Вдруг я обнаружил новенький автобус, который среди этой нужды и бедности произвел на меня глубокое впечатление. Я поспешил к нему:

— Куда вы едете?

— В новый город! — И с этими словами был дан сигнал к отправке.

Мы давно уже миновали последние землянки и ветхие домишки, но нового города все еще не было видно. Я оглянулся на пассажиров автобуса. Эти люди были одеты много лучше, чем те, которых я до сих пор видел в Караганде.

Через полчаса езды я увидел на значительном еще расстоянии море света. Когда мы подъехали поближе, моему удивлению не было границ. Мы ехали по хорошо асфальтированным улицам, мимо прекрасного парка. Я увидел совсем новые четырех- и пятиэтажные дома, ярко освещенные… Я осторожно спросил у кондуктора:

— Извините, пожалуйста, — не смогли бы вы мне посоветовать, где бы я мог переночевать?

Он засмеялся:

— В гостинице, конечно!

— В гостинице?

Я посмотрел на него недоумевающе. После всего, что я пережил за эти последние недели, слово «гостиница» покаюсь мне сказочным.

— Конечно, здесь есть гостиница, и если вы имеете командировку, то вас сейчас же там примут …

Когда я вошел в гостиницу, я изумился еще больше. Она была обставлена с большим комфортом — ковры, цветы, кругом беззаботно прохаживались хорошо одетые люди. Робкими шагами подошел я к столику швейцара.

— У вас есть командировка?

— Да, пожалуйста, вот она.

Я был уже подготовлен к этому вопросу и показал мою бумажку от ЦК МОПР из Москвы. На ней было написано, что ЦК МОПР просит оказать содействие товарищу Леонгарду в его переселении в Алма–Ату. Это была не очень‑то хорошая командировка: МОПР не принадлежал к сильным организациям. Да и, кроме того, если точно разобраться, Караганда никак не находится на прямой дороге: Москва — Алма–Ата. Но всё же это была командировка …

— Хорошо. Вы можете получить постель.

Мне это казалось почти невероятным. После четырех мучительных недель получить возможность спать в настоящей постели в настоящей гостинице! Но чудеса на этом не окончились. Спустя несколько минут я узнал, что в ресторане гостиницы можно даже поужинать. Я использовал эту возможность и ознакомился с элегантно отделанным рестораном, с маленьким оркестром и обильным меню.

Все было так, как в мирное время.

Контраст между старой частью Караганды, глиняными хижинами ссыльных кулаков и тем, что я увидел здесь, был поразительным.

В ресторане сидели очень хорошо одетые люди, по–видимому, партийные руководители или крупные советские администраторы, прибывшие сюда в командировку. Почти все они были русские. Только за одним столиком сидели два казаха.

Гостиница и ресторан ничем не отличались от гостиниц и ресторанов для командированных в любом русском городе. Но когда подали чай, я заметил первую местную особенность. Чай был не в стаканах или чашках, а в мисках без ручек. Их называли здесь «пиалами». При чаепитии пиала поддерживается снизу четырьмя пальцами. Я быстро к этому приспособился и пил чай, как настоящий казах.

На следующее утро я совершил первую прогулку по «новому городу». Мое первое впечатление не изменилось. Весь город состоял из прекрасных, четырехэтажных домов с электрическим светом и водопроводом. Название «новый город» было, конечно, некоторым преувеличением. Это был еще не город, а скорее большой поселок, свидетельствующий, что здесь растет большой город. От одного конца до другого можно было пройти за пятнадцать минут.

В середине города находилась площадь, на которой был выстроен самый большой дом. Это был обком партии. Помимо здания обкома я обнаружил новое кино и здание НКВД. Областной и городской советы помещались в домах, значительно меньших по размеру. Остальные здания, видимо, были жилыми домами.

Внезапно я остановился перед длинным двухэтажным зданием, построенном в современном стиле. На вывеске при входе я прочел три слова: «Карагандинский учительский институт». Я радостно распахнул дверь. Быстро разыскав секретариат, я показал там свою московскую студенческую книжку.

— Если вы хотите, то можете завтра же приступить к занятиям. Занятия начинаются в 9 часов. Но вам предварительно нужно урегулировать один вопрос: получить разрешение на жительство в Караганде.

У меня вытянулось лицо. По части получения документов я имел довольно печальный опыт. Но меня тут же успокоили:

— Мы вам дадим справку, что вы приняты в институт и что вы можете жить в нашем студенческом общежитии, если вы получите разрешение. Это вообще совсем легкое дело.

По дороге в милицию я уговаривал себя быть мужественным и не терять уверенность в успехе. В отделении милиции толпились уже десятки казахов и эвакуированных, ожидавших разрешения, в котором нуждался и я: разрешение на жительство и бланк на прописку.

После нескольких часов ожидания я выслушал разъяснение:

— Сначала вы должны принести разрешение из райсовета «нового города». Пришлось идти назад в «новый город». В райсовете тоже была очень большая очередь. Наконец, дождался и я.

— Мы не можем, к сожалению, дать вам разрешение, так как для этого предварительно требуется согласие горсовета.

Значит теперь в горсовет. Здесь сотрудник тщательно рассматривал мои документы: паспорт, удостоверение ЦК МОПР, документы Московского института иностранных языков и справку учительского института в Караганде о зачислении меня в студенты.

— Да–а, но .., — медленно произнес он, — все же необ-)димо, чтобы мы получили положительное заключение от обкома партии.

Через несколько минут я был уже у здания обкома. От дежурного я узнал, что по моему вопросу я должен обратиться в отделение агитации и пропаганды, так как оно разрешает все дела, связанные с деятельностью МОПР и эмигрантов.

Дальнейшее разыгрывалось уже иначе, чем в этот злополучный день в милиции и в советах. Два партийца внимательно и сочувственно выслушали меня. Возможно у них было больше времени и уверенности, и меньше забот… Они задавали мне вопросы, пока не узнали от меня всего, — как я попал в Советский Союз, о годах в детдоме № 6, о моем вступлении в комсомол, моей учебе в Москве, об обстоятельствах моего переселения и о моем желании учиться в Караганде и что для этого — мне нужен бланк на прописку.

— Не беспокойтесь, мы это урегулируем.

— Значит я могу теперь получить от вас соответствующую бумагу?

— Справка вам не нужна. Вы можете спокойно уже сегодня переселяться в ваш учительский институт, а сюда зайдете еще раз в ближайшие дни.

После шестилетнего пребывания в Советском Союзе я на собственном опыте- впервые познакомился со взаимоотношениями партийного аппарата и государственных учреждений. Я понял, что иногда одна фраза, брошенная партийным руководителем, за которой следует телефонный звонок, значит больше, чем четыре официальных документа государственных учреждений.

Партийный руководитель оказался прав.

Когда я пришел в учительский институт, меня пригласили к директору.

— Все в порядке. Только что товарищ из обкома звонил …

Итак я получил новую студенческую книжку. Секретарша отвела меня в студенческое общежитие.

С первого взгляда мне стало ясно, что счастливые времена учебы в привилегированном Московском институте иностранных языков миновали окончательно. Там мы жили вдвоем–втроем в комнате, здесь же в одном зале размещалось почти двадцать студентов. Шкафов не было. Вещи нужно было хранить в чемодане или в пакете под кроватью.

Историю мы изучали по официальным учебникам, изданным для всех учительских институтов Советского Союза. Но в институтской библиотеке можно было, однако, достать так называемые «Лекции для слушателей Высшей партийной школы при ЦК КПСС». Они были по материалу много богаче, чем учебники вузов. Эти «Лекции» не поступали в продажу. На них стоял штемпель: «На правах рукописи». Их рассылали только по адресам отдельных институтов …

Студенты института были сыновья и дочери кулаков, сосланных в 1930–1931 годах в Карагандинскую область. Со времени начала коллективизации прошло двенадцать лет. И теперь, когда кулаков уже не было, когда главным врагом считались «троцкисты», дети раскулаченных получили право на образование. Большинство из студентов были еще маленькими детьми, когда вместе с сосланными родителями они попали в эти края. На их долю выпало тяжкое детство. Страшные вещи пришлось им пережить …