– Да, но вы отказались от целибата ради дочери, – тихо сказал Мастер Ли. – Такая девушка способна вознаградить за все.

– Да, вы правы, – мягко сказал Завистник. – Никогда мужчина не имел более любящей и преданной дочери, но много ли дочерей родились, неся на себе такое проклятье?

Разноцветное лицо повернулось ко мне, и я до сих пор уверен, что не ошибся, почувствовав в наклоне его головы определенное уважение.

– Я бы сказал, что моя дочурка выбрала не самое удачное время для поисков любви, если бы не знал, что такие вещи не выбирают, – сказал он. – Мое сердце разрывается от боли, бедная девочка. Она улетает в мир снов от своей разбитой любви – единственный мир, в котором Безумие движется более свободно, чем ее мать, и в котором она может не слушаться матери – но даже во сне ее настигает преображение. По утрам она долго плачет и никогда не говорит о том, что произошло, но я знаю: даже во сне она больше не может приближаться к Десятому Быку, иначе клыки вонзятся в его мозг, а когти – в сердце. От божественности так просто не откажешься, – сказал Завистник, и, судя по кривой улыбке и взволнованному тону, он говорил не о Юй Лань, когда добавил, – и не нужно даже пытаться.

Какое-то долгое мгновение Мастер Ли глядел на Завистника.

– Вы знаете величие и низость так, как не знает ни один человек, – сказал Мастер Ли. – И я не понимаю, что вы надеетесь получить, обманывая Небеса и пытаясь вызвать массовую смерть на земле. Как вы сами знаете, Боги спишут все на Судьбу и с удовольствием будут строить все заново. А что касается массовых убийств… Неужели вы спуститесь на уровень легендарного короля, который призвал всех слонов в мире чтобы раздавить муравья, который укусил королевский палец?

Завистник со слабой улыбкой взглянул на него. Сияющая линия старта была совсем рядом, лодки пошли быстрее, гребцы уже поплевали на руки и поправили банданы на голове. Вода била о корпус, а рукоятка рулевого весла – о мои ребра.

– Ли Као, вы все прекрасно понимаете – я делаю то, что должен, – сказал Завистник.

Его глаза повернулись ко мне и в них вспыхнул тот самый загадочный свет, чем-то похожий на лунный блеск глаз Гуань, которая стояла напротив меня с рукояткой рулевого весла в руках. Она легко, даже играючи управляла лодкой, но в ее глазах залегли тени долгих медленных дум колодца.

– Десятый Бык, – спокойно сказал Завистник, – однажды один великий король посмотрел вниз со своей башни на садовника, который работал и пел. «Ах, если бы у меня была такая же беззаботная жизнь!», воскликнул король. «Если бы я мог стать садовником!» Его голос донесся до Нефритового Государя и тот сказал «Пусть так и будет.» В то же мгновение король стал садовником и запел гимн солнцу. В полдень солнце раскалило все вокруг и садовник перестал петь, потом появилось черное облако и принесло с собой прохладу. Вскоре оно улетело, опять стало жарко, у садовника был непочатый край работы и он крикнул «Ах, если бы я мог беззаботно приносить холод повсюду! Если бы я мог стать облаком!». Сверху донесся голос Нефритового Государя «Пусть так и будет.» В то же мгновение садовник превратился в облако, носящееся по небу. Подул ветер, на небе стало холодно и облако захотело спрятаться за горой, но, как бы оно не пыталось, могло лететь только туда, куда его нес ветер, а над ним сияло яркое солнце. «Ах, если бы я мог беззаботно летать над облаками и мне всегда было бы тепло! Если бы я мог стать солнцем!» Сверху донесся голос Нефритового Государя «Пусть так и будет.» В то же мгновение садовник превратился в солнце и какое-то время наслаждался тем, что посылал на землю лучи, которые грели одних и сжигали других, но потом почувствовал себя так, как если надел одежду, сделанную из огня: еще немного, и он спечется, как хлеб. Над ним в бездонном небе сияли холодные боги-звезды и солнце крикнуло «Ах, если бы я мог беззаботно светить в чистом небе! Если бы я мог стать богом!» И опять сверху донесся голос Нефритового Государя «Пусть так и будет.», солнце превратилось в бога, который уже три столетия сражался с Каменной Обезьяной, превратившей себя монстра длиной в сто тысяч чи. Чудовище держало в руках каменный трезубец, сделанный из верхушки горы Хуа и изо всех сил колотило им бога, который уклонялся от ударов или плакал. Как-то раз бог посмотрел вниз, увидел мирную зеленую землю и крикнул «Ох, если бы я только мог стать беззаботным человеком, мирно живущим на земле!». Сверху донесся голос Нефритового Государя «Пусть так и будет.», и в то же мгновение бог стал великим королем, смотревшим вниз со своей башни на садовника, который работал и пел.

Завистник приподнял плечо и отвернулся, но я уже успел сообразить, что он рассказал эту сказку не для развлечения. В свете его глаз была не холодная мудрость глубокой воды, как у Гуань, но жестокий холод ненависти, потому что Завистник никогда не отдыхал, никогда не расслаблялся, никогда не радовался, никогда не получал то, что хотел, никогда не переставал хотеть и никогда не мог удовлетворить ужасный голод, терзавший его ум и тело. Великая благородная натура, он был осужден вечно завидовать – завидовать не только облакам, солнцу и богам, но и безголовым садовникам, вроде Десятого Быка. Десятый Бык оскорбил его, и за это должен был умереть весь мир.

Двадцать пятая глава

Линия старта была совсем близко. Мастер Ли резко поднял левую руку, хлопнул белый кончик зеленого шелкового шарфа и огромный перекошенный Прыгать-Бросать вытянул обернутые материей палочки над поверхностью огромного тимпана, стоявшего в центре платформы, и начал выбивать дробь. Старейший Муж сделал то же самое на лодке янь, отделенной от нашей водой и радугой. Со всех четырех сторон обеих лодок в воздух поднялись сто семьдесят шесть весел. Темная прямая тень коснулась кончиков рогов, торчавших прямо из головы дракона, скользнула назад и коснулась столбиков, к которым капитаны привязали себя. Мастер Ли и Завистник одновременно махнули правыми шарфами. Скользить-Летать поднял литавры и ударил в них – раздался резкий грохочущий звук, то же самое сделал и Старейший Особый напротив нас, каждая команда длинным плавным движением опустила в воду восемьдесят восемь весел, и лодка под моими ногами резко прыгнула вперед. Литавры и барабаны работали ровно и не торопясь, в определенном темпе: креш, тра-та-та, креш, тра-та-та, креш…

Мне все время приходилось летать по воздуху, прижавшись телом к рукоятке и не давая веслу коснуться воды: если огромное рулевое весло, лопасть которого походила на ключ, ударялось об воду, лодка приостанавливалась, как фургон, у которого перестали крутиться колеса. Но когда шарф командовал поворот или надо было исправить курс, козел получал свое. Вниз, удар, вверх! Самая крошечная задержка весла в воде – и лодка теряет скорость. Потерянные доли секунды в начале могли обернуться множеством чи в конце, а странная сверхъестественная девушка напротив меня управляла огромным веслом слегка касаясь его пальцем. Своего весла я уже почти боялся и точно знал, что нет никакой возможности соревноваться с духом колодца, который живет в полной гармонии с природой, бессмертным кавалером и древними полубогами, ткавшими воду из музыки. Я мог только делать все, что в моих силах и верить в Мастера Ли.

Прыгать-Бросать продолжал равномерно бить в барабан, но литавры Скользить-Летать зазвучали иначе. Сначала я не мог понять почему, но потом я увидел, как длинный летящий конец левого шарфа Мастера Ли мечется вверх и вниз, почти одновременно мое весло встало на дыбы и я понял, что отныне литавры будут передавать предупреждения и команды. Мы выплыли из спокойного бассейна и литавры предупредили о появившихся волнах, нас подняло вверх и швырнуло вниз, потом мы снова поднялись, барабанная дробь на обоих лодках стала чаще, и весла забили быстрее.

Я увидел как правый шарф мелькнул в воздухе за мгновение до того, литавры повторили команду. Ждем… ждем… сейчас! Я опустил лопасть в воду и наклонился налево: один… два… три… вверх! Плавно поднять весло вверх совсем не просто, но я сумел ничего себе не повредить, если не считать разбитого носа, когда рукоятка ударила мне в лицо. Ждем… ждем… вниз! Наклониться вправо. Один… два… три… вверх! Не слишком красиво, но мы сделали поворот и вернулись обратно на правильный курс. Я посмотрел на торчащий из радужных волн огромный черный камень, который обе лодки обогнули с разных сторон. На нем были выгравированы символы солнца и луны, янь и инь, и я спросил себя, не может ли камень быть чем-то вроде указателя, который подчеркивает настоящую, гномоническую, сущность курса.