Либо ему так хочется.

Хотя, я до сих пор не встречала людей, которым хотелось бы набить себе шишку.

А... Есть ещё когорта людей, которые могут ошибаться по

жизни на одном и том же. Это люди науки, учёные сыны, и, наконец, творческие люди.

Они настолько увлечены тем, чем они занимаются, что не видят порой, что твориться вокруг них.

Их мозг хочет творить, создавать, а мы называем их дураками,

и вертим пальцем у виска им вслед.

Не надо, очень вас прошу, не надо этого делать.

Кстати, вполне возможно, что их такое поведение уходит корнями глубоко в их детство. Их не замечали, учителя их игнорировали, ученики смеялись, а, когда они хоть на пять минут пытались высказать собственное мнение, их тут же затыкали, а одноклассники начинали глупо хихикать.

А почему бы вам, дорогие педагоги, не злиться от того, что ученик, младше вас, но лучше знает предмет, выслушать его, и попытаться разобрать эту тему.

Вот откуда подчастую берутся неуравновешенные личности, они забились в раковину, и бояться, что, если они высунут на секунду нос, им по нему, просите, вмажут каблуком.

Уж извините за грубость.

Мы всё-таки учим детей, так зачем же портить им психику? А вы, кстати, не задумывались над тем, что у вас тоже есть дети, они ходят в школу, и там такие же, как вы, учителя, и они так же относятся к вашим деткам, как вы к своим подопечным? Задумайтесь над этим, ей-богу, стоит.

Ой, что-то меня вообще унесло в другую сторону, и я стала с удвоенным вниманием слушать Евгению Васильевну.

Евгения была любимым и единственным ребёнком в семье, папа и мама её обожали, но, к сожалению, они рано умерли, погибли в автокатастрофе, и Евгения осталась одна.

От родителей ей достались три квартиры, одна в Нижнем, одна в Арзамасе, и одна здесь, в Меленце.

Уезжать в большие города она не хотела, осела в родном городе, а две трёшки сдала.

С Зиновием дело шло к свадьбе, но жильцы, которым она сдавала квартиры, не заплатили за последний месяц.

Решив всё выяснить, она позвонила им, и напоролась на грубость.

- Мы вам всё выплатили до копейки, - выдала собеседница, - квартира наша, и отстаньте.

- Что? – онемела Евгения, - я вам ничего не продавала! Подождите, это же не ваш голос!

- Ты там что, травы накурилась? – осведомилась женщина свистящим голосом.

- Убирайтесь из моей квартиры! – заорала Евгения, - что вы себе

позволяете? Я сейчас приеду, и в милицию заявлю. Вышвырну вас к чёртовой бабушке из квартиры!

С этими словами она швырнула трубку на рычаг, а сама, наскоро собравшись, рванула в Нижний.

Заехала в ближайшее отделение милиции, и с нарядом поехала в свою квартиру.

Теперь представьте шок женщины, когда ей сообщили, что квартира продана, и продана совершенно легально.

Не менее взбешённая хозяйка показала документы, а нотариус показал доверенность, которую Евгения якобы оформила на Зиновия, чтобы он мог продать квартиры. Да, да, вы не ослышались, он продал обе квартиры любовницы, и сгинул в неизвестном направлении.

Сначала она уверяла, что подпись поддельная, но графолог подтвердил иное, и тут Евгения вспомнила, что Зиновий приносил ей какую-то бумагу, и просил подписать.

Он сказал, что этот документ нужен работнице ЗАГСа, ему позвонили на работу, и попросили принести бумагу.

Евгения, обалдевшая, и ошалевшая от чувств, без слов подписала документ, даже не посмотрев, что ей подсунули.

В довершение всего выяснилось, что он украл все её деньги, которые она скопила, сдавая квартиры.

Милиция, конечно, пыталась его найти, но безрезультатно. Он просто сгинул.

- Вот ведь сволочь, - высказалась она сейчас, закуривая третью по счёту сигарету, - обманул меня, развёл, как не знаю кого. Но он это может, талантливо пудрит мозги людям, этого у него не отнимешь. Дал же Бог талант такому уроду. Ничего,

Господь долго терпит, но метко бьёт. Печёнкой чую, в этот раз ему не отвертеться. Наверное, какой-нибудь его предок был цыганом.

- Почему? – удивилась я.

- Потому, - рубанула с плеча Евгения Васильевна, - он словно

гипнозом каким обладал. Глянет, так обезоруживающе, и всё,

капец, сделаешь так, как он просит.

Что-то шевельнулось в моём воспалённом мозгу, так, тихонько, и тут же заглохло. Я так и не поняла, что меня так вдруг взбудоражило.

На улице опять стал моросить дождик, мы с Димой зашли в

близлежащее кафе, обоим дико хотелось есть, и заказали по салату.

- Гадость какая-то, - проговорил он, пробуя не слишком привлекательный на вид салат.

Я тоже попробовала, и была полностью с ним согласна. Поэтому мы покинули заведение, купили в ближайшем магазине хлеб и сыр, и, забравшись в машину, перекусили относительно нормальной едой.

- Где нам теперь искать этого Зиновия? – спросила я, потягивая кофе.

- Понятия не имею, - пожал плечами Дима, - но, думаю, если мы найдём Тимура, найдём и Зиновия. Они вдвоём действуют. - Кто же убил Веронику? – пробормотала я, вспомнив ещё

об одном насущном деле.

- Поехали завтра к этому твоему Эдуарду, - предложил Дима.

- Какому Эдуарду? – не дошло до меня.

- Эдуарду Федоровичу, заместителю Вероники.

- Ах, ты о нём, - протянула я, - ну, поехали. А при чём тут он?

- Хочу узнать, не было ли у Вероники любовника, лет эдак под пятьдесят.

- Так ты думаешь...? – я замолчала на полуслове.

- Только предполагаю, - ответил Дима, заводя мотор, - только предполагаю. Он один раз подставил любовницу. Думаю, он собирался повторить сей фокус ещё раз, что там произошло, не знаю. Но факт остаётся фактом, он решил по неведомым нам пока причинам убрать её.

Домой я прибыла поздно, скинула сапоги, и, едва волоча ноги, поплелась на кухню, откуда доносились вкусные запахи.

- Привет, - воскликнула я, но возглас получился слабый.

В кухне в этот момент ужинал Максим, Саша кормила малышей, а Октябрина Михайловна уговаривала Василинку съесть ложечку каши. Моя дочка уворачивалась от ненавистной ей манки, и хныкала.

- Привет, - поцеловал меня Макс, и я опустилась рядом с ним

за стол.

- Мама, мама, - забралась ко мне на колени Василинка, - скажи, чтоб меня не кормили кашей.

- А чем тебя кормить, детка? Мороженым? – улыбнулась я.

- Да.

- У тебя заболит горло, - я погладила её по синим волосам, - впрочем, сейчас мы кое-что соорудим. В детстве я это обожала, - я вынула из шкафа банку с вишнёвым вареньем, сгущёнку, и вишни.

Вишни были без косточек, Анфиса Сергеевна колупает их на пирог, я смешала с ними кашу, полила вареньем, сгущёнкой, и

Василинка стрескала всё, что у неё было в тарелке с прямо-таки крейсерской скоростью.

- Вкусно, - воскликнула она.

- Макс, ты чего такой молчаливый? – спросила я, впрочем, уже догадываясь, от чего он такой странный.

- Чёртовы старухи! – процедил он, потягивая кофе из чашки.

- Какие старухи? – улыбнулась Анфиса Сергеевна.

Максим дёрнулся, и, нервно закурив, начал рассказ.

У него день с утра не заладился, сначала отругало начальство, потом он в кафе, в которое они ходят, чтобы перекусить в обеденный перерыв, пролил себе на джинсы кетчуп. Собрался домой, чтобы переодеться. Но тут позвонил дежурный, и сообщил, что пришёл какой-то свидетель.

Пришлось срочно возвращаться в отделение, допрашивать свидетеля, тут он хотел поехать домой, но заявились две сумасшедшие старухи.

- Вот, - бросила одна из них какой-то пакет на стол.

- Ну, и что это? – осведомился Максим, глядя на пакет.

- Откройте, - потребовала одна из старух.

- Вы что тут, с ума посходили? – озверел Макс, - у вас там что, тринатрий толуол? Делать нечего на старости лет, решили поразвлечься столь своеобразным образом?

- Молодой человек, - склонила голову на бок старушка, - там нет никакой взрывчатки, всего лишь шкатулка.

- Твою мать, - выругался Максим, он находился на последней стадии бешенства, и вывалил содержимое пакета прямо на стол.