— На какую тему?
— Тема: К 28 годовщине Октябрьской революции.
— Хорошо, я это сделаю.
Не предчувствуя никаких последствий этого «исключения», я подготовил тетрадь с учебными пособиями и прочел инструктивный доклад для слушателей партшколы берлинской партийной организации.
После того как я справился с этими двумя поручениями, моя дальнейшая партийная карьера была решена: я был освобожден от обязанностей заместителя заведующего отделом печати ЦК КПГ и назначен ответственным редактором учебных пособий партшколы при ЦК КПГ.
Общее руководство всей сетью партпросвещения находилось в руках Фреда Ольснера, прибывшего вместе с Вильгельмом Пиком в Берлин в начале июля 1945 года.
Я встречал Ольснера еще в Москве. Тогда его звали «Ларев», он был главным редактором немецких передач на московском радио. Так же, как и Аккерман, Фред Ольснер посещал Ленинскую школу в Москве.
С июня появились «планы докладов» — в партийных кругах они назывались «Учебные тетради». Под главным руководством Ольснера учебные пособия были выпущены с точностью, которая в виду тогдашнего положения была поразительна. Как это всегда происходило — эти тетради были сейчас же переданы в руки партийных организаций. Каждый вторник все партийные организации советской зоны обязаны были устраивать по вечерам учебные занятия на основе этих планов.
Раньше, чем началась Потсдамская конференция, гораздо раньше, чем западные союзники вообще до какой‑то степени уяснили себе, что же в Германии надо делать, — сотни тысяч членов коммунистической партии в советской зоне уже обучались раз в неделю определенным политическим вопросам, или, как тогда говорилось у нас, — их «ставили на верные рельсы».
Разговор с Фредом Олъснером о моей работе был коротким.
— Твоя работа состоит в том, чтобы аккуратно каждую неделю был готов текст учебной тетради.
— Когда я узнаю темы?
— Они будут решены на совместном заседании с Аккерманом — ты в нем тоже примешь участие — приблизительно за десять дней до того, как учебная тетрадь пойдет в набор.
Итак я каждую неделю должен был разрабатывать новую учебную тему. Они были пестро–разнообразны; я писал о работе партии в деревне, о потребительских обществах, о проблемах питания, о равноправии женщин, о реформах школ, об организации партии, о борьбе против милитаризма и о прусской реакции.
Через несколько недель я рационализировал работу. Все выпускаемые партией книги, брошюры, материалы и газеты, были рассортированы по темам, которые когда‑нибудь могли бы пригодиться для учебной тетради. Кроме того, я составил каталог на все эти партийные издания.
По подобной системе важные цитаты из сочинений Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, Вильгельма Либкнехта, Августа Бебеля, Карла Либкнехта и Розы Люксембург были так составлены по всем самым значительным вопросам для учебных тетрадей, что я при разработке темы в каждой тетради мог привести соответствующую цитату из классиков марксизма–ленинизма.
Я вскоре так освоился с работой, что учебные тетради сдавались в печать только с незначительными изменениями или совсем без них. Лишь один раз была маленькая задержка и то не из‑за моего текста, а из‑за одного определения Карла Маркса. Это была тема «Равноправие женщины». Актуальную часть я уже написал и искал только подходящую цитату Карла Маркса. Скоро я нашел одну фразу в письме Маркса к Кугельману в декабре 1868 года:
«Общественный прогресс можно с точностью измерить общественным положением прекрасного пола, включая и уродливых».
На другой день учебная тетрадь была готова, и я принес ее Фреду Ольснеру.
Звучит немного несерьезно, — сказал он, нахмурив лоб.
— Это же Карл Маркс, мы не можем ничего изменить.
Моя защита Маркса ничем не помогла. Ольснер взял ручку и зачеркнул «включая и уродливых».
Вскоре я получил нового «цензора»: Антона Аккермана. Из всех цензур, с которыми я до сих пор имел дело, эта была самая приятная. Так как учебные тетради сдавались в печать каждый понедельник, то вскоре так повелось, что я по воскресеньям вечером приходил к Аккерману в его виллу в Нидершёнгаузене, чтобы вместе с ним поужинать. Он просматривал учебную тетрадь, ставил свои инициалы — «А. А.». и после этого она беспрепятственно шла в печать. Каждый понедельник утром ко мне являлся представитель издательства Диц, который почти вырывал рукопись из моих рук и часто тут же, в моем присутствии делал технические пометки для типографии, а слева наверху писал цифру «120000» — тираж, в котором тогда выходили учебные тетради.
Наряду с еженедельными вечерами партучебы, уже осенью 1945 года были организованы первые краевые партийные школы в Мекленбурге, Бранденбурге, Саксонии–Ангальте, Тюрингии и Берлине. Они помещались большей частью в замках бывших крупных землевладельцев.
В этих краевых партшколах обучалось от 60 до 80 участников и курс обучения длился четыре недели. Кто бывал в те дни у Антона Аккермана в его рабочей комнате, тот мог увидеть его склоненным над большой картой советской зоны оккупации, на которой пестрело несколько дюжин красных крестов. Дело было в том, что подыскивалось подходящее здание для запланированной центральной высшей партийной школы. Все провинциальные парторганизации получили указание довести до сведения ЦК о подходящих для этой цели дворцах или других зданиях. Наконец мы нашли в Либенвальде, около 35 км северовосточнее Берлина, подходящее здание, и таким образом высшая партийная школа могла начать работу в конце 1945 года.
Наряду с нашими школами советское военное управление устроило в Кенигсвустергаузене большую политическую школу. Лекторами и руководителями семинаров были советские офицеры. Кроме того, была еще привлечена как учительница Лена Бернер, с которой я в 1942 году был в школе Коминтерна. Эта школа официально не имела отношения к партии. Среди ее участников было много молодых членов Христианско–демократического союза и Либерально–демократической партии… Было очевидным желание советского руководства создать крепкую основу для политики блока партии и одновременно воздействовать в нужном направлении на членов Христианско–демократического союза и членов Либерально–демократической партии. Еженедельные вечера партучебы и партийные школы–интернаты, хотя и имели разные задачи, но, в сущности, составляли неразрывное целое: благодаря вечерам политучебы были ознакомлены с новыми заданиями и «переучены» по «новой линии» старые члены Коммунистической партии Германии, которые в 1945 году опять вернулись в свою партию, а новые молодые силы, устремившиеся в компартию были ознакомлены с основными идеями и мыслями партии. Растущее количество партийных школ–интернатов давало возможность широкой подготовки новых партийных кадров.
Когда я однажды в воскресный вечер опять был у Аккермана в Нидершёнгаузене, я почувствовал, что он недостаточно сосредоточенно просматривает учебную тетрадь. Казалось, что он был чем‑то радостно взволнован и мысли его были далеко.
После того, как рукопись была проверена и допущена к печати, он начал сразу же говорить о том, что его тогда, — да и не только тогда, — всецело захватывало.
— Мы стоим перед необходимостью заново сформулировать некоторые наши основные тезисы.
Он говорил о новой ситуации после Второй мировой войны, о возможностях новы–ми путями придти к социализму, на основании новых условий найти новые пути к нему, совсем иные, чем те, которыми шли к нему в России после Октябрьской революции.
Уже в феврале 1945 года в Москве написал Аккерман статью для радио «Свободная Германия» под названием: «Восемь стран — одно учение». Она была потом опубликована в газете Национального комитета. В этой статье Аккерман писал:
«Большевизм, это внутриполитическая система в Советском Союзе. Можно иметь различные мнения об этой общественной системе», — и дальше, бросая взгляд на восточные и юговосточные европейские государства: «Развитие в частностях проходит в разных странах различно, но как раз это и доказывает, что иностранная сила не довлеет».