– Да как же мне не смеяться, – ответил сатир, – разве можно, как они хотят, все звезды по одной пересчитать? Надо найти звезду одну, настоящую, а потом и считать не нужно.

– Настоящая звезда – бог? – спросил я.

Он хихикнул.

– Вот и вы тоже про бога, – сказал он, – оставьте вы его в покое. От бога остался только звук, – сказал он через некоторое время серьезно. – Мы заблудились в диком темном лесу, напугались, стали звать бога. Этот наш звук услыхали, явились к нам с факелами и стали говорить: «Я знаю бога, я знаю бога». И повели за собой. «Где же он?» – спрашивали странники вожатых. «На небе!»

– Смеяться тут нечего, – сказал я сатиру. – попробовали бы сами распутать узел.

– Очень просто, – ответил он, – людям нужно пуп отрезать от неба, чтобы они были на земле и чтобы знали одно: бог на земле.

– Значит, вы отрицаете культуру, – сказал я, – как же быть без культуры?

– Да никак, – ответил сатир, – ваша культура теперь вся распукалась, так сама и развалится.

Не помню, когда еще в своей жизни я встречал такие неожиданности: сатир вдруг превратился в пророка. Человек, исходивший русские леса, степи и горы, теперь шел по Невскому проспекту и говорил, как пророк:

– Свершился круг времен: прошла весна, лето, наступает время жатвы. Чающие бога скоро предъявят иск обещающим. Спросят чающие обещающих, а у тех не бог, а звук. Время жатвы приблизилось. Нивы побелели. Грачи табунятся.

Маска сатира была сброшена, передо мной был человек, до того презирающий культуру, до того верящий в какого-то своего бога здесь, на земле, страшного, черного, что те уважаемые ученые и талантливые люди на эстраде клуба казались малюсенькими пылинками, поднятыми случайным ветром перед ураганом.

Этот сатир-пророк, узнал я, не затем ходит в наше Общество, чтобы учиться, а хочет привлечь на свою сторону интеллигенцию.

В них есть что-то большое, – говорил он, – в них есть частица того, что и у меня, но только они с небом играют… Шалуны! – не раз повторял сатир-пророк.

Слушая этого сильного человека земли, я не раз мысленно сопоставлял его с образом моего светлого иностранца. «Что, если бы они соединились в одно, – думал я, – и есть ли пути к этому?» Так, увлекаемый любопытством к тайнам жизни, я попал куда-то на окраину Петербурга, в квартиру новой, неизвестной мне секты. В душной, плохо убранной комнате за столом сидел старый пьяница и бормотал что-то скверное. Вокруг за столом сидели другие члены общины с большими кроткими блестящими глазами, мужчины и женщины, многие с просветленными лицами. Между ними был и пророк с лицом сатира, посещающий религиозно-философские собрания.

– Я – раб того человека, – сказал он, указывая на пьяницу, – я знаю, что сквернее его, быть может, на свете нет человека, но я отдался ему в рабство и вот теперь узнал бога настоящего, а не звук…

– Как же вы поверили? – спросил я, с отвращением вглядываясь в лицо пьяницы.

– Как я в это чучело поверил? – сказал сатир.

Он рассказал свою биографию. Когда-нибудь и я расскажу о русском купце, бросающем свое положение, семью, все, скитающемся в степях, в лесах в поисках истинного бога.

– Я убедился, что ты более я, – сказал пророк, – и отдался в рабство этому скверному, но мудрому человеку. Он принял меня, он убил меня, и я, убитый им, воскрес для новой жизни. Вот и вы, интеллигенты, должны так умереть и воскреснете с нами.

– Нет, мы должны знать вперед, ради чего мы умрем, а то как же поверить, что воскреснем, – сказал я.

– Воскреснете! – хихикнул сатир. – Посмотрите на всех нас, как мы в рабстве познали друг друга, мы как в чану выварились, мы знаем не только, у кого какая рубашка, чулки, а всякую мысль, всякое желание знаем друг у друга. Бросьтесь в чан и получите веру и силу. Трудно только в самом начале.

Чучело, в котором жил будто бы бог, властвовало над этими людьми. Пьяница, – узнал я подробности, – не только пользовался имуществом и заработком своих людей, но требовал, когда ему вздумается, их жен, и они покорно отдавались не чучелу, а богу, который в нем живет. Так жили эти люди. Я не упускал их из виду более двух лет, и на моих глазах совершилось воскресение их. Однажды они все одновременно почувствовали, что в чучеле бога уже нет, что они своими муками достигли высшего счастья, слились все в одно существо, – и выбросили чучело, прогнали пьяницу.

Уступая просьбам пророка-сатира, я знакомил его с вождями религиозно-философского движения. Все признавали его необыкновенным существом, даже гениальным, демоническим. Но никто из них не пожелал броситься в чан.

– Шалуны! – сказал сатир и куда-то исчез.

Я люблю Иванушку с его древним и похороненным теперь православием. С волнением вглядываюсь в попытки светлого иностранца начать у нас возрождение и трепещу, созерцая трагедию чана. Но вот что меня выводит из себя и заставляет сердиться. В последнее время начали всплывать на поверхность столичной говорящей и пишущей «братии» самозванцы из народа. Они, получив способность к членораздельной речи от той же самой интеллигенции, обливают ее помоями и все как бы от имени народа. Сами они только что разорвали связь с народом, не замечают этого, не понимают всей сложности души культурного человека и требуют от него невозможного: забыть свою личность и броситься в чан.

Вот одна из таких книжек, на обложке которой изображен разбитый тонущий корабль. Другой неясный корабль выступает из тумана. Первый корабль – символ интеллигенции, второй – народа. Смотрю на эту обложку и думаю, какой же этот новый народный корабль. Мне вспоминается мое путешествие по Северному Ледовитому океану с поморами на рыбацком судне. Моряки тогда рассказали мне, что во время Парижской выставки один помор-судостроитель решил представить туда русский корабль невиданной формы. Долго думал архангельский помор и наконец решил сделать корабль круглым и самому отправиться вокруг Скандинавского полуострова в Париж. И выехал… Круглый корабль проплыл благополучно горло Белого моря, но в океан не вошел. Последний раз его видели лопари у Святого Носа.

– Хороши невиданные круглые корабли, – просятся у меня злые слова в ответ на обвинения самозванцев из народа, – но только такие корабли тонут.

Комментарии

Список условных сокращений

Избранные произведения – М. Пришвин. Избранные произведения в 2-х томах. М., Гослитиздат, 1951–1952.

ИМЛИ – Отдел рукописей Института мировой литературы АН СССР им. А. М. Горького, Москва.

Собр. соч. 1935–1939 – М. Пришвин. Собр. соч. в 4-х томах. М., Гослитиздат, 1935–1939.

Собр. соч. 1956–1957 – М. М. Пришвин. Собр. соч. в 6-ти томах. М., Гослитиздат, 1956–1957.

ЦГАЛИ – Центральный государственный архив литературы и искусства, Москва.

В краю непуганых птиц^*

Книга вышла в 1907 году. Ее полное название: «В краю непуганых птиц. Очерки Выговского края». М. М. Пришвина. С 66-ю рисунками по снимкам с натуры автора и П. П. Ползунова. С.-Петербург. Издание А. Ф. Девриена. В последующих изданиях книга печаталась с сокращениями и в отрывках, без вступления («На угоре»), без первой и последней глав («От Петербурга до Повенца» и «Скрытники»).

В качестве первой части в книгу включались очерки Онего-Беломорского края («Отцы и дети». М.-Л., ГИХЛ, 1934). В Избранных произведениях главы «Выговская пустынь» и «Скрытники» были опущены, в тексте очерков сделаны сокращения.

В судьбе Пришвина многое значили его путешествия – на Север, в Заволжье, в Среднюю Азию, на Дальний Восток. «Почему я путешествовал? – вспоминал он. – Потому что я хотел изучить язык. Я отправился на Север, где говорят чисто древним языком, как, например, в Олонецкой губернии… Там я с утра до ночи записывал сказки, песни, былины и таким образом сильно расширил свои знания по языку <…>.