Изменить стиль страницы

– А ты обычно прислуживаешь мистеру Уорвику во время его туалета? – поинтересовалась она, заметив румянец, заливающий шею девушки.

– Ну, мэм, у него же нет лакея...

– Понятно. – Оливия неодобрительно надула губы. Картина того, как эти двое резвятся в какой-нибудь грязной игре, вызвала жгучую краску у нее на щеках. – Полагаю, мистер Уорвик вполне способен искупаться сам, ответила она как можно безразличнее. – Просто позаботься о горячей воде, пожалуйста.

* * *

Оливия обедала с Брайаном, Беатрис и Элисон. Майлз блистал своим отсутствием. Оливия, конечно, как могла, старалась найти оправдание для своего мужа: срочное важное дело. Просто переутомился и, должно быть, уснул.

К тому времени, когда Жак внес лимонный пудинг, у Оливии пропал всякий аппетит. Было очевидно, что Элисон приложила немало стараний, готовясь к этой трапезе. Беатрис заплела ей волосы и уложила в корону над головой. Она оделась в одно из платьев Оливии, которое буквально болталось на ней.

В конце концов, не в силах больше выносить боль в глазах женщины, Оливия извинилась и отправилась на поиски мужа.

По словам Салли, она могла найти его в ванной комнате – огромной мраморной комнате, расположенной в восточном крыле дома. Оливия была там всего один раз во время своего первого осмотра Брайтуайта.. Помещение состояло из двух больших комнат, в каждой из которых имелся бассейн, один так называемый холодный, а другой горячий, наполняемый водой из горячего подземного источника. В ее первое посещение комнаты и бассейны были пустыми и холодными и вызвали у Оливии сравнение с мавзолеем. Однако сегодня, когда Оливия прошла через коридор и вошла в комнату с холодным бассейном, свет факелов на стене отражался золотистыми разводами на поверхности воды.

В холодном отделении Майлза не было, поэтому она сделала глубокий вдох и вошла в парильню, но резко остановилась, когда резкая волна жара окатила ее с ног до головы. Девушка осторожно прошла к краю бассейна и попыталась разглядеть что-нибудь сквозь густую завесу пара.

– Майлз, – позвала она. – На пару слов, пожалуйста. Тишина.

– Сэр, я знаю, что вы здесь. Я хочу поговорить с вами и не уйду, пока не сделаю этого.

Послышался всплеск у дальнего конца бассейна. Сняв запотевшие очки, Оливия вгляделась и сквозь клубы пара наконец заметила мужа, полулежащего на мраморных ступенях бассейна по пояс в воде.

– О, – произнесла она и выпрямилась при виде его обнаженного, блестящего торса.

– А чего ты ожидала? – поинтересовался он мягким, немного пьяным голосом. – Разве мужчине запрещается купаться голым в собственной ванне?

– Пожалуй, мы поговорим позже. – Поспешила ретироваться Оливия.

– Мы поговорим сейчас, – отрезал он, заставив ее остановиться, когда вода вновь заплескалась и стало очевидно, что он вылезает из бассейна.

Глядя прямо перед собой, с отчаянно колотящимся в груди сердцем, Оливия прислушивалась к звукам стекающей на мраморные плиты воды. Затем послышался легкий звон стекла о стекло, когда он наливал себе очередную порцию выпивки из какого-то графина, скрытого клубами пара.

– Ты, конечно, составишь мне компанию, – протянул он, и девушка вновь услышала звон стекла. – Мужчина может не иметь слова как хозяин этого дома, но как муж он имеет слово, когда от жены требуется составить ему компанию за выпивкой. Будучи женой, ты, разумеется, затеешь спор по этому вопросу.

– Я не имею ни малейшего желания спорить с вами, сэр.

– Нет? Тогда что ты здесь делаешь? Ты вряд ли намеревалась составить мне компанию в бассейне, хотя признаю, что нахожу эту идею привлекательной. Скажи мне, Оливия, ты когда-нибудь купалась с мужчиной? Ну, ну, милая. Мне-то ты можешь сказать. Я ведь твой муж, в конце концов.

Оливия уставилась прямо перед собой и ничего не говорила.

– В самом деле, дорогая. Женщина, которая может плясать с цыганами и украсить грудь татуировкой, наверняка должна была искупаться голой с мужчиной. Тебе понравилось?

– Я пришла просить вас о снисхождении, – сказала она.

– К кому?

– К вашей матери.

– А, конечно. Без сомнения, она жалобно всплакнула над своим кнелем из куропатки.

– Нет.

Он молчал.

– У нее есть собственная гордость, – добавила Оливия.

– У кого же ее нет, милая?

Еще больше расстроившись, Оливия повернулась и обнаружила Майлза развалившимся на постели из гобеленовых подушек с пестрыми кисточками. Не считая красного полотенца, обернутого вокруг чресл, он был совершенно голым.

Поставив ее бокал на пол рядом с собой, он улыбнулся ей.

Потерявшая дар речи Оливия какое-то время могла лишь глупо таращиться на мужа, вдруг слишком отчетливо ощутив угнетающую жару и неудобство тяжелой шерстяной одежды, липнущей к ее влажной, раскрасневшейся коже.

– Почему вы такой злой? – возмущенно бросила она.

– Я не злой, я пьяный. Предупреждаю тебя сейчас, потому что я ужасно непредсказуем, когда пьян.

– Неужели вам не приходило в голову, что ваша мать просто хочет помириться с вами?

– Моя мать хочет успокоить свою совесть перед смертью. Несомненно, ее ужасает мысль, что придется вечно гореть в аду за свои грехи. Кроме того, я ни на секунду не поверил, что ты здесь из-за этого.

– Не понимаю...

– Ты пришла сюда не для того, чтоб говорить об Элисон. О, ты может быть и использовала ее как предлог. Наверняка ты злишься, что я не упал перед тобой на колени в знак благодарности за твое великодушие.

– Я не думала об этом.

Он рассмеялся тихо, недоверчиво.

– Если причина, по которой вы схоронились в этой... могиле, в моем вмешательстве в ваши дела с рудником, сэр, тогда проблему можно легко решить. Я могу спокойно умыть руки.

Майлз выпил шерри, не отрывая от нее глаз.

– Шантаж идет тебе, любовь моя. Он придает огня твоим зеленым глазам и румянца щекам. Ты настоящая красавица, когда злишься.

– Я не собираюсь шантажировать вас, сэр.

– Какая жалость. Я так люблю пикироваться со своими противниками. Когда-то у меня это здорово получалось, но это было еще до того, как я похоронил себя в этом доме и попытался изменить свою жизнь – оставить свои гедонистские замашки и начать все заново. А когда-то я был очень и очень испорченным человеком, правда. Не желаешь ли посмотреть, каким испорченным я могу быть, милая?