В конце сороковых годов пошла мода «переводить» иностранные термины на русский язык. Коснулась она и Московского авиационного института. Лонжерон отныне следовало называть балкой, шпангоут — рамой, фюзеляж — корпусом, В журнале «Вестник Воздушного Флота» было напечатано письмо, так и называвшееся: «Упорядочить авиационную терминологию». Автор, кандидат технических наук, восставал против таких названий, как щитки Шренка, капоты NASA, компенсаторы Флеттнера, амортизаторы Лорда и пр.

Владимир Михайлович лишний раз не произносил иностранных слов. Иногда, правда, они вырывались помимо воли. Раз на экзамене студент не понял вопроса и обратился за разъяснением к Мясищеву:

— Что такое стеганая конструкция?

— Бывший монокок, — ответил профессор и улыбнулся глазами. — Отвечая на билет, можете для удобства пользоваться прежними названиями, — разрешил он.

Оставил свой след декан факультета и в деятельности студенческого научного общества, за организацию которого ратовал с первых дней пребывания в МАИ. Председателем общества стал Алексей Михайлович Черемухин, заведующий кафедрой строительной механики и прочности. Ему активно помогали Юрий Ильенко, Николай Германов и другие «маёвцы». В недрах общества организовался авиамодельный кружок во главе с недавним фронтовиком Леонидом Дунцем. Велись теоретические изыскания, устраивались научно-технические конференции. Некоторые разработки использовались в конструкциях самолетов, в частности туполевских.

К Владимиру Михайловичу часто обращались за отзывами о докладах, подготавливаемых студентами для конференций. Он никому не отказывал, заодно знакомясь с кругом научных интересов своих питомцев, выделяя среди них наиболее способных. Однажды студент Владимир Карраск подготовил доклад о жидкостной ракете ФАУ-2. За отзывом обратился к Мясищеву. Владимир Михайлович благожелательно отозвался о представленной работе, взяв Карраска «на заметку».

В повседневной практике Мясищев опирался на коллег, которые поддерживали его во многих начинаниях. Таких на факультете было немало, хотя находились и противники мясищевских методов (о них речь впереди). Среди самых преданных помощников Владимира Михайловича можно назвать заместителя декана по учебным делам А.Л. Гиммельфарба, руководителя научно-исследовательской группы Г.Н. Назарова, ассистентов Владимира Михайловича Н.И. Бирюкова (он рисовал уже упоминавшиеся плакаты), А.Д. Муравьева, В.А. Манучарова. Были у декана и помощники из числа студентов. Просьба сделать те или иные расчеты, провести исследования или лабораторные испытания выполнялись ими незамедлительно. С молодежью у Мясшцева сложились традиционно-дружеские отношения, он видел в будущих специалистах ту силу, которой чужды инертность и раскачка, которая употребит молодую энергию на достижение высокой цели. И не случайно Владимир Михайлович забрал в свое вновь организованное ОКБ весь выпуск 1951 года.

На факультете велись научные разработки. Осуществлялись они малыми силами, по рвение каждого с лихвой перекрывало нехватку разработчиков, Владимира Михайловича волновали дальние самолеты. В секторе НИР изыскивались оптимальные параметры тяжелых бомбардировщиков, исследовались прямые и стреловидные крылья. Некоторые эскизы делал Назаров, расчетами занимался Мясищев. Им помогали Бирюков, Муравьев, группа молодых специалистов.

Дальность полета. Влекущая, труднодостижимая. Сколько сил затрачивает конструктор, чтобы хоть чуть-чуть увеличить ее. Турбореактивные двигатели (ТРД) по мере совершенствования должны помочь крылатым машинам достичь дальности 8—10 тысяч километров. Сотрудники сектора изучают характеристики ТРД, в особенности купленного по лицензии английского двигателя НИН-1, одного из лучших в мире. Строятся прогнозы на последующие годы, чертятся графики с экстраполирующими кривыми. Получается обнадеживающая картина: через полтора десятка лет коэффициент расхода горючего достигнет 0,6, то есть в час будет расходоваться 0,6 килограмма топлива для достижения килограмма тяги. Институтские мотористы в ответ машут руками, с пеной у рта доказывают невозможность такого высокого показателя. Но Мясищева и его коллег не так-то просто разубедить.

Владимир Михайлович выступает с докладом в Доме летчиков (сейчас гостиница «Советская») перед комсоставом ВВС. Тема самая что ни на есть актуальная — «Создание тяжелого дальнего бомбардировщика с ТРД». Ассистент Мясищева Николай Иванович Бирюков развешивает в фойе плакаты собственного изготовления, показывает диафильмы. Слушатели весьма заинтересованы сообщением профессора, обсуждают услышанное, задают вопросы…

Иногда бывает: на службе человек почти не похож на самого себя в домашней, неофициальной обстановке. К Мясищеву это не имеет ни малейшего отношения. Он и дома оставался таким, каким его знали на работе, — аккуратным, подтянутым, умеющим ценить и использовать каждую свободную минуту.

— Надо выработать автоматизм аккуратности, тогда будет легче жить, — любил говорить он.

Не отличаясь от природы крепким здоровьем, он регулярно занимался физическими упражнениями: утром полчаса — зарядка, вечером полчаса — «разрядка». Выкуривая в войну до пяти пачек «Казбека» в день, заставил себя отказаться от папирос.

Человек системы, он жестко подчинил распорядок дня интересам дела.

— Не имею права позволить себе этого, ибо у меня нет лишнего времени, — выработанная им формула отношения ко всевозможным житейским соблазнам.

«Какие черты Мясищева вы бы выделили?» — спрашивал я его коллег, близких. Ответы поразительно совпадали: воля, собранность, порядочность. Рискну добавить от себя: и честолюбие. Он стремился быть первым ради дела, не жалел сил, и не его вина, что не всегда получалось так, как хотелось.

Принципиальный, честный, Владимир Михайлович не давал себе поблажек ни в чем. Дочь конструктора Мария Владимировна вспоминает, как он готовился к экзаменам в Университете марксизма-ленинизма.

«Он читал рекомендованную литературу ночи напролет, составлял подробные конспекты. Помню, я сказала ему:

— Папа, ты генерал, декан факультета, профессор, ну кто тебя будет гонять по вопросам?

— Это не имеет никакого значения, — ответил он. — Я обязан отвечать только на отлично».

Она же поведала эпизод конца сороковых годов — «из другой оперы». Однажды отец взял ее с собой на прогулку. Решили ради любопытства зайти в ювелирный магазин возле Красных ворот. У Маши на руке были серебряные швейцарские часы фирмы «Лонжин». Она увидела па прилавке похожие часы отечественного производства и попросила показать их.

— Старались скопировать и не сумели, — отметил Владимир Михайлович, разглядывая часы. — Как правило, все, что копируется, хуже образца, с которого сдирают. Смотри: твои часы тоньше, изящнее, а эти будто топором срублены.

Разговор услыхал стоявший поодаль директор магазина и разразился тирадой:

— Товарищ генерал, как вам не стыдно заискивать перед заграницей?

Мясищев обернулся, с недоумением оглядел квасного патриота и, решив не вступать в неуместную полемику, счел, однако, необходимым заметить:

— Между прочим, не грех и перенять у заграницы хорошее, как она кое-чему учится и у нас.

Некоторые студенты, готовившие дипломные проекты, приходили к своему декану на квартиру. Владимир Михайлович и хранительница семейного очага Елена Александровна непременно усаживали гостей обедать. На столе появлялись вкусные кушанья домашнего приготовления. Студенты в большинстве своем не слишком-то знали правила хорошего тона, да и где им было их изучать.

— Попробуйте пирожки с рисом и с капустой, — предложила Елена Александровна одному из гостей.

— Это я могу и дома поесть. А вот рубленую селедку — с удовольствием.

Пришлось Владимиру Михайловичу в мягкой форме прочитать юноше небольшую лекцию о поведении за столом. Тот запомнил ее на всю жизнь…

Возможно, кое-кто упрекнет автора в пристрастии к своему герою, в желании показать его только в хорошем свете. Упреки, мне кажется, не очень-то справедливые. Как можно писать о большом конструкторе и незаурядном человеке, не проникшись к нему уважением? И все же…