Такой человек, как Фань, естественно, выпишет себе весь список, в надежде обмануть какого-нибудь наследника, не подозревающего о своем состоянии.

Мастер Ли резво затрусил по тропинке, зашел на склад и прошел как раз рядом с тем местом, где раньше лежали два мертвых тела.

– А, эти парни? – ответил он, заметив наши потрясенные лица. – Они встали и уже далеко отсюда.

Я успел схватить настоятеля, но Большой Хонг и еще несколько человек окружили мудреца, питая к нему явно недружелюбные чувства.

– Хотите сказать, вы знали, что эти убийцы сымитировали свою смерть? – проревел настоятель.

– Разумеется, но следует быть осторожными, обвиняя их в убийствах. Насколько мне известно, они пока никого не убили и даже не намеревались, – спокойно ответил мастер Ли. – Почтенный господин, а вы приняли во внимание положение, в которое попали дети Ростовщика Фаня? Его дочь, скорее всего, умрет, но даже если выздоровеет, какая жизнь её ждет, когда она узнает, что отца разорвали на куски жители родной деревни? Её маленький братик будет обречен прозябать в позоре уже с пяти лет, и это кажется мне несколько несправедливым. Несомненно, какая-нибудь семья позаботится о невинных детях и объяснит им, что их отец всего лишь старался улучшить шелк, но допустил ошибку и сбежал. Все простится.

Я отпустил настоятеля, который поклонился мудрецу, а Большой Хонг откашлялся.

– Моя жена и я возьмем Блоху Фаня, – хрипло ответил он. – Олененка тоже, если она выживет. У них будет любящая семья.

– Хороший человек, – сказал мастер Ли. – Что касается Ростовщика Фаня и Грязнули Ма, то они накажут себя сами. Такая жадность, как у них, вгрызается в самое нутро, словно стая крыс, не прекращая свою работу ни на час, и когда эти двое наконец попадут в ад, то поймут, что еще при жизни изведали все муки, которые могут придумать судьи Диюя. А теперь приступим к делу.